Пирога прошла, не остановившись, мимо бывшей столицы короля Потатау, расположенной в полумиле от слияния рек. Никакая другая пирога не бороздила вод Вайкато. Несколько развалившихся хижин, видневшихся там и сям по берегам, свидетельствовали о недавних ужасах войны. Прибрежные поселения казались брошенными, берега были пустынны. Одни водяные птицы вносили жизнь в эти печальные, безлюдные места. Взвилась в воздух и исчезла за деревьями тапарунга – болотная птица с черными крыльями, белым животом и красным клювом. Матуку, неуклюжая, глупая на вид цапля пепельного цвета, и красивая цапля котуку, вся белая, с желтым клювом и черными ногами, спокойно смотрели на проплывавшую пирогу. Где высокие покатые берега указывали на глубину воды, шрикун – «котаре» на языке маорийцев – подстерегал крошечных угрей, миллионы которых резвятся в новозеландских реках. В кустах, над водой, охорашивались при первых лучах солнца гордецы удоды и прелестные куры султанки. Весь этот мирок пернатых наслаждался свободой в отсутствие людей, изгнанных или уничтоженных войной.

Сначала Вайкато течет, широко разлившись среди необозримых равнин, но ближе к верховью холмы, а затем горы суживают долину, в которой река проложила себе русло. В десяти милях от слияния рек, согласно карте Паганеля, на левом берегу должно было находиться поселение Кири-Кирироа, и оно действительно там оказалось. Каи-Куму не сделал здесь остановки. Он велел дать пленникам их собственные съестные припасы, захваченные маори во время ночного нападения. Что же касается самого вождя, его воинов и рабов, то они довольствовались своей обычной пищей – съедобным папоротником, печеными кореньями и картофелем капанас, в изобилии разводимым на обоих островах. Никакого мяса за трапезой маори не было, и, видимо, мясные консервы пленников нисколько их не прельщали.

В три часа дня на правом берегу реки показались отроги горной цепи Покароа, походившие на разрушенные крепостные стены. На их остроконечных вершинах виднелись там и сям развалины па – укреплений, когда-то воздвигнутых на неприступных местах маорийцами. Они походили на огромные орлиные гнезда.

Солнце уже скрывалось за горизонтом, когда пирога причалила к крутому берегу, заваленному пемзовыми камнями вулканического происхождения, нанесенным сюда водами Вайкато. Здесь росло несколько деревьев, и место это показалось маори удобным, чтобы расположиться лагерем.

Каи-Куму приказал высадить своих пленников на землю. Мужчинам связали руки, женщин по-прежнему оставили свободными. Всех их поместили в центре лагеря, а вокруг разложили столько костров, что из них образовалась непреодолимая огненная преграда.

До того как Каи-Куму сообщил пленникам свое намерение обменять их, Гленарван и Джон Манглс обсуждали способы бегства из плена. То, что немыслимо было сделать, находясь в пироге, они надеялись попытаться осуществить на берегу во время привала, пользуясь благоприятными случайностями, возможными в ночное время.

Но после разговора Гленарвана с новозеландским вождем было более благоразумным отказаться от подобных попыток. Надо было запастись терпением. Ведь обмен пленными представлял больше шансов на спасение, чем рукопашная схватка или бегство через неведомый край. Конечно, могли возникнуть обстоятельства, способные задержать переговоры об обмене или даже помешать им, но все же наилучшим выходом было ждать исхода этих переговоров. И в самом деле, были ли в силах десять безоружных людей справиться с тридцатью вооруженными дикарями? К тому же Гленарван предполагал, и не без основания, что был захвачен в плен какой-нибудь видный вождь племени Каи-Куму и что его соплеменники хотят во что бы то ни стало освободить его.

