Засыпая Фаина раз за разом прокручивала в голове слова Анастасии. Та говорила, что многие девушки охотно «грешат». Из чего выходит – свидетельствовать против отца Николая никто не станет. Одни – слишком одержимы. Других – все устраивает. Третьи, если такие найдутся, вообще будут все отрицать, боясь огласки и осуждения. Вот и выходит, ей нужно либо свыкнуться с подобными порядками. Либо покинуть стены этого монастыря. Третьего не дано. Одно ясно, исповеди для нее теперь непозволительная роскошь.

Хотя…

Практически на пороге снов, Фаине в голову пришла сумасбродная идея, и это был третий, не видимый доселе вариант.

16

«Матушка, кроме вас мне больше не к кому обратиться. – С первыми лучами солнца Фаина отправилась к обрыву. Обнимая холодный влажный от утреннего испарения камень, Фаина мысленно обращалась к Святой Иулиании. – Подайте мне хоть какой-нибудь знак, говорящий о вашем со мной согласии или наоборот. Я пойму». Но никаких знаков. Солнце своими первыми лучами раскрашивало воду яркими красками. Где-то не далеко, пел соловей, может даже не один. Прямо у ног Фаины пара хорьков устроили игру в салочки. В поднебесье собирались в небольшой легион проголодавшиеся чайки. Все вокруг было как всегда. Ничто из окружающей ее идиллии не походило на весточку с того света.

«Что ж, матушка, времени с вами беседовать у меня больше не осталось. Приму ваше молчание за согласие, ибо по-другому не могу».

Дальше утро потекло по обычному руслу – утренняя, завтрак, послушания. Но в этот день Фаина решилась внести свои коррективы.

- Отец Николай. – Строго, почти зло, позвала Фаина покидающего свой «лексус» батюшку.

- Я благословляю тебя, дитя мое. У тебя ко мне есть вопросы? – Батюшка был как всегда обворожителен и мил, но с недавних пор Фаина смотрела на него совершенно другими глазами.

«Мне не нужно твое благословение. – В голове пробежали злостные мысли. – Достаточно того, что меня благословляет Господь».

- Скорее, просто разговор, откровенный разговор, нежели вопросы. – Фаина холодно поправила святого отца, который теперь не вызывал в ней никаких чувств кроме отвращения.

- Хорошо, дитя мое. Я с Богом в сердце выслушаю тебя. Пройдем в обитель Господню. – Жестом батюшка пригласил Фаину в церковь.

- Нет. Не там. – Фаина отрицательно закивала головой. – Мне важно чтобы наш разговор состоялся у меня в комнате. Знаете, там я чувствую себя более раскрепощенно, по-домашнему. Несколько квадратов моей так называемой кельи, пропитаны  моими мыслями, молитвами, прошениями и обращениями к Господу. Мне комфортнее будет делиться своими откровениями в самом намоленном мною месте. Если вы, конечно не против.

- Вообще-то так не принято… Но если таким образом тебе будет легче довериться Господу, что ж, идем.

Фаина быстро зашагала в сторону своего дома. Она специально выбрала для продуманной беседы именно свою комнату. На родной территории и стены помогают, а стать под позолоченными куполами жертвой озабоченного старика, ей точно не хотелось, хотя Анастасия и не упоминала об откровенном насилии. Все равно, в своем доме, где рядом с ней через не очень толстые стены проживали другие послушинцы, она будет чувствовать себя более уверенно. Да и батюшка вряд ли на чужой территории посягнет на ее честь.

- Прушу вас, батюшка. – Открыв дверь, Фаина пригласила святого отца к себе в покои. – Располагайтесь, где вам угодно, а я постою.

Батюшка неторопливо вплыл в маленькую комнатушку, но не спешил садиться.

- Я пока постою, если ты не возражаешь.

- Мне все равно. – Резко, дерзко, выпалила Фаина, что без сомнения озадачило священника. – Вокруг да около ходить не стану. Сегодня я хочу поговорить с вами не о своих грехах, а о Ваших.

Фаина понятия не имела, откуда в ней взялась наглость и храбрость для подобного разговора. Она не чувствовала страха, только уверенные удары собственного сердца.

- Фаина, с тобой все в порядке? – От опытного священника не укрылся ядовитый настрой послушницы. Его глаза сузились в подозрении.

- Со мной – да. А с вами? – Продолжала дерзить Фаина.

- Полагаю да. Но, что-то мне подсказывает, что тебя подобный ответ не устроит.

- Правильно полагаете. – Констатировала Фаина. – Скажите, вот вы весь такой хороший и добродушный… А вы действительно не Боитесь кары Господней ибо считаете себя Господом?

Батюшку подобные слова насторожили еще больше, но раскрывать собственные карты он не собирался.

- Дитя мое, о чем это ты? Гнева Господнего никому не избежать, но мне нечего его бояться, ибо я не гневил его. А Господом себя считать я не могу, ибо вся моя жизнь посвящена служению Всевышнему, а не себе. Если слова касательно моих полномочий вы трактовали как олицетворение Господа в моем лице, мне жаль. Но это ни в коем случае не так. Бог единый и никто в здравом уме не посягнет на его величье. Я лишь человек, призванный служить ему: «..все дела Господа прекрасны, и Он дарует всё потребное в своё время; и нельзя сказать: «это хуже того», ибо всё в своё время признано будет хорошим. Сир.39,40-41».

- Я бы не сказала, что склонение к сексу послушниц и монахинь, можно трактовать как «служение». – С упреком в голосе выпалила Фаина, после чего лицо отца Николая перекосилось, но лишь на мгновение.

- Это вы о чем? – Прозвучало все так же слащаво.

- Вы прекрасно понимаете о чем. Так что мой вам совет, батюшка, покиньте стены нашего монастыря по добру по здорову. Я не Господь, не могу вас судить, но вполне в моих силах призвать к помощи тех, кто уполномочен.

- Уж не угрожаете ли вы мне, юная дева, уголовным кодексом?

- Именно.

- И вы полагаете, что в столь зрелом возрасте, как мой, человек на столько глуп, что по первому требованию бросится исполнять прихоти юной особы? Вы, Фаина, считаете что практически прожив жизнь, поставив на ноги троих детей и посадив не одно дерево, я не позаботился о том, чтобы моя старость прошла безмятежно? Вы искренне полагаете, что настолько верующий человек как я, в конце своего пути останется без Божьей благодати и благословения? – Последние слова звучат особенно издевательски.

Фаина вжалась в угол своей комнаты. Она изо всех сил вглядывалась в лицо батюшки, пытаясь отыскать в нем страх, или хотя бы раскаяние. Но тщетно.

- Я никогда не боялся кары небесной, так как давно замолил перед Всевышним все свои грехи.

- Но вы же женатый человек! У вас есть жена в обязанности которой входит исполнение любых супружеских прихотей. Зачем вам вступать в греховные связи?!

- Понимаешь, дитя мое, в любовных утехах я так же привередлив как за обеденным столом. Я люблю борщ, просто обожаю рыбку, но часто употребляю в пищу полезный шпинат и противную овсянку. Человеческий рацион должен быть разнообразным и насыщенным, то же и в сексе. Я люблю свою супругу, но не могу отказать себе в прелестях прекрасной юности.

- Сомневаюсь, что девушкам из вашего ежедневного рациона так же приятно заниматься этим с вами.

- Этого я знать не могу, но, сказать по правде, большинству нравится это дело. В миру многие познали достаточно боли и страданий, чтобы за спокойную и сытую жизнь здесь платить ничтожную плату от которой все выигрывают. Господь наш всемилостив, он все видит и простит детей своих за мелкие шалости. Печально, что у тебя был горький опыт и ты лишилась счастья распробовать неописуемый вкус любовных утех. Но ничего, это все поправимо.

«Господи, зачем только я ввязалась во все это! Зачем я притащила этого страшного человека в свой дом?!»

Забившись в прохладный угол кельи, Фаина  отказывалась верить в происходящее. Она ощущала как бесконечный страх, словно воск церковных свечей, разливается по ее телу, моментально застывая в жилах. Она чувствовала себя загнанным в угол зверем, таким же беспомощным, как та самая крыса, которую всего несколько дней назад ей посчастливилось обнаружить в монастырском амбаре. Преднамеренно отвернувшись на каких-то пару минут Фаина знала, что больше не увидит черные глаза-бусинки. Так и произошло. Тогда она пожалела испуганное животное и милостиво дала уйти. Дадут ли ЕЙ хоть какую-то возможность исчезнуть?