– Садись, я отвезу тебя домой!

Тана не отвечала и только тихонько плакала, смачивая слезами свои длинные спутанные волосы. Она петляла меж деревьями, а он ехал, повторяя ее путь. Дорожка была совершенно пустынна. Наконец Тана обернулась и закричала на него в полной истерике:

– Оставь меня!

Она остановилась, присела на корточки и, рыдая, обняла колени. Он вышел из машины и медленно приблизился к ней. Ночной воздух немного отрезвил его, и теперь он уже не казался невменяемым. Вид у него был хмурый. На месте пассажира сидел его друг, молча наблюдающий за ними, не выходя из длинной, сверкающей зеленым лаком гоночной машины марки «ХКЕ».

– Давай я отвезу тебя домой. – Билли стоял посередине шоссе, широко расставив ноги, освещенный падающим сзади зловещим светом фар. – Садись в машину, Тэн.

– Не смей называть меня так! – Она напоминала испуганного ребенка. Билли никогда не был ее другом, а теперь, когда... Из груди у нее рвался безудержный крик при одной мысли об этом, но у нее не осталось сил даже кричать, не то что бежать дальше. Все ее члены ныли, голова разламывалась от боли, на лице и на бедрах засохла кровь. Она посмотрела на него бессмысленным взглядом и, шатаясь, заковыляла по дороге; он попытался схватить ее за руку, но она взвизгнула и бросилась бежать. Он постоял немного, глядя ей вслед, потом повернул обратно.

– Ну и черт с тобой! Было бы предложено, не хочешь – не надо.

Тана шла спотыкаясь, ничего не видя перед собой и охая от боли. Минут через двадцать он нагнал ее снова. Нажав на завизжавшие тормоза, он выскочил из машины и схватил ее за руку. Увидев, что другого парня теперь с ним нет, она решила, что Билли хочет изнасиловать ее снова. Охваченная ужасом, она начала отбиваться, но он подтащил ее к машине и, осыпая бранью, втолкнул внутрь. От него опять пахло виски.

– Какого дьявола! Сказал же я, что хочу отвезти тебя домой. Садись в эту треклятую машину и не рыпайся!

Он грубо швырнул ее на сиденье, и Тана поняла, что спорить с ним бесполезно. Они здесь одни, Билли может сделать с ней все, что захочет, – он это уже доказал. Тана покорно села позади него, и машина помчалась в ночь. Она почти не сомневалась, что он увезет ее куда-нибудь и изнасилует вторично, но он свернул на автостраду. Поднявшийся в машине прохладный ветерок, по-видимому, привел в чувство их обоих. Он то и дело оборачивался и смотрел на нее, потом указал рукой на стоявшую на полу коробку с бумажными салфетками.

– Возьми оботрись.

– Зачем?

Она смотрела прямо перед собой невидящим взором. Шел уже третий час ночи. По шоссе с шумом проносились редкие грузовики.

– Ты не можешь появиться дома в таком виде.

Она ничего не ответила, даже не повернулась к нему. Ее не покидало чувство страха, что он остановится и снова возьмет ее силой. Но теперь он не застигнет ее врасплох: она выбежит на шоссе, встанет на пути проходящих машин, и, может быть, какая-нибудь из них остановится. Тана все еще не могла поверить в то, что он с ней сделал. Теперь ее мучила мысль о том, не была ли она виновата сама: может, она не сумела оказать достаточного сопротивления? Может, сделала что-то такое, что поощрило его? Думать так было невыносимо... Вдруг она заметила, что длинная гоночная машина едет зигзагами. Повернувшись к нему, Тана увидела, что он спит, упав головой на руль. Она дернула его за рукав, он вздрогнул и взглянул на нее, ничего не понимая.

– Проклятье! Смотри, куда едешь! Так можно попасть в аварию. – «И пусть, он того заслуживает», – подумала Тана. Ей очень хотелось бы видеть его мертвым на обочине шоссе. – Ты заснул за рулем! Тебе надо проспаться.

– А? Что? – Теперь он казался не столько злым, сколько усталым.

Некоторое время машина шла ровно, потом снова начала вилять. На этот раз Тана не успела разбудить его: мимо них на большой скорости мчался грузовик с прицепом, и легкую машину Билли занесло. Послышался ужасающий визг тормозов, грузовик потерял управление и перевернулся. Машина Билли, чудом не задевшая прицеп, врезалась в дерево. Тана сильно ушибла голову; она долго сидела, вперив неподвижный взор в одну точку. Вдруг сбоку от нее послышались негромкие стоны. Лицо Билли было залито кровью, но Тана не пошевелилась. Потом дверца распахнулась, и пара чьих-то сильных рук легла ей на плечи. Не помня себя от страха, девушка закричала. Все, что произошло этой нескончаемой ночью, разом нахлынуло на нее, и она потеряла контроль над собой. Безумно рыдая, Тана порывалась убежать из машины. Двое водителей остановившихся грузовиков пытались успокоить ее в ожидании прибытия полиции; глаза у нее были дикие, она не воспринимала происходящее.

У Билли шла из головы кровь, под глазом был большой синяк. Полиция не заставила себя долго ждать, следом за ней появилась «Скорая помощь». Всех троих пострадавших доставили в расположенный неподалеку медицинский пункт Ньюрошелской больницы. Водителя грузовика отпустили почти сразу: он пострадал значительно меньше, чем его автомобиль. Билли наложили швы на голову. В протоколе указали, что он вел машину, находясь в состоянии опьянения, и поскольку такое замечалось за ним уже в третий раз, это могло грозить ему лишением водительских прав сроком на один год, что расстроило его больше, чем подбитый глаз. Тана была вся в крови, но у медиков, как ни странно, по-видимому, не было желания расспрашивать ее о том, что произошло, а она каждый раз впадала в истерику, едва начинала говорить об этом. Симпатичная девушка-медсестра обтерла ее влажной фланелью, пока Тана лежала на смотровом столе и плакала. Ей дали успокоительное, и ко времени прибытия Джин она уже наполовину спала.

– Что случилось, Билли?.. Боже! – Джин увидела повязку на его глазу. – С тобой ничего страшного?

– Надеюсь. – Он смущенно улыбнулся, и она в очередной раз увидела, какой это красивый юноша, хотя он больше походил на мать, чем на отца. Внезапно улыбка погасла, и на его лице отразился испуг. – Ты позвонила отцу?

Джин Робертс отрицательно покачала головой.

– Мне не хотелось его пугать. По телефону сказали, что с тобой все в порядке, и я решила сначала посмотреть на вас обоих сама.

– Благодарю. – Он посмотрел на спящую Тану и нервно передернул плечами. – Прошу прощения за... за то, что я... что мы разбили машину.

– Главное, что никто из вас не пострадал сколько-нибудь серьезно.

Она нахмурилась, увидев спутанные волосы дочери. Однако следов крови на ней уже не было. Медсестра попыталась объяснить, в каком нервическом состоянии была Тана, когда ее привезли.

– Мы дали ей снотворное: сейчас ей необходим покой.

Джин Робертс снова нахмурилась.

– Она была пьяна?

Мать Таны уже знала, что Билли был пьян, но если еще и Тана... Однако медсестра этого не подтвердила.

– Не думаю. Скорее испугана, как мне кажется. У нее на голове здоровая шишка, а больше мы ничего не нашли – ни признаков сотрясения мозга, ни повреждений в области позвоночника. В любом случае за ней надо понаблюдать.

Услыхав их разговор, Тана открыла глаза и посмотрела на мать, не узнавая. Потом тихонько заплакала. Джин обняла ее и начала утешать:

– Ну что ты, малышка... Все в порядке.

Дочь покачала головой, горестно всхлипывая.

– Нет, не в порядке... Он... – При виде стоявшего рядом и злобно глядевшего на нее Билли слова застряли у нее в горле. Ей показалось, что сейчас он снова ударит ее, и она отвела глаза. Ее душили рыдания. Она не могла выдержать этот взгляд, не могла и не хотела видеть его самого – никогда в жизни...

Она легла на заднее сиденье материнского «Мерседеса», и Джин завезла Билли домой. Она оставалась с ним довольно долгое время. Они выдворили из сада последних гостей, выгнали с полдюжины других из воды, выволокли две пары из постели Энн и утихомирили друзей Билли, обосновавшихся в крытом бассейне. Когда Джин вернулась к машине, она уже знала, что это будет стоить ей не меньше недели работы. Они поломали половину мебели, сожгли часть растений, вспороли обивку кресел, испятнали ковры и залили содержимым пластмассовых бокалов кадушки с ананасовыми деревьями. Джин не хотела, чтобы Артур видел свой дом до того, как она приведет все в порядок. С тяжелым вздохом она села в машину и посмотрела на неподвижно лежащую дочь. Тана, находившаяся под действием седативных лекарств, выглядела до странности спокойной.