______________________________________________________________________________

Было очень душно. Что там мои мальчики? Молчал небесный Хапи, мерцая и переливаясь в тишине. Накидка Нут была сегодня особенно черна.

Я побрела к огромному кедру, посаженному Усиром в тот день, когда наши Ка соединились в вечном союзе…

Но что это? В лаз крепостной стены проскользнула черная тень. Я подняла над головою факел:

— Кто здесь?!

Молодой шакал подогнул хвост, сел на пригорке и уставился на меня горящими во тьме желтыми глазами. Он скалился — я видела его мелкие зубки. Мне показалось, он хочет что-то вымолвить, но щенок забрехал, как и подобает его племени. Сейчас тут очень не хватало Инпу: каким-то непостижимым образом старший мой мальчик умел толковать поведение этих животных пустыни.

— Ты хочешь есть? Поди на задворки. Там, у двери кухни, ты найдешь себе пищу.

Шакал же потрусил ко мне, ухватил за подол и, пятясь, повлек за собою к воротам. И тут я поняла: это обещанный знак Инпу.

— Ты Упуат?

Шакал, порыкивая, завилял хвостом.

— Я иду, пусти меня и веди!

Мы с Упуатом спустились к берегу разлившейся реки. Пальмы стояли в воде, "дранка" их стволов была почти на высоту моего роста покрыта высохшим илом. Острые листья тростника еле виднелись над черной поверхностью Хапи.

Шакал поглядел вдаль и гавкнул. Даже преодолей я реку вплавь или на лодке, я не знаю тайного слова, которое пустило бы меня на закрытый остров.

Зверь понюхал землю и двинулся направо. И вот за стеблями папируса я узрела пристань и ладью перевозчика Анти. Шакал снова сел, отказываясь идти дальше.

И подумалось мне, что Анти наверняка знает тайные слова для входа на остров. Ведь он каждый день перевозит через Хапи островных жителей, перевозит он их и теперь, ничего не ведающих о событиях в Ростау. Но чтобы предстать перед Анти, мне нужно покинуть Ростау и…

— Передай Хентиаменти… — начала я, но Упуат уже исчез.

Я оказалась в мире смертных, и ничто не изменилось вокруг. Анти по-прежнему спал, облокотившись на борт своей ладьи, привязанной к свае мостка. Присев на корточки, я взяла из воды перламутровую раковину. Рачок, живущий в ней, вообразил себе опасность и забрался поглубже.

— Иди-ка сюда! — шепнула я, вытряхивая малыша на ладонь.

Рачок скорчился, прикрывая брюшко хвостом и нелепо двигая тяжелыми для него, но слишком мягкими, чтобы причинить мне вред, клешнями.

— Помоги мне, малыш, — и, слегка прищемив мой безымянный палец, он стал, начиная с клешни, оборачиваться золотым перстнем.

План созрел полностью. Я окутала себя мороком, а потом, взглянув в отражение на воде, сама поверила в свой обман: освещенная улыбающимся Хонсу, из реки на меня смотрела старая беззубая крестьянка с изуродованным оспинами лицом.

— Добрый человек! — доски мостка заскрипели под моими ногами, и Анти, вскинув голову, что-то угрюмо пробормотал, встряхнулся. — Добрый человек! Помоги мне переправиться домой. Да будут снисходительны к тебе великие боги, сынок!

— Какой я тебе сынок… — сварливо проворчал перевозчик, вытряхивая из волос пыль и опилки. — Не велено мне перевозить никаких женщин!

Я запричитала, громко голося и распугивая примолкших лягушек. Анти заткнул уши и замотал головой:

— Прекрати, прекрати вопить, гадкая старуха! Иначе ты отведаешь моего весла! — он угрожающе приподнял весло над головой, но я закричала еще громче, и ему пришлось освободить руки, дабы снова закрыть уши. — Умолкни, старая колдунья!

— Мой сын, мой мальчик, что пасет скот на лугах того острова, уже пять дней голоден, а мои слабые ноги донесли меня сюда только сейчас! Мои ноги! О-о-о! Мои ноги! Их перебили мне солдаты, когда явились в наше село, а я была еще молода! Теперь перед каждой грозой мои ноги болят и ноют! О, мои старые кости!..

— Какие ноги, какие кости, какие солдаты? Старая ты карга! Оставь меня и уйди! Анти должен выспаться, а скоро уже рассвет, и ты мешаешь мне, нищая дура!

— Я не нищая, мой господин! Я могу заплатить тебе!

— Это чем же ты можешь оплатить свой проезд? — заинтересовался Анти. — Не краюхой ли черствого хлеба?

Я подняла изорванный в лохмотья рукав, и на искореженной руке моей с черными выпуклыми венами и крючковатыми пальцами сверкнул перстень в виде маленького рачка. Глаза перевозчика блеснули еще ярче золота перстня.

— Ты украла его, мерзавка? — с сомнением спросил Анти.

Я отрицательно затрясла головой:

— Мой дед был конюхом у знатного вельможи в столице. Однажды он спас своего господина от неминуемой гибели, отведя колесницу в безопасное место. И вельможа пожаловал ему это украшение. Это благодарность, мой господин, я не воровка!

— Садись… — буркнул Анти, посторонился, когда я карабкалась в ладью, выскочил и отвязал веревку от сваи: — Плата вперед!

Я сняла перстень и подала его перевозчику. Заколдованный рачок пришелся в самую пору на безымянный палец мужчины.

Что же за ловушку подстроил Сетх моим сыновьям, если Инпу не справился своими силами и послал за помощью? Я смотрела на воду, расходящуюся перед загнутым носом тростниковой ладьи, плескавшуюся у бортов, шумящую за кормой. Как должна я поступить, дабы успели Нетеру принять решение в те пять дней, которых нет?

У пристани перевозчик сказал стражникам тайное слово, и они явили вход на остров.

— Кто эта женщина, Анти? — спросили они только.

— Это крестьянка, она везет пищу своему сыну-пастуху.

— Благодарю тебя, мой господин! — сказала я на прощанье Анти, но тот не удостоил меня взглядом и погреб обратно, время от времени любуясь моим подношением.

Я вошла в пальмовую рощу, вернула свой истинный облик и уже хотела вновь проникнуть в Ростау, как вдруг услышала голос моего старшего сына:

— Не торопись, мать!

Инпу лежал в гамаке, привязанном меж двух стволов. Глядя на меня, он скрестил стопы и слегка покачал ими.

— Хентиаменти! Что с Хором?

— Ничего, мама. Опасность миновала. Но Сетх, как и ожидалось, продолжает вести грязные игры. И пред людьми он должен засвидетельствовать свою неправоту. А потому не торопись пока входить в Ростау.

— Что придумал ты, Хентиаменти, мой остроумный сын?

— О, это план Тота! Не приписывай мне чужих подвигов, моя солнцеликая Исет! — он улыбнулся, откинулся в гамаке и надвинул на лицо свой шлем.

Желтые шакальи глаза уставились на меня. Инпу играючи повертел востроухой головой.

— Вчера на пиршестве я долил в вино одно хорошее зелье, и все пили его, очарованные непревзойденным вкусом. Но сегодня с утра они будут очень нуждаться в женском обществе.

Я рассмеялась. Что бы ни говорил Инпу, но такая шутка в его духе, и Тот здесь не при чем. Однако дальнейшее вполне мог придумать мой мудрый друг. Сын поведал мне его план.

Я разделась и вошла в воду, чтобы призвать силу стихии, уже не раз помогавшей мне. Облик прекраснейшей из смертных пришел ко мне, однако я была слишком взволнована и не могла вызвать в себе ту мощь женского очарования, которая заставляет мужчин терять голову. Инпу скинул шлем и, почесывая за ухом, наблюдал за мной, ловящей струи Нут и струи Геба на берегу. И вот наконец соблазнительный холодный ручеек потек по моей спине, вырываясь из чресл, а кипящий фонтан, обжигая внутренности, выплеснулся изо лба моего. И ожил мой образ, и заклубилась сила внутри меня. Сила женщины, сила, недоступная никому, кроме женщины — ни мужчине, ни дитю.

Инпу вскочил и, отворачиваясь, произнес:

— Ты достигла своей цели, прекрасная Исет! Но оденься и уходи поскорее, ведь я тоже пил тот божественный напиток вчера!

Мы засмеялись, я прикрыла свою наготу и побежала в деревню.

Ра просыпался за горами. И с самого утра он был таким, каким бывает лишь в самый жаркий полдень. Хорошее зелье изготовил мой хитроумный сын! Несладко придется нынче селянкам, не подозревающим о мире Ростау рядом с ними!