Но чего нет, того нет.
Даже пожалела, что берет с черепом снять не догадалась. Как-то он нелеп в этом месте.
Марина даже толком не знает, как к Сордару подойти. Вроде бы по-прежнему брат, но одновременно и прославленный герой войны. А таких людей живьем Марина видит впервые.
— Привет, сестренка! — совершенно как раньше. — Всё хорошеешь!
Марина подходит неторопливо, зачем-то держит руки за спиной.
— Здравствуй, Сордар. Здорово ты мирренский флот гонял. — говорит Марина, понимая, что сморозила глупость. Но Сордар её не упрекнёт. Никогда. И ни за что.
Адмирал хохотнул.
— Нет, я, конечно, знал, что писаки всё переврут, а безопасность с министерством пропаганды им ещё и помогут, но чтобы до такой степени…
— А что не так?
— Ну, вообще-то, это не я гонял мирренский флот, это как раз они гоняли меня.
— Но было написано…
— Знаешь, я не читаю. После возвращения на линкоре дней пять не было ни одного трезвого, корабельный кот — и тот был пьян. И, кажется, до сих пор страдает от похмелья, а валерьянки на корабле нет даже в таблетках. Все кисаньке вылили. А лично я двое суток без перерыва спал, а потом тоже нажрался так, что в себя пришел, только когда поезд к столице уже подходил.
— Так значит, в газетах писали неправду?
— Кое — что всё-таки было. Мирренов за мягкое пощупали знатно, — на миг лицо адмирала ожесточилось, — долго они теперь нас вспоминать будут.
Все на ходу. Купца засечешь — либо разведчиков с бомбами посылаешь, либо сам по рации: "Лечь в дрейф. Рацию не включать. Десять минут на оставление судна". И торпедой, зря что ли у нас на корме два аппарата стоят? Потом их базу гидроавиации на острове обстреляли. С десяток "Кашалотов" прямо на стоянке утопили. Если разведка не врала, у них этих летающих лодок всего-то штук тридцать выпущено. Бензохранилище рвануло… Тебе бы понравилось!
Все их восемь быстроходных линкоров за мной шли. У меня хоть и сверхлинкор, но против восьми — как-то не очень. Двоим мы впрочем "понавтыкнули" подарочков миль с двадцати, — адмирал оскалился, — Одного до базы так и не дотащили, а второй год ещё в море не покажется. Хоть, будь у них наши радары — хрен бы мы ушли. Попадания были — хорошо хоть все в пояс да главные башни. На совесть броню сделали, еще, когда линкор строили, видел, как плиты из первой партии отстреливали. У нас на полигоне есть опытное шестисотмиллиметровое орудие. Вот из него по плите снаряд и всадили. Не пробило. Потом эту плиту в базу привезли. Сейчас у стоянки линкора памятником подрабатывает. Пусть новобранцы любуются и проникаются, так сказать, честью, на каком корабле им выпало служить.
То, что от сотрясения радары из строя не вышли — чудо, но именно это чудо нас и спасло. Хотя на первой башне дальномер все-таки раскурочили.
— А почему именно тебя послали?
— А потому, что у этого агроменного линкора охрененная дальность плавания. Шучу. Хотя каждая шутка далеко не всегда шутка. Линкор отчасти и проектировался для таких рейдов. Снабжение частей, действующих на Тропическом материке, что у нас, что у них, осуществляется по морю. Приличных портов там — раз, два — и обчелся. Вот у нас и решили взять один из этих портов. Другой от него — в нескольких сотнях кэмэ, а тащить по джунглям на такое расстояние что-либо — то ещё развлечение. Наступление должно было начаться почти одновременно с рейдом — запасы наших частей значительно выше, а миррены не смогут послать подкрепления, зная, что в центре океана линкор резвится. У них во флоте снабжения масса зафрахтованных судов, капитаны которых не самоубийцы.
— А трусов нужно судить по законам военного времени, одного расстреляешь — у остальных резко смелость прибавится.
— Не прибавится. Смелость или есть, или её нет. А если капитан так уж не захочет в море — он всегда сумеет организовать на судне поломку так, чтобы точно месяца два не появляться в море. Но мы отвлеклись. Перетрусили миррены основательно — разведка докладывает, что трансокеанское судоходство практически прекратилось. Хотя в ряде портов все склады забиты военным имуществом, предназначенным для тропического материка, погрузка не осуществляется, и в море не выходят. Ждут формирования крупных конвоев. Наступление на порт тем временем развивается успешно. Уже отмечено, что у мирренской артиллерии жестко лимитированный расход снарядов.
Миррены явно опасаются повторения рейда.
— А его разве не будет? — спросила Марина тоном обиженного ребёнка.
— В ближайшее время — нет. Мирренам не обязательно знать, что "Владыка" вышел из строя месяца на три-четыре, может больше — это уже от промышленности зависит. Да и к тому же, к повторению старого они наверняка окажутся готовы. К примеру, поставят мины на тех банках, где мы весьма лихо проскочили. Да и вряд ли наши рыцари невидимого фронта так быстро сопрут у мирренов их новые приборы. Если хочешь мирренов неприятно удивить, — надо придумывать что-то новое.
Я на всех погибших представления к Звезде написал — и пусть только попробуют не дать. А всем, кто РЛС обслуживал — тоже написал, а не дадут — от своего имени орден создам и их первыми кавалерами Звезды с бриллиантами сделаю. Принц я в конце концов или кто! Если бы не они — хрен бы тот дозорный крейсер увидели и одним залпом потопили. В эту дыру в дозоре и проскочили.
— Дадут. Всем Звезды дадут, и вообще, все, что скажешь. Уже указ опубликован о награждении всего экипажа Военной звездой "За заслуги" и даровании кораблю гвардейского флага. Твой корабль- третий в истории, этим флагом награжденный.
— Да ну. — адмирал как-то совершенно буднично воспринял сообщение о награждении корабля высочайшей наградой для воинской части.
— Как там Тайфун поживает?
— Убит он. Можно сказать, на боевом посту.
— Как так? Он же молодой был, трёх лет не было?
— А вот так. Он, хотя и имел свое место в кубрике, как тревога, сразу оказывался на палубе. Считал, видимо, что его присутствие у зенитных автоматов — что-то вроде их охраны. Там и убило. Пулей с истребителя. Сразу насмерть. Вот так. На берегу похоронен, и памятник сейчас делают.
Марина озадаченно смотрит куда-то вдаль. Вот так, для неё впервые где-то рядом прошлась смерть. Умер кто-то, кого она знала и даже кормила мясными обрезками. Она когда-то гладила Тайфуна. Пёс лизал ей лицо. И вот теперь его нет.
Сордар плюхается на жалобно пискнувшую скамейку.
Закинув руки за голову, странно щурясь, смотрит на колышущуюся листву.
Угрюмая Марина подходит и садится рядом. Что-то не понимает она Сордара. Столько почестей, — а ему как-то всё равно. Вот ей Тайфуна жалко.
— Знаешь, Марина, наверно, я просто устал, и не отошел ещё от этого похода. Всё равно как-то. Награды эти, почести. Главное, что жив. Знаешь что? — он резко разворачивается, — Давай в столицу съездим?
— Чего я там не видела?
— В "Военной книге", например, многого.
— Поехали!
Адмирал заставил Марину надеть шлем — что-то раньше Марина не замечала за ним такого строгого соблюдения "Правил Дорожного Движения".
К стеклу мотоцикла прилеплен какой-то пропуск с толстой красной чертой наискосок и надписью "проезд всюду".
— Зачем тебе это?
— Война. Въезд и выезд личного автотранспорта в столицу ограничен.
Впрочем, скоростной режим на дороге Сордар по-прежнему не намерен соблюдать. Несётся, как бешеный. Несколько раз даже поднимал мотоцикл на заднее колесо, что неизменно вызывало восторженный вопль Марины. Она любит скорость. Ветер навстречу, ветер свистит в ушах. Так здорово!
На въезде застрял грузовик с прицепом. Марина удивленно вертит головой по сторонам — с последней её поездки на дороге многое изменилось. Полицейские сплошь немолодые, все какие-то сумрачно-настороженные. Марину особенно поражает, что все полицейские с автоматами. Она привыкла считать автоматы армейским оружием, а у полицейского и пистолет не всегда есть. А тут… Да и автоматы какие-то странные: на стволе кожух весь в дырках, обойма вставляется не снизу, а сбоку, и это не привычный рожок или диск, а какой-то гибрид того и другого.
