То, что Шоу говорит о демократии в этом разделе, в полной мере истинно, но он забывает привести какие-либо доказательства того, что причина испорченности, против которой он столь рьяно возражает — «классовая стратификация доходов». Возражения, которые он предоставляет, есть возражения против демократии. Проблемы, на которые он сетует, вряд ли существенны в Германии, с одной стороны, но, с другой, весьма распространены в Индийских Штатах.
Иисус как экономист
Поэтому, думается, нам следует начать утверждать право на доход как неотъемлемое и одинаковое для всех точно так же, как мы уже утверждаем как неотъемлемое и одинаковое для всех право на жизнь. На самом деле одно право есть лишь подтверждение второго. Повесить меня потому, что я перерезал горло докеру, когда тот набросился на меня за то, что я бросил его голодать, не найдя ему судна на разгрузку — идиотизм; ибо поскольку он может причинить куда меньше вреда с перерезанным горлом, чем когда голодает, рациональное общество должно ценить головореза много больше, чем капиталиста. Всё стало таким очевидным, а зло — таким неустойчивым, что, если очередная попытка нашей цивилизации не провалится точно так же, как предыдущие, мы должны организовать наше общество так, чтобы оно смогло сказать каждому человеку на Земле: «Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться?» У нас больше не будет племени людей, чьё сердце — в их карманах, в их сейфах, у их банкиров. Ибо Иисус говорил: где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Вот почему он учил, что деньги не должны быть сокровищем и что нам следует постараться относиться к ним с большим пренебрежением, освободив наш ум для более высоких целей. Иначе говоря, все мы должны стать хозяевами, заботящимися о своей стране так же, как страна заботится о нас, а не скупыми хамами, которыми мы становимся, когда делаем всё и вся ради денег и продаём наши тела и души фунт за фунтом и дюйм за дюймом, полдня набивая цену. В самом деле, считаете вы Иисуса Богом или нет, вам, тем не менее, придётся признать, что он был первоклассным политэкономом.
В данном разделе мистер Шоу немного идёт на попятную. Под равным доходом он, оказывается, имеет в виду, что всем должны быть гарантированы минимальные условия для жизни. Это более разумное предложение. Возражения на это носят, в основном, чисто практический характер, и средней руки брокер, конечно же, способен обмозговать их за пять минут, так что они не обязательно должны становиться камнем преткновения.
Но затем мы возвращаемся к Иисусу, чей совет кристаллизуется в следующем предложении: «Иначе говоря, все мы должны стать хозяевами, заботящимися о своей стране так же, как страна заботится о нас, а не скупыми хамами, которыми мы становимся, когда делаем всё и вся ради денег и продаём наши тела и души фунт за фунтом и дюйм за дюймом, полдня набивая цену». Отсутствие здесь практической схемы, позволяющей реализовать эту замечательную программу, может привести некоторых думающих людей в лёгкое недоумение. Раздел завершается словами: «В самом деле, считаете вы Иисуса Богом или нет, вам, тем не менее, придётся признать, что он был первоклассным политэкономом». Похвала сэра Хьюберта Стэнли
похвала искренняя, и никому не устоять перед искушением попытаться заслужить её так просто; итак, начнём. Я полагаю, все мы должны быть царственными, как Карл Великий, с умом как у Ньютона, с сердцем как у Шелли, с душой как у Гёте, и с телом, в котором Геракл соединяется с Антиноем. В самом деле, считаете вы меня Богом или нет, я тоже в некотором роде парень что надо!
Иисус как биолог
Как мы можем заметить, он был ещё и первоклассным биологом. Полтора столетия пропагандистов эволюционного учения, от Бюффон и Гёте до Батлера и Бергсона , убедили нас в том, что мы и наш отец едины; что царствие небесное — внутри нас, и что нам не нужно ходить в поисках его и кричать: «вот, здесь!» и «вот, там!»; что Бог — не напыщенный старичок в белых одеяниях, нарисованный в семейной Библии, но дух; что через этот дух эволюционируем мы к жизни с большим избытком; что мы есть светильники, в которых горит свет мира: что, наконец, мы — боги, хотя и умираем, как люди. Всё, о чём говорит сегодня биология и психология; и стремление сторонников естественного отбора вроде Вейсман свести эволюцию к простому автоматизму не затрагивает доктрины Иисуса, хотя и сводят на нет труды теологов, представляющих Бога магнатом, разводящим людей и ангелов, как лорд Ротшильд разводит в Тринге буйволов и эм .
Уму непостижимо, из каких таких соображений мистер Шоу утверждает: «Как мы можем заметить, он был ещё и первоклассным биологом». Все приведённые доказательства — это фраза, что «мы и наш отец едины», которой Иисус никогда не произносил, и ещё пара-тройка высказываний в том же духе, которые, как показано выше, вовсе не представляют доктрину Иисуса.
Мистеру Шоу можно напомнить, что со времён задолго до Иисуса и по сей день обычное приветствие двух индусов при встрече — сложить ладони вместе (что означает для них отрицание двойственности) и сказать: «Ты есть Оно», где слово «Оно» означает высшее существование за и над каким бы то ни было личностным и творящим Богом. Подлинное
высказывание Иисуса («Я и Отец — одно, ваш же отец — диавол») вряд ли соотносится с подобными рассуждениями.
Полстолетия назад искусство интерпретации самовлюблённой мании величия и сектантского фанатизма как мистического монизма дало сто очков вперёд тем, кто попытался усмотреть современную науку в Книге Бытия. Но я совершенно не представляю, как мистический монизм может сочетаться с фанатичностью.
Деньги, повивальная бабка научного коммунизма
Непонятливый читатель может здесь поинтересоваться, почему бы нам не прибегнуть к нерафинированному коммунизму, предписанному апостолам. Это будет совсем несложно в деревне, где производство ограничено теми простейшими потребностями, которыми природа наделила каждого в равной мере. Мы знаем, что всем людям нужны хлеб и обувь, и не ждём, что они придут, потребуют эти вещи и предложат за них заплатить. Но когда цивилизация развивается до точки, когда начинают производиться товары, не являющиеся абсолютно необходимыми, которыми увлекаются или могут пользоваться лишь немногие люди, становится важно, чтобы кто-то смог изготовить эти предметы на заказ и назначить за них свою цену. Безопаснее предоставить хлеб каждому, ибо каждый испытывает голод и ест хлеб; но будет абсурдом обеспечивать всех микроскопами и тромбонами, домашними змеями и клюшками для поло, дистилляторами и пробирками, из которых девять десятых пропадут без толку; и девять десятых населения, никогда не пользующиеся всем этим, будут против обладания подобными безделушками.
В неоценимом инструменте, именуемом деньгами, мы имеем средства, позволяющие каждому заказать и оплатить именно то, что он желает, в довесок к тому, что ему нужно для выживания, и тому, на обладании и использовании чего — хочет он того или нет — настаивает государство; например, на одежду, медицину, армию и флот. В больших обществах, где, в общем и целом (плюс-минус небольшая погрешность), может быть предусмотрен даже самый эксцентричный спрос на производимый товар, можно будет (после недолгих экспериментов) найти прямой коммунизм (бери бесплатно то, что пожелаешь, как это делают в моррисовских «Вестях ниоткуда» ) не только возможным, но и выгодным в такой степени, которая кажется сейчас невозможной. Спортсмены, музыканты, физики, биологи получат свои инструменты по первому требованию, так же легко, как свой хлеб или (в настоящее время) свои мостовые, уличное освещение и мосты; и глухой не станет возражать против производства общинных флейт, если музыкант будет участвовать в производстве общинных слуховых аппаратов.
Бывает, что спрос (например, на радий) может ограничиваться узким кругом лабораторных работников, но за его удовлетворение приходится платить всему обществу, ибо цена превосходит средства любого конкретного сотрудника. Но даже когда увеличение пособий поднимет коммунизм до высот, кажущихся сегодня недостижимыми, ещё на долгое время останутся области спроса и предложения, в которых людям будут нужны деньги или частные кредиты и для которых, следовательно, им понадобятся личные доходы.