На следующий день пирога понеслась вверх по реке с еще большей быстротой. В десять часов она остановилась ненадолго у впадения в Вайкато маленькой речки, извивавшейся по равнинам правого берега, – Похайвены. Здесь к пироге Каи-Куму подплыла пирога с десятью туземцами. Воины небрежно обменялись приветствием: «Айрэ-май-ра», что значит: «Приходи сюда здоровым», и обе пироги пошли рядом. Вновь прибывшие маори, видимо, недавно сражались с английскими войсками. Об этом говорили их одежда, вся в клочьях, окровавленное оружие и видневшиеся из-под лохмотьев раны, из которых еще сочилась кровь. Воины были мрачны, молчаливы. Со свойственной всем диким народам сдержанностью они сделали вид, что не обращают внимания на европейцев.

В полдень на западе стали вырисовываться вершины Маунгатотари. Долина, по которой протекала Вайкато, сузилась, и могучая река, стиснутая крутыми берегами, бушевала, словно горный поток. Но гребцы с удвоенной силой налегли на весла, запели в такт их ударам какую-то песню, и пирога быстро помчалась по пенящимся волнам. Стремнина осталась позади, и Вайкато по-прежнему плавно понесла свои воды между излучистыми берегами.

Под вечер Каи-Куму приказал пристать у крутого, узкого берега, к которому отвесно спускались первые отроги гор. Там устраивались на ночлег человек двадцать туземцев, высадившихся из своих пирог. Под деревьями пылали костры. Какой-то вождь, равный Каи-Куму, не спеша подошел к нему и дружески его приветствовал, проделав «шонгуи», то есть потерев свой нос о его нос. Пленников снова поместили посередине лагеря и бдительно сторожили всю ночь.

На следующее утро продолжался тот же длительный путь вверх по течению Вайкато. Из мелких притоков реки появились новые пироги. На них было воинов шестьдесят. Это, видимо, были участники последнего восстания, которые, более или менее пострадав от английских пуль, возвращались теперь в свои горы. Время от времени в этих шедших одна за другой пирог раздавалось пение. Кто-нибудь из воинов затягивал патриотическую песнь, призывавшую маори на борьбу с захватчиками:

Голос певца, полный и звучный, будил эхо в горах. После каждой строфы туземцы, ударяя себя в грудь, точно в барабан, хором подхватывали воинственный припев. Гребцы с новой силой налегали на весла, и пироги, преодолевая течение, летели по водной поверхности.

В этот день на Вайкато можно было наблюдать одно любопытное явление. Около четырех часов пополудни пирога, управляемая твердой рукой Каи-Куму, смело, не убавляя хода, вошла в узкое ущелье. Буруны с яростью разбивались о многочисленные, опаснейшие для плывущих лодок островки. Перевернись здесь пирога, это была бы верная гибель, ибо спасения искать было негде: всякий, кто ступил бы на кипящую тину берегов, неминуемо погиб бы.

Дело в том, что Вайкато текла здесь среди горячих источников, издавна привлекавших к себе внимание туристов. Окись железа окрашивала в ярко-красный цвет ил берегов; на них нельзя было найти и сажени твердой земли. Воздух был насыщен едким запахом серы. Туземцы легко переносили его, зато пленники очень страдали от удушливых испарений, которые поднимались из расщелин почвы и выделялись из пузырей, лопавшихся под напором подземных газов. Но если обонянию трудно было освоиться с этими серными испарениями, то взор не мог не восхищаться величественным зрелищем.

Пироги нырнули в густое облако паров. Их ослепительно белые завитки вздымались, словно купол, над рекой. По берегам сотни гейзеров выбрасывали: одни – пары, другие – столбы воды. Глядя на разнообразные эффекты, создаваемые паром и водой, казалось, что это фонтаны, созданные человеческой рукой и управляемые скрытым механизмом. Вода и пар, смешиваясь в воздухе, переливались на солнце всеми цветами радуги.

В этом месте Вайкато течет по зыбкому ложу, непрерывно кипящему под действием подземного огня. Невдалеке, к востоку от реки, по направлению к озеру Роторуа, ревут горячие ключи и дымящиеся водопады Ротомахана и Тетарата, виденные некоторыми отважными путешественниками. Вся эта местность изрыта гейзерами, кратерами и сопками. Через них пробивается тот избыток газа, который не находит себе выхода через кратеры Тонгариро и Вакари, двух действующих вулканов Новой Зеландии.