Но нам удалось уйти, объявил им Дегранпре. В наши тела вирус не проник, а если проник, то в таком ослабленном состоянии, что наши тела смогут себя защитить.
Наконец-то, подумал он. Наконец-то я здесь.
Он воспользовался своим ключом начальника ОСИ, чтобы открыть и активировать капсулу. Процесс нельзя было назвать зрелищным. Тяжёлая плита отошла в сторону. За ней скрывалось тесное пространство спасательной капсулы; по кругу шли противоперегрузочные кушетки. Контрольных приборов не было: капсула сама по себе была гигантским роботом, способным на единственное разумное действие — стыковку со сферой Хиггса.
— Чувствую себя трусом, — сказал Леандер.
— В этом нет никакой трусости. Нам больше ничего не остаётся.
У входа в капсулу Накамура нерешительно остановилась.
— Сэр, — дрожащим голосом произнесла она, — я не очень хорошо себя чувствую.
— Никто не чувствует себя хорошо. Либо летишь с нами, либо остаёшься.
* * *
Спасательная капсула расстыковалась с Орбитальной станцией Исис и по длинной петле направилось к кораблю Хиггса, терпеливо ждущему в точке L5 между планетой и её маленькой луной.
Стартовый комплекс с кораблём Хиггса был утоплен в ледовый планетезималь, семь лет назад доставленный сюда автоматическим буксировщиком. Останки от дюз буксировщика до сих пор усеивали этот объект — чёрные сопла, напоминающие проржавевшие скульптуры в мрачном каменном саду. Сейчас полностью автоматический комплекс отметил близость спасательной капсулы и обменялся с ним стыковочными протоколами.
Капсула успешно пристыковалась. Внутри планетезималя, готовясь к встрече людей, зажглись источники света. Температура в узких коридорах подпрыгнула до двадцати одного градуса по Цельсию. Медицинские роботы выстроились у ведущего к стыковочному узлу люка, на случай если понадобятся.
Комплекс направлял в спасательную капсулу запрос за запросом, но разумного ответа не получал.
Через какое-то время, разочарованный отсутствием гостей, комплекс погасил огни. Жилые помещения остыли до наружной температуры. Жидкая вода была вновь закачана на хранение в баки со льдом.
Сверхпроводящие процессоры продолжили с бесконечным терпением отмерять время. Исис всё так же вращалась по орