– Я, управский маг Ульса, принимаю твою клятву, ученица, – важно проговорил он. – Учись прилежно и не опозорь мое имя, когда наденешь серебряный медальон… Хе-хе, – он снова расплылся в улыбочке. – Вот теперь все. Медный медальон можно сменить или на серебро, или на железо. Помни об этом, ученица.
– Могу ли я спросить вас, учитель? – раз такое дело, почему бы не воспользоваться привилегией своего теперь уже официального положения?
– Спрашивай.
– Как долго мне предстоит учиться?
– Зависит только от твоего прилежания. Иным не хватает и десяти лет, а иные управляются за год. Старайся, и будешь вознаграждена.
– Спасибо за ответ, учитель. И еще… Вы не спросили мое имя.
– Право на имя ты еще не заслужила, – отрезал маг, назвавшийся Ульсой. – Заслужишь – спрошу. Пока побудешь ученицей… Все?
– Пока все, учитель.
– Вот и хорошо, что «пока», но оставшимися вопросами ты замучаешь меня позже. Ступай. Нет, погоди. Это что такое? – Толстый короткий палец уперся в велосипед, который я все еще придерживала левой рукой – не хватало еще уронить и что-нибудь в нем поломать.
– Байк, – ответила я. – Это… замена лошади.
– Почему два колеса? Так же неустойчиво!
– Чтобы развивать ловкость и силу, учитель.
– Покажи.
Площадь тут… м-да. Но все же получше улицы. Уже не кросс-кантри, это должно радовать. Я привычно перекинула ногу через раму, оттолкнулась, став всем весом на поднятую педаль, и плавно опустилась пятой точкой на седло. Велосипед мягко стронулся с места. И – странное дело – почему-то привычное занятие вернуло мне часть утраченной уверенности. Может быть, это ложное ощущение, но оно не давало погаснуть лучику надежды… Совершила пару кругов по площади, распугивая обывателей, – и маг приказал мне спешиться.
– Довольно, – проговорил он, погладив бороду. – Любопытная вещь. Странно, что ни в ней, ни в том артефакте, которым ты обожгла солдата, нет ни капли магии… Любопытный у вас, должно быть, мир. Расскажешь как-нибудь о нем?
Все еще доброго дядечку корчим? Интересно, когда и как он мне это припомнит? Ведь припомнит, или я совсем не разбираюсь в людях.
– Непременно, учитель, – в голосе и на физиономии почтительность, а в душе – едкая ухмылка. Фига за пазухой. Хотите узнать о моем мире, учитель? Узнаете. Я ничего не скрою. А потом полюбуюсь на ваше лицо.
– Теперь иди…
…Только тогда, в «каптерке», я ощутила ту ненависть, о наличии которой в себе до сей поры не подозревала.
Старичок-«завхоз» с кожаным ошейником и медной бляшкой на нем держал масляный фонарь и что-то говорил, то и дело кланяясь, но я его почти не слышала… Одежда и обувь самых различных фасонов. Странные вещицы, среди которых виднелись пяток разнокалиберных мобилок, семидюймовый планшетник и маленький ноутбук с треснувшей крышкой. Горка ключей и мелочи на столе. Мелкая карманная дребедень, косметички, дамские сумочки, сваленные одной кучей в углу. Венчавшая эту кучу гитара с янтарно-желтой декой… Со скольких людей это было содрано? У скольких, на их беду, не оказалось этого гребаного Дара? Где они теперь, эти люди?
На миг я так сжала кулаки, что заболели пальцы, а ногти врезались в ладонь. Боль отрезвила.
– Это они у таких, как мы, поотбирали, да? – перепуганная Ирочка перешла на шепот. Она действительно не дура. Только удачно дурой притворяется.
Мое внимание привлек припыленный туристический рюкзачина, наполовину заваленный вещами. Что такое застежка-молния, тут явно не знали, рюкзак был примитивно распорот ножом. Но, поскольку никто не смог толком разобраться с содержимым, оно валялось тут же. Консервы наверняка протухли, я и не стала их трогать. А вот мультитул системы «ложка-вилка-ножик» будет небесполезен. Аптечка опять же. Не знаю, как тут с магией, а лечиться на первых порах придется обычными таблетками. Туристический треножник, пара алюминиевых термокружек с крышками, сухое топливо, спички… Мужик, набивавший этот рюкзак, не положил туда ничего лишнего, но и не забыл ничего полезного. Спальника я не нашла – местные вполне могли разобрать его «бабам на платки». С них станется. От палатки, наверняка по той же причине, остался лишь разборный каркас, пропал и котелок, который, по идее, должен был идти в комплекте с треножником. Отсутствовал и обычный для турнабора каремат. В футболку, обнаруженную в рюкзаке, мы с Ирой могли бы поместиться вдвоем, но лучше ее взять. И – ура! – на самом дне нашелся топорик со съемной ручкой и лезвием ножа для этой самой ручки. Набор был упакован в кожаный футляр и хорошо увязан в одежду, видать, потому его никто и не заметил. Ну и на закуску в боковом кармашке рюкзака лежали обыкновенный магнитный компас и компактный бинокль.
Спасибо тебе, неведомый турист, сгинувший в этом убогом мире. Если появится возможность, постараюсь отомстить за тебя.
– Живем. – Я уложила свои находки в объемистую дорожную сумку, обнаруженную тут же. Потом подумала и решила добавить кое-что из одежды – для себя и для Ирочки. Из обуви отобрала по две пары кроссовок подходящих размеров… Простите меня, люди. Простите – и спасибо вам. Вы наверняка жили интересной жизнью…
Старичок старательно подсвечивал, но его руки дрожали. То и дело луч тусклого фонаря выхватывал из пыльной темноты новые детали. Вот он метнулся в угол, и…
Отдельной горкой вокруг одинокой коляски лежали детские вещи и игрушки.
Нормальные женщины такого не прощают. Никому. Никогда.
Я – женщина.
Не прощу.
– Пойдем отсюда. – Я повесила набитую до отказа сумку на плечо. Тяжелая получилась. – Надо еще бутеры из моего запаса съесть, пока не испортились.
Ира, подхватив ворох одежды, не поместившийся в сумку, пулей вылетела во двор. Все она прекрасно поняла.
…Ненавижу этот день. Худший день в моей жизни. Но если бы не он, стала бы я сама человеком, а?
Глава 2
С ослами будь ослом – не обнажай свой лик!
Ослейшего спроси – он скажет: «Я велик!»
А если у кого ослиных нет ушей,
Тот для ословства явный еретик!
Омар Хайям. Рубаи
1
Все верно. Прав был тот викторианец – как его, не помню[3] – насчет абсолютной власти, которая развращает абсолютно. Магия – это власть. И какая власть! Но если ее получают не по заслугам, а по факту рождения, никакой гарантии, что Дар достанется человеку, действительно готовому его принять. Более того: даже если и случится среди магов достойный человек, его сломают еще в детстве. Он или погибнет, или станет таким, как все. В случае этого мира – моральным уродом. Если власть урожденного дворянина в нашем мире еще чем-то ограничивалась – законами, волей короля, церковью, – то здесь хотелка Одаренного и есть все вышеперечисленное. Теоретически над магами и ведьмаками царит закон, данный князем, но все уже давно забыли, когда в последний раз монарх вмешивался в дела подчиненных. Князя вполне устраивало сложившееся положение. А когда владыке на все плевать, лишь бы ему было хорошо, подданные радуются и творят, что хотят. Сперва потихоньку, потом все более явно.
Где-то я читала, что равнодушие – перчатка для дьявола. Он-то, рогатый, не упустит случая просунуть в нее руку. Что, собственно, я тут и наблюдала…
…Сначала нам обеим пришлось учиться самым банальным мелочам вроде правил поведения за столом, тонкостей общественного устройства – кто кому должен первым кланяться, например, и таким подробностям, как, пардон, личная гигиена. Слоган «чистота – залог здоровья» здесь является отдельным пунктом в привилегиях высших сословий – магов, ведьмаков и купечества. Отдельным – потому что не оформлен законодательно, но имущественный ценз беспощадно отсеивает тех, кому дрова для разогрева воды не по карману. Город окружен лесом, но это дубовый лес. Дуб – дерево священное, срубишь – пойдешь по статье за святотатство, на каменоломнях рабы в цене. Строевой лес и дрова возят издалека, и стоят они соответственно. Потому тут, кстати, зимой повальные гриппы с ОРЗ: экономия на отоплении аукается, а магам с ведьмаками самый заработок. Но мое предложение выставить на солнечное местечко – тут конец лета на дворе – хотя бы десятиведерный медный бак и пользоваться дармовой горячей водой было встречено полным непониманием. Мол, всегда воду только на дровах грели и, хоть ты лопни, будем дальше греть на дровах. Ибо не фиг. Я плюнула и больше с рацпредложениями не высовывалась. Нам с Ирой и ведра в день хватает, а остальные пусть на дрова разоряются, их проблемы. Весь их мирок такой – застойное вонючее болото, где веками не меняется ничего. Раз суждено в нем сидеть, притворюсь лягушкой, но, уж простите, квакать буду на свой лад.