На часах было 13:00. У поста уже отирались, чего-то ожидая, две машины. Одна из них – грузовичок ЗИЛ – уже содержала автостопщика, немца, по имени Клаус. Было ему лет пятьдесят. Он с нетерпением ожидал покорить высоты Памирского тракта. Хорошо он подготовился: два рюкзака, сумка, в паспорте – визы Киргизии и Таджикистана и ксерокопия «пропуска» на Памирский тракт, которая обошлась ему аж в 40 долларов – делал он его через турфирму, и та прислала ему пропуск по Е-майлу. Как скоро узналось на таможне – на карманные и транспортные расходы немец взял полторы тысячи евро наличностью; остальные деньги у него были в Трэвел-чеках и на карточке. Ехал Клаус до первой таджикистанской деревни, расположенной на озере Каракуль: 100 км отсюда.

Не удивительно, что грузовик у немца оказался платным; хотели с него сперва $50 за эти 100 километров, потом он договорился на 500 сом ($10) и очень, думал, хорошо сторговался. Но пока я говорил с немцем, водители двух машин вылезли из подземного поста, и увидев рядом с немцем и рюкзакастого меня, закричали мне наперебой:

– Поехали, поехали!

– Пост – нет проблема! – восклицал водитель уазика, полного арбузов. Он рассчитывал выдавать на постах всем гаишникам по арбузу и таким образом решить все проблемы, а заодно и заработать на перевозке меня. Но я отказался, сказав, что, вероятно, они хотят с меня денег, а я подожду бесплатную машину.

– Нет, бесплатно здесь никто не возьмёт! – сообщили мне, уже в тысячный раз за мою жизнь, эту всегда ошибочную фразу. Пыля и урча, машины тронулись с поста в направлении далёких гор. А я остался у шлагбаума, потребляя воду, конфеты и лепёшку, имевшиеся у меня.

Через ровно пять минут подъезжает другой грузовичок, бензовоз. Водитель его, по имени Кабул (хорошее имя), везёт в Хорог бензин, гуманитарную помощь от фонда Ага-Хана.

О религии исмаилитов, об Ага-Хане – его духовном вожде – и о его фонде (оказывающим помощь всем жителям Памира) будет рассказано подробнее в своём месте.

Бензовоз на Памир

Итак, водитель Кабул ехал с бочкой бензина и со своим двенадцатилетним сыном в Хорог, взял и меня. Вскоре на горном подъёме мы догнали УАЗ с арбузами и грузовик с немцем: они чинились. Остановились посмотреть на тех, кого догнали: ну конечно, это оказались водители-друзья Кабула, ибо почти все водители, возящие груз по Памирскому тракту, знакомы между собой. Поговорили и пошли к юртам, видневшимся рядом, немца тоже пригласили.

Кто ездил на Памир из Оша, знает: на большом лугу, в долине Сары-Таша, на высоте 3300 метров над уровнем моря, летом стоят некоторые юрты, штуки три или четыре. Кочевые киргизы пасут там своих лошадей, собирают кизяк и угощают кумысом всех, кто проезжает мимо и останавливается возле их юрт. Я так и не узнал, как оплачиваются эти кумысно-молочные услуги, – но наши водители подарили в юрту арбуз.

Покумысничали, починили машины и поехали дальше. Дорога пошла серпантином вверх; вскоре миновали ещё два поста (уазик откупился арбузом, бензовозы – бензином). Вскоре передний ЗИЛ окончательно сломался.

Когда мы медленно, гудя, проезжали мимо, на ветру рядом со сломанным ЗИЛом стоял старый Клаус и махал руками.

– Ну что, не бросать же человека! – воскликнул Кабул и затормозил. Немец заглянул в кабину.

– Ах, there is no space! – Нет места!

– Блин, давай лезь скорей, there is a lot of space, – места хватит на всех, – отвечал я немцу. Но у него оказалось два рюкзака и сумка. – Это барахло наверх!

Над кабиной у нас был железный ящик, где я уже хранил свой рюкзак, туда можно было напихать и немецкое барахло.

– К сожалению, мои вещи не водонепроницаемые, – сказал по-английски немец и начал запихивать все свои рюкзаки и своё тело в тесную кабину. Вдогонку уже бежал водитель сломанного ЗИЛА:

– Заплатишь ему 700 киргизских! – строго заповедал он немцу и вернулся в свою сломанную машину.

Итак, мы поехали вчетвером. Мне было немножко неудобно, но не физически, а морально, ибо мы тут набились с немцем и рюкзаками в кабину, стало очень тесно. Я стал переводчиком, так мы и ехали, переводя друг друга. Дорога очень плохая. Мотор всё закипал, мы останавливались и поворачивались носом к ветру, чтобы остыть, а сами ходили вокруг кабины и остывали на ветру. Было ветрено и очень холодно – около нуля градусов, облака, дождь (чуть не переходящий в снег), сырость. Ладно ещё я – я прыгал, отжимался, приседал, а немец дрожал, завернувшись в куртку, как под Сталинградом в 1942-м. Я вспомнил поговорку: «Что русскому хорошо, то немцу смерть».

– Дорога очень плохая, – жаловался немец. – Говорят, на перевале есть хотель и можно заночевать за $1.

– Если и можно заночевать в этих местах, то, я думаю, только бесплатно, – отвечал я.

– А на перевале есть столовая? «Плов»? «Шашлик»? «Лангман»?

Водитель, услышав знакомые слова «Шашлик, плов», смеялся и просил передать немцу, что ни плова, ни хотеля, ни «шашлика» на перевале не ожидается.

По дороге два раза прокололи колёса и меняли их на остужающем ветру. Я помогал водителю по мере своих знаний; немец кутался, мёрз и вспоминал Сталинград. Дотянули кое-как до киргизской таможни; электричества на ней не было, шашлыка и выездных штампов тоже. Водитель отлил таможенникам бензина. Клаус предъявил свои многочисленные рюкзаки, и чего там только не было: кофе растворимый в большой железной банке, крем от загара и даже маска для подводного плавания (для высокогорноого озера Каракуль?!). А также лекарства от всех болезней, действительных и мнимых.

Я думал, что обе таможни – киргизская и таджикская – находятся друг напротив друга, прямо на границе, которая проходит по перевалу Караарт (4217 м). Но оказалось, что после киргизской таможни опять идёт подъём в гору по отвратительной дороге, а таджикская таможня – в нескольких километрах, чуть ниже перевала, по другую его сторону.

Таджики обитали в круглых вагончиках-бочках, в таких обитают у нас на севере нефтянники. На двери первой бочки была табличка с надписью по-русски: «СТОЙ! Предъяви паспорт и пропуск!»

Мы втроём (водитель, немец и я) вошли в дверь; сын водителя остался в машине, и вообще он никаких документов не предъявлял, из кабины не выглядывал. Таджики-пограничники сперва подумали, что мы с немцем оба буржуины. Среди погранцов была даже одна англоговорящая девушка, что нас весьма удивило. Записали наши имена, отлили по традиции бензин и мы получили штампы в паспорта. Немец предъявил свой отпечатанный на принтере пропуск; я – Дорожную грамоту.

Поехали! Солнце уже село. Быстро темнело и холодало. Какой-то человек на границе совершал намаз прямо на улице. Это подтвердило мои предположения, что Таджикистан – святая страна. Едем!

Ещё пара постов обошлись Кабулу ещё в несколько литров бензина (всего на 750 километров от Оша до Хорога уходит 60—80 литров бензина на взятки на постах). Кое-где машина опять закипала, я ходил с канистрой к холодным горным ручьям и набирал воду. И также пил из этих ручьёв. Одни были прозрачные, другие – красно-коричневые, с большим содержанием железа и глины. Клаус пил минералку из припасённых с собой нескольких бутылок. (Чудак, зачем сюда в горы воду потащил?) Наконец, уже часов в десять вечера, мы прибыли в пос. Каракуль, находящийся на высоте 3900 метров на берегу одноимённого озера.

В посёлке Каракуль живёт около тысячи жителей (по моей гипотезе). Темным-темно, свет лишь от луны, несколько убогих окошек светятся свечками и солярковыми лампами. Электричества здесь нет, хотя провода и лампочки висят – наследие СССР, когда здесь располагалась элитная воинская часть. Сейчас вояки остались, но элитность у них вся вышла вместе с запасами солярки и электричеством. В посёлке, помимо в/ч, имеется три-четыре придорожные столовые; в одну из них мы и направились.