То же самое повторилось и в зале с мраморными юношами, слишком уж откровенно выставлявшими напоказ напряженные мужские органы. Но мисс Бринкер волновалась понапрасну. Единственным полотном, которое Клер изучала со сладостным ужасом, было «Жертвоприношение Каллирои», на котором прекрасная юная девушка с обнаженной грудью, увенчанная розами, в покрывалах, лежит без чувств, в ожидании смерти, у ног верховного жреца Кореза, убивающего себя ради ее спасения.

– Come along! – позвала ее мисс Бринкер. – Что особенного вы нашли в этой картине?

Но Клер, застывшая в напряженном созерцании, еще долго стояла перед этим посредственным Фрагонаром. Разумеется, ей захотелось пойти в Комеди Франсез; там она увидела «Ифигению» и «Полиевкта». Любая классическая трагедия тешила ей душу; больше всего ей нравились в них грандиозные катастрофы, благородные порывы, торжественные обряды. Да и у нее самой время от времени проскальзывали в голосе театральные интонации.

– О, да ты стала прямо-таки заморской принцессой! – воскликнула ее кузина Сибилла. – Нет, вы только взгляните на нее, Роже! Вы не находите, что она просто красавица, эта подружка невесты? Вот только, может быть, чуточку бледновата и чуточку слишком блондиниста… Тебе нужно слегка подрумяниться, Мелизанда!..[28] Ну-ка, идем со мной, я тебя подкрашу!

И Клер пошла за Сибиллой в ее туалетную комнату.

– Смотри, дорогая. Подрумяниваем скулы… Теперь губы… Теперь подводим глаза, чтобы подчеркнуть их голубизну… Ну, вот и все. Картина готова. Тебе очень идет, лапочка! Убедись сама! – И она подвела Клер к зеркалу.

Ярко-красные губы, черные ресницы, оттенявшие светло-голубые глаза, золотистая, как зрелая нива, копна волос… Клер, которой мать всю жизнь твердила, что она уродлива, была все той же скромной, неуверенной в себе девушкой, но теперь она не могла не любоваться новым, непривычным обликом, который подарило ей ее отражение.

На следующий день госпожа Форжо повезла дочь к известному кутюрье. Свадебные наряды были подарком дяди Шарля, открывшего кредит своей невестке в магазине Дусэ.

– Нам нужны два платья, – сказала мадам Форжо продавщице. – Одно для церкви (вы знаете, по какому образцу, – вот это розовое тоже куплено у вас). Второе, декольтированное, для приема по случаю подписания брачного контракта. Я думаю, оно должно быть из черного бархата.

– Но черное не подходит молодым девушкам, – ответила продавщица, неодобрительно поморщившись.

– Моя дочь выглядит старше своих лет, а черный бархат подчеркнет белизну ее кожи.

Помощница продавщицы проворно облачила Клер в узкое черное бархатное платье, отделанное горностаем, а затем в тяжелый наряд инфанты из черного же плюша с венецианскими кружевами у выреза. Клер, молча стоявшая в примерочной, с изумлением услышала слова матери:

– Слишком маленькое декольте. Плечи и грудь – лучшее, чем она может похвастаться; нужно, чтобы они были видны как следует.

Клер, испуганная взглядом матери, казалось взвешивавшим ее «фунт мяса»,[29] вспоминала увиденную в Лувре картину под названием «Рабовладельческий рынок». Впервые в жизни она поняла, что обладает чем-то ценным, годным на продажу, и этим «что-то» была она сама.

Накануне полковник возил Клер в Оперу на «Фауста» Гуно. И теперь, возвращаясь из магазина в фиакре, мать заговорила о вчерашнем:

– Я ни за что не повела бы тебя на такую вещь, потому что считаю этот сюжет омерзительным, но твой отец с некоторых пор ни в чем тебе не отказывает, и он настоял на своем; ну что ж, по крайней мере, пусть это послужит для тебя уроком. Ты видела, что сталось с Маргаритой из-за того, что она доверилась Фаусту? В доме у дяди Шарля ты встретишь молодых людей. И возможно, они будут ухаживать за тобой. Так вот, держи их всех на почтительном расстоянии. Запомни, что мы бедны и что у тебя есть только одно богатство – твоя девичья честь. И именно это может привлечь к тебе какого-нибудь мужчину. Если ты позволишь ему себя целовать, если в обществе начнут говорить, что ты доступна, ты потеряешь в его глазах всякую ценность.

– Мама, а что, если я полюблю какого-то молодого человека, а он полюбит меня?

– Ну, тогда он обязан на тебе жениться. Ты ведь слышала вчера в Опере: «Мой совет: до обрученья дверь не открывай!» Надеюсь, ты меня поняла? Да и обручение тоже еще не гарантия. Брак – это не совокупление, это серьезное жизненное устройство. Тот, кто захочет стать твоим мужем, должен иметь средства, чтобы обеспечить тебе достойную жизнь. Детей не прокормишь любовью и водой из ручья. Кроме того, ты обязана подумать и о нас с отцом.

Клер мысленно продекламировала:

– Мы отказывали себе во всем, лишь бы достойно воспитать тебя, – продолжала мадам Форжо. – Наняли тебе замечательную воспитательницу, а сейчас готовы истратить весь прошлогодний доход на месяц твоего пребывания в Париже. Значит, когда-нибудь нужно вернуть нам эти деньги. Ведь мы там, в Сарразаке, обязаны вести жизнь, приличествующую нашему положению, да и замок требует ремонта. И в твоих интересах, так же как в наших, сохранять и поддерживать имение. Сарразак принадлежит семье твоего отца уже больше ста лет. И если тебе удастся заполучить щедрого мужа; если он, как мы надеемся, привяжется к Лимузену, – твое будущее обеспечено. Девушка столь благородного происхождения не должна думать только о себе, ее долг – сберечь наследие предков. Твой отец – весьма достойный человек, но отнюдь не деловой. Один Бог знает, как я об этом сожалею! А мы, женщины, обязаны блюсти интересы семьи.

И Клер с холодной иронией опять прочла про себя:

Фиакр проезжал по Елисейским Полям. На террасах кафе сидели счастливые парочки, наслаждавшиеся весенним воздухом. И Клер была готова – не столько ради прогнившей кровли Сарразака, сколько ради такой жизни – воспользоваться своей новой властью, красотой юного, драгоценного тела. Неожиданно она почувствовала благодарность к матери за ее столь откровенные наставления.

«Такой она мне больше нравится, – подумала девушка. – По крайней мере сегодня Клитемнестра высказала то, что у нее на сердце».

И Клер спросила, со скрытой иронией:

– Мама, а что, если мне понравится бедняк?

– С разумной девушкой такого случиться не может – конечно, если она сама не захочет. Ты не должна верить во всякие романтические бредни. Любовь – это не болезнь, которую подхватывают, как насморк. Это склонность, которую можно в самом начале победить или поощрить.

– Однако вы сами согласились выйти за моего отца, хотя у него не было состояния?

Она ожидала сурового выговора, однако госпожа Форжо в этой новой обстановке, казалось, решила говорить с дочерью на равных, как со взрослой:

– Твоему отцу в то время прочили блестящее будущее. Даже мои родители сочли, что этот брак для меня – наилучший выход. У них было три дочери на выданье, три дочери почти одного возраста, – ты же знаешь, что я всего на год старше моих сестер-близняшек. Справедливо или нет, но я считалась самой красивой из трех и была препятствием для их замужества – ведь в наших семьях принято выдавать сначала старшую дочь. Может быть, мои родители слегка поторопились. Но они же не могли предвидеть, что твой отец подаст в отставку. Мужчины семьи Форжо всегда входили в военную элиту.