— А двадцать лет тому назад, — продолжает Сурен, — Гагарина ждали страшные перегрузки. Теперь их не будет. Немножко научились бороться с ускорением… Мы легко, как в самолете, оторвемся от Земли. Правда, потом будет тяжелее… — Сурен задумывается. Он говорит с легким акцентом и всегда медленно, как бы подбирая слова. — Набрать пять тысяч километров в секунду без перегрузок трудно, хотя стабилизаторы любое равномерно-ускоренное движение превращают в привычное ощущение земного тяготения.
Яркий след очередной ракеты прочертил небо… Он гаснет, растворяясь среди звезд.
Тишина. Живицей пахнет свежая хвоя.
Девушка в белом неслышно приходит из темноты:
— Спокойной ночи, дорогие товарищи! Пора!
ПАВЛИЙ ЗОРЬ И ЕГО ДОЧЬ
1
Среди множества звезд в темном небе мерцал чуть заметный Анлорес. С именем этой звезды связана самая трагическая, а может быть, и самая прекрасная легенда древности.
«Легенда? Легенда не оставляет после себя строгих цифр, научных наблюдений и новых законов. А это — целая эпоха в науке», — так думал Павлий Зорь, главный руководитель астрономических работ мира, ученик гениального Доса Дина — того, который вплотную подошел к миру отрицательных энергий.
«Но это и легенда… Потому что люди ее остались навсегда сказочно-живыми. Пылинки жизни, брошенные в Космос, несущиеся неведомо куда…»
Павлий Зорь сидел в Паласе Наблюдений на берегу южного моря.
Среди пышной, сейчас темной, зелени светились дворцы из нинолина. Их прозрачные стены пропускали почти все лучи. И было видно, как там склонялись над аппаратами люди.
Но Павлий Зорь на мгновенье окунулся в кромешную тьму Космоса. А ракета летит, летит в неизвестное почти со скоростью света. Четверо в кабине. Им незачем обманывать себя. В реакторе уже не пиозин, а новое, во сто крат более мощное топливо. И они этим топливом не владеют. Ракета будет носить их в пространствах Вселенной много дней, много лет, пока не иссякнут все запасы, и тогда они постепенно, один за другим уйдут из жизни. А пока…
Какая трагедия разыгралась у Юпитера? Вот уже шестьсот лет Земля пытается проникнуть в эту тайну. В какой-то мере это удалось Досу Дину. Удалось благодаря очень точным информациям, регулярно поступающим от астронавтов планетоплана «Вперед!» Это невероятно! Но несомненно! Информация поступала! Она начала поступать через сто пятьдесят лет после того, как радиостанции мира вынуждены были сообщить: «Первая экспедиция к Юпитеру кончилась трагически. Космоплана „Вперед!“ больше не существует. Вечная слава героям, павшим в борьбе за расцвет человеческого Разума!»
Гибель корабля не была зафиксирована приборами. Вдруг, на девяносто третий день работы экспедиции, когда к Земле уже шли многочисленные сообщения: все хорошо, наблюдения ведутся согласно плану, самочувствие прекрасное — связь оборвалась…
И напрасно долгие месяцы посылала Земля к Юпитеру позывные. Астронавты молчали.
Только через сто пятьдесят лет после катастрофы ученые обратили внимание на правильной последовательности сигналы, исходящие от протонного слоя радиации Земли. Расшифровали их очень быстро. Говорил космоплан «Вперед!» Они мчались к центру Галактики со скоростью, близкой к скорости света. Как удалось им послать информацию? Какие силы, какие, еще неведомые людям, взаимодействия они используют для этого — и сейчас остается загадкой. Но доказанным было то, что сообщения эти неслись с непостижимой быстротой, в десять тысяч раз превышающей скорость света.
Двести пятьдесят лет Земля регулярно улавливала их сигналы. О таких наблюдениях даже и мечтать не могли земные физики и астрономы. И вдруг… видимо, очень важное непривычно длинное сообщение… Его не смогли расшифровать: на этот раз слишком большими оказались помехи Космоса.
Это произошло двести лет тому назад, на подступах к системе Анлореса. Космический корабль «Вперед!» умолк вторично.
Павлий Зорь задумался. Он был еще молод, только пятьдесят лет. Но лицо худое, с резкими складками у губ и на лбу, а глаза усталые и очень добрые.
Павлию Зорю всегда становилось страшно, когда он пытался себе представить эту обреченность в Космосе. А может быть, и сейчас они четверо, замерли перед окулярами ракетных телескопов. И каждый день в журнале отмечается их путь, излучение Космоса, положение звезд. И они думают, постоянно думают о Земле. Павлий Зорь, не раз покидавший Землю, знал: те четверо всегда думают о ней.
За спиной Павлия Зоря раздался ровный голос:
— Простите, Павлий Зорь, но приходится вас беспокоить. Произошло необычное… — Вошедший был явно взволнован. — Радиар-12 обнаружил сигналы правильной последовательности, исходящие от протонного слоя. Вот такие.
Павлий Зорь взял в руки мерцающий экран. Потом слегка прикрыл веки. Успокоился и медленно оглянулся. Полукругом к морю подступал светящийся город обсерваторий. Изящные очертания дворцов среди сплошного сада. А с юга шумело море. И в воздухе пахло его солью…
2
Павлий Зорь вместе с дежурным прошел к Радиару-12. Все ученые Паласа Наблюдений собрались здесь. Они расступились, подпустив к аппарату главного астронома. Павлий Зорь ссутулился перед бледно-голубым люминесцирующим экраном. Но экран, настроенный на длину волны сигналов, молчал. Он молчал большую часть ночи. И люди, пришедшие через шестьсот лет после тех, кто первым вырвался к звездам, с мучительным напряжением ожидали появления легких вспышек.
Только перед рассветом экран «заговорил». Все сдвинулись вокруг него плотной толпой.
— Это они, — глухо сказал Павлий Зорь, вставая из-за прибора, — вне всякого сомнения — они.
Информацию расшифровали моментально. Передавалось одно и то же сообщение:
«Движемся к Солнечной системе. Обрели управление кораблем. Через шесть месяцев вашего времени прибудем в район Плутона».
И Палас Наблюдений забурлил!
Люди устремились друг к другу, заполнив и широкие коридоры и зал заседаний.
В эту ночь больше никто не работал, никто не мог вести постоянных наблюдений.
Известный астрофизик с седенькой вздрагивающей бородой поднялся на кафедру и, протягивая руки вперед, что-то пытался сказать сквозь слезы, но получилось одно бормотание:
— Сотни… сотни… лет… тайну сверхсветовой скорости… энергия грядущих поколений…
А в дверях тоненькая девушка (глаза у нее темные, почти без зрачков) нараспев декламировала:
— Анлорес, Анлорес — далекая звезда.
Кто-то кричал:
— Разгадка загадки десятков парсеков!
— На Плутон! Все на Плутон!
Павлий Зорь попадал из одних объятий в другие…
И наконец кое-как вырвался и вышел. И очень долго стоял на огромной террасе, опоясывающей дворец науки. Внизу совсем близко шумело море, невидимое и темное.
«Скоро утро», — подумал Павлий Зорь и отметил чуть-чуть порозовевшую полоску неба и на ней острые вершины скал. И вдруг его охватило бурное чувство радости:
— А ведь это все правда! Правда! Они заговорили!
3
Леа поднялась после ночного отдыха. Утро. Очень раннее утро.
Она жила в розово-желтом доме из тетоцида, который слегка светился в лучах солнца. Вокруг заросли вечнозеленого богуяра. Его вывели совсем недавно, но уже успели полюбить за большее тенистые ветви и крепкий смолистый запах. Весной богуяр распускался бледно-голубыми нежными цветами, чем-то напоминающими древние нарциссы.
Здесь воздух был прозрачен, а по утрам звенел от обилия солнца, здесь были пенистые потоки, и черные скалы, и сосны, и ели, и богуяр. На вершинах совсем-совсем близко сверкал вечный снег. Леа любила эту свежую суровость.
Но в такую рань ее неодолимо влекло море. Опуститься в соленую глубину его волн, напоить свое тело его силой.
Леа на воздушной лодке плыла над спящей Землей. Это утреннее общение с природой ей было необходимо, как глоток горячей воды в сильнейший мороз.
Прогулка заняла не больше часа. Леа укрепляла лодку у поручней своего балкона, когда увидела отца. Павлий Зорь бежал к ней, сощурясь от солнца и улыбался.
