Трудно спорить всерьёз с выводами мистера Шоу о том, что доля каждого члена общества должна быть одинаковой. Такое положение дел означает лишь, что всё самое редкое и прекрасное просто перестанет существовать. Даже если мы допустим (что является огромным преувеличением), что доход каждого человека будет равен пятистам фунтам в год, кто сможет носить жемчужное ожерелье ценой в сотни тысяч фунтов? Его денежная стоимость оказывается превыше всеобщего распределения. Ожерелье придётся разобрать на запчасти или сдать в музей, и вся его ценность будет потеряна для человечества.
Подобно тому частной собственностью не смогут являться картины какой бы то ни было ценности, прекрасные дома или сады, какие-либо парки кроме публичных, не приносящих (во всяком случае, мне) ничего, кроме ощущения мрачной неудовлетворённости, и даже неспособных порадовать тех людей, для пользы которых они были устроены. Парк Баттерси, например, находится в трёх минутах ходьбы от многочисленных трущоб; но дети играют в трущобах, не в парке.
Очевидно также, что никто не станет работать отлично, если не будет получать за это отличную зарплату. Не будь возможности так или иначе улучшить своё положение — даже злословя на меня (Мф. 5:11-12) более, чем я сам в этом очерке, — я и не подумал бы рыпаться. Люди готовы пойти на смерть, чтобы улучшить этот мир или сделать счастливее жизни тех, кого они любят.
Но когда ничто не может сдвинуться с мёртвой точки, они «не станут вредить себе», они не будут рисковать. Человечество погрузится в стагнацию.
Капитан и юнга
Поэтому речь идёт и всегда шла не о чём ином как о классовом различии достатка. Уже установилось экономическое равенство и между капитанами, и между юнгами. Однако предметом обсуждения до сих пор является экономическое равенство между капитанами и юнгами. Что тут мог бы предложить Иисус? Наверное, он сказал бы, что, если твоя задача состоит лишь в том, чтобы нанять капитана и юнгу доставить тебя из Ливерпуля в Нью- Йорк или управлять судами и подносить порох от погреба до пушки, тебе стоит давать юнге не более шиллинга на каждый фунт, который ты даёшь капитану, чья подготовка обошлась гораздо дороже. Но если, помимо этого, ты захочешь взглянуть на две человеческие души (неотделимые от капитана и юнги и единственно отличающие их от паровой машины), дабы оценить все их качества, тогда ты можешь обнаружить, что юнга куда ценнее капитана, ибо труд юнги не творит с душой всего того, что может сотворить с ней труд капитана. Поэтому ты должен дать ему, как минимум, столько же, сколько и капитану, если только не хочешь сделать его низшей тварью (и тогда лучше просто повесить тебя, как подпольного аборциониста). Таков фундаментальный аргумент.
Мистер Шоу приводит следующий довод касательно заработной платы этих двоих: «Поэтому речь идёт и всегда шла не о чём ином как о классовом различии достатка. Уже установилось экономическое равенство и между капитанами, и между юнгами. Однако предметом обсуждения до сих пор является экономическое равенство между капитанами и юнгами. Что тут мог бы предложить Иисус? Наверное, он сказал бы, что, если твоя задача состоит лишь в том, чтобы нанять капитана и юнгу доставить тебя из Ливерпуля в Нью-Йорк или управлять судами и подносить порох от погреба до пушки, тебе стоит давать юнге не более шиллинга на каждый фунт, который ты даёшь капитану, чья подготовка обошлась гораздо дороже. Но если, помимо этого, ты захочешь взглянуть на две человеческие души (неотделимые от капитана и юнги и единственно отличающие их от паровой машины), дабы оценить все их качества, тогда ты можешь обнаружить, что юнга куда ценнее капитана, ибо труд юнги не творит с душой всего того, что может сотворить с ней труд капитана. Поэтому ты должен дать ему, как минимум, столько же, сколько и капитану, если только не хочешь сделать его низшей тварью (и тогда лучше просто повесить тебя, как подпольного аборциониста). Таков фундаментальный аргумент».
Воистину, здо'рово услышать, наконец, фундаментальный аргумент! Единственное, чем можно это объяснить — тем, что Шоу допускает обычную ошибку, путая деньги с выражаемой деньгами стоимостью. Если у человека есть всё, чего он желает, он всё равно может быть одержимым деньгами, в терминах которых он исчисляет своё богатство. Предположим (к примеру), что мне хочется достичь высочайшего и всепревосходящего мастерства в том или ином искусстве, например, в систематизации английских законов. Чтобы я смог достичь этого, мне придётся с детства следовать по чрезвычайно специфическому пути. Со мною всегда должны быть слуги, доставляющие мне пищу и одежду, дабы я никогда не задумывался о них. У меня под рукой должны быть секретари, хранящие мои рукописи, разыскивающие для меня справочную информацию и оказывающие мне тысячу иных услуг. Мне понадобится комфортабельный дом, огромная библиотека и тысяча других вещей, каковые есть выражение богатства и каковые, конечно же, не могут быть у каждого. В таких условиях я не буду раздумывать, определите ли вы моё жалованье как цент в год или доллар в минуту. И поскольку я наслаждаюсь этими особыми преимуществами, они не могут в равной степени ублажать всех тех, кто работает под моим началом. Совершенно непонятно, как можно духовно компенсировать им низкий уровень их рода занятий, просто дав им большую зарплату, чем у меня. Если устроить что-то в этом духе, это сделает их непригодными к той работе, для которой они предназначены.
Не знаю, правда ли мистеру Шоу хотелось бы повесить меня, как подпольного аборциониста. Я определённо не «хочу сделать кого-то низшей тварью по сравнению с кем-то другим», но я признаю, что между разными людьми есть неизбежные и многочисленные различия. Таковы уж свойства природы, что мистер Шоу не равен среднестатистическому аборигену Дагомеи. Его, должно быть, совершенно не вдохновит чья-нибудь просьба нашинковать и приготовить пухленькую молодку!
Главная ошибка всех социальных идеалистов — в их определении равенства. Индийская кастовая система и даже, в какой-то степени, идеал англиканской церкви куда разумнее. Индийцы признают, что должны быть и воры, и шлюхи, и убийцы, и даже судьи; и у каждого класса есть особая гордость. Каждый может в полной мере проявить свою душу на собственной жизненной орбите, если только исполнит свой долг на «том поприще, на которое Богу было
угодно его призвать».
Судья не «ниже» шлюхи; он просто другой; и уважающий себя судья не станет жаловаться на своё бессилие. Он компенсирует собственное желание извлечь наибольшую пользу из своего положения, веселя народ нелепостью своих решений. Он дарит материал для насмешек Свифту, Гилберту и самому Шоу и на смертном одре сможет сказать так же бодро, как Уэйнрай или Криппен: «Я совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить».
Что нужно — так это самоуважение, копаешь ты яму для отхожего места или командуешь армиями. Ты должен понимать, что оказываешь обществу услугу. Твоё правительство должно помогать тебе делать это. Немцы, с их здравым смыслом и грамотным пониманием психологии, уже далеко ушли в этом направлении, поэтому у нас есть мясничиха Шмидт, и булочница Мейер, и свечница Ринглер. Счастье приходит с гордостью за то, кто ты есть, несчастье — с желанием быть чем-то, чем ты не являешься. Недовольство в Англии — главным образом результат царящего повсюду глубокого общественного снобизма.
Политическое и биологическое возражения против неравенства
Но есть и другие причины возражать против классовой стратификации доходов, накопившейся со времён Иисуса. В политике она побеждает всякий способ правления, кроме всё той же — непременно коррумпированной — олигархии. Демократия самых демократических современных республик — например, Франции и Соединённых Штатов, — есть обман и заблуждение. Она умаляет законность и закон до фарса: закон становится всего лишь документом для удержания бедняка в подчинении; и судить рабочих берутся не по решению их сотоварищей, но по сговору их эксплуататоров. Пресса есть пресса толстосумов и проклятие обездоленных: становится опасно учить людей читать. Священник становится простым дополнением к полицейскому среди тех средств, которыми помещик угнетает крестьян. Хуже того, брак становится классовым делом: неограниченный выбор, предоставленный природой всякому молодому человеку в поисках пары, сужен до множества лиц со схожим доходом; а красота и здоровье превращаются из нормы жизни в мечты художников и лозунги знахарей. Общество не просто разделено, но и, воистину, раздроблено на мелкие кусочки межклассовым неравенством прибыли: устойчивость такого положения вещей есть следствие огромной сплочённости людей, обладающих равным доходом.
