Она обернулась: Билли смотрел на нее все тем же похотливым взглядом.

– Ради бога... – Она считала, что он где-то внизу.

– А я думал, что ты не любишь подглядывать, мисс Недотрога.

– Я просто шла по этажу и натолкнулась нечаянно... – Она покраснела до самых корней волос, чувствуя на себе его язвительную усмешку.

– Черт побери, зачем ты забрела сюда, Тэн? – Он много раз слышал, как Джин называет ее этим ласковым именем, но это было домашнее имя, и ей было неприятно, что его употребил Билли: он никогда не принадлежал к числу ее друзей. Отнюдь.

– Здесь обычно работает моя мама.

– Нет. – Он сделал вид, что удивился ее неосведомленности. – Она работает в другом месте.

– Я хорошо это помню. – Тана посмотрела на свои часы, опасаясь опоздать на такси. Однако сигнала еще не было слышно.

– Если хочешь, я покажу тебе, где она на самом деле работает.

Он направился по коридору в противоположную сторону, и Тана засомневалась, как ей быть. Спорить с ним не хотелось, хотя она была уверена, что Джин пользуется именно этой комнатой. В конце концов, он здесь живет, ему лучше знать. Ей было неловко стоять там: из-за двери начали доноситься недвусмысленные вскрики и стоны. До прихода такси еще оставалось несколько минут, и она от нечего делать последовала за Билли. Он распахнул дверь в какую-то комнату.

– Вот здесь!

Тана вошла в нее и, оглядевшись, убедилась, что это не был рабочий кабинет ее матери. Большую часть помещения занимала огромная кровать, покрытая серым плюшевым покрывалом с шелковыми оборками; на стоявшем рядом шезлонге лежало одеяло из меха опоссума и другое – из искусственного серого меха. Ковер тоже был серый, с красивым рисунком. Тана была раздосадована.

– Очень странно! Это спальня твоего отца, разве нет?

– Да. В ней и работает твоя мать. Большую часть работы старушка Джин выполняет именно здесь.

Тане захотелось вцепиться ему в волосы и отхлестать его по щекам, но она сдержала себя. Ни слова не говоря, она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку и втащил обратно, захлопнув дверь ударом ноги.

– Сейчас же отпусти меня, ты, дерьмо! – Тана попыталась выдернуть руку, но, к своему удивлению, обнаружила, что он сильнее, чем можно было ожидать. Билли грубо схватил ее за плечи и с силой прижал к стене, так что ей стало трудно дышать.

– А ну, покажи, сучка, как работает твоя мама! – Он больно заломил ей руки назад. Она задыхалась, на глазах выступили слезы – не столько от страха, сколько от бессильного гнева.

– Я не останусь здесь больше ни одной минуты! – Она попыталась оттолкнуть его от себя, но он снова кинул ее на стену, больно стукнув затылком о камень. Увидев его глаза, она испугалась по-настоящему. А он хохотал ей прямо в лицо, у него был вид сумасшедшего. – Не будь кретином, Билли! – Голос Таны срывался от негодования и испуга.

Его глаза зловеще сверкнули. Одной рукой он стиснул оба ее запястья – она и понятия не имела, какая сила таится в его руках, – а другой расстегнул «молнию» на ширинке и брючный ремень. Схватив ее руку, он подтянул ее к себе.

– Потрогай вот эту штуку, маленькая потаскушка!

Ее лицо побелело от ужаса, она рванулась, чтобы освободиться, но он снова ударил ее головой о стену. Она сопротивлялась изо всех сил, а он смеялся над ее беспомощностью. И тут Тану охватил панический ужас: она поняла, что происходит. Билли с силой ударял девушку головой о стену, еще и еще, пока у нее на губах не показалась тоненькая струйка крови; вцепившись в ее платье, он разодрал его надвое, обнажив смуглое от загара, стройное тело; она почувствовала на себе его грубые руки; они хватали ее, тискали, мяли, давили; они были везде: на ее животе, на грудях, на бедрах... Он нажимал на нее что было сил, проводя слюнявым языком по лицу, обдавая его спиртным перегаром; внезапно он засунул руку ей между ног, она вскрикнула и укусила его за шею, но он и тут ее не выпустил. Захватив большую прядь длинных белокурых волос, он начал зверски наматывать их на свой кулак, пока Тане не показалось, что они вырываются с корнями; при этом он кусал ей лицо. Она молотила кулаками по его спине, била коленями; ей было нечем дышать, и теперь она боролась не только за свою честь, но и за жизнь. Обессиленную, задыхающуюся от рыданий, он повалил Тану на толстый серый ковер и сорвал с нее все, что на ней оставалось, включая ажурные белые трусики. Она билась в истерике, умоляя о пощаде, а он стянул с себя брюки и, отбросив их в сторону, навалился на нее всей тяжестью, пригвоздив девушку к полу; он приподнялся лишь затем, чтобы раздвинуть ее бедра; казалось, он готов разломать ее на части; пальцы его впивались вовнутрь, раскрывая и обнажая ее плоть, после чего он приникал к ней губами и языком. Тана страшно кричала и пыталась вырваться, а он с силой швырял ее обратно; она была почти без сознания, когда он овладел ею. Взгромоздившись на свою полуживую жертву всем телом, он вламывался в нее снова и снова, пока наконец не достиг желанной кульминации. Она едва дышала, глаза ее помутнели, на сером ковре под ней расплывалось красное пятно.

Билли Дарнинг встал и довольно усмехнулся, она осталась лежать. Он поднял с ковра свои брюки и посмотрел на недвижимую девушку.

– Спасибо, Тэн.

В эту минуту дверь отворилась и вошел один из его друзей.

– О господи! Что ты с ней сделал?

Тана была почти без сознания, голоса доносились до нее смутно, будто издалека.

Билли пожал плечами.

– Пустяки! Ее старуха – платная подстилка моего отца.

Друг засмеялся.

– Похоже, вы неплохо провели время, по крайней мере один из вас. – Увидев кровь на светлом ковре, он спросил: – У нее что, месячные?

– Наверное, – равнодушно ответил Билли, застегивая брюки.

Тана все еще лежала на полу с раскинутыми ногами, точно сломанная кукла, а они стояли над ней и смотрели. Наконец Билли наклонился и похлопал ее по щекам.

– Все, Тэн! Вставай!

Она не пошевелилась. Тогда он пошел в ванную, намочил полотенце и набросил на нее, будто она сама могла что-то с ним сделать. Только через десять минут Тана с трудом повернулась, и ее вырвало. Билли снова схватил ее за волосы.

– Не смей блевать на ковер! Грязная свинья!

Он рывком поднял ее на ноги и приволок в туалет. Она наклонила голову над унитазом, а он перешагнул через нее и захлопнул за собой дверь. Прошло много времени, прежде чем она пришла в себя; из ее горла вырвались сдавленные рыдания... Вызванное ею такси давно ушло, она пропустила последний поезд; но еще более страшной была мысль о случившемся с ней непоправимом несчастье: ее изнасиловали. Тану всю трясло, зубы стучали, во рту у нее пересохло; к тому же страшно болела голова, и она не могла сообразить, как ей теперь добраться до дому. Ее платье было разорвано, туфли перепачканы кровью. Она сидела, сжавшись в комок, на полу туалета, как вдруг снова появился Билли. Он бросил ей платье и туфли сестры и взглянул на нее блуждающим взглядом. Он был вдрызг пьян.

– Одевайся, я отвезу тебя домой.

– А что потом? – Она вдруг закричала на него не своим голосом: – Что ты скажешь своему отцу?

Он нервно оглянулся и посмотрел внутрь спальни.

– Про что? Про ковер?

– Про меня! – Она снова впала в истерику.

– Ну, это не моя вина, малютка! Ты сама меня раздразнила.

Эти слова привели ее в полный транс. Теперь она хотела только одного: поскорее выбраться отсюда, даже если б ей пришлось проделать весь путь до Нью-Йорка пешком. Схватив одежду в охапку, она резко оттолкнула его и кинулась в спальню Артура. Нагая, с развевающимися всклокоченными волосами, с заплаканным лицом, она проскочила мимо приятеля Билли, который при виде ее засмеялся нервическим смехом.

– А вы с Билли, видать, неплохо развлеклись, ха-ха!

Тана посмотрела на него дикими глазами и вбежала в находившуюся при спальне ванную комнату. Надев на себя платье и туфли Энн, она спустилась вниз. Последний поезд ушел, нечего было и думать найти такси. Музыканты уже уехали. Она бросилась бежать по подъездной дорожке, не думая об оставленном разорванном платье, о сумочке. Главное побыстрее уйти отсюда. Можно остановить полицейскую машину, доехать на попутке или как-нибудь еще... Слезы застилали ей глаза, не хватало воздуха. Вдруг ее осветили сзади яркие огни фар. Тана ускорила бег, инстинктивно догадываясь, что Билли едет следом за ней. Услышав, как зашуршали шины по гравийному покрытию дорожки, она свернула в сторону, под тень деревьев. Он нажал на клаксон и закричал: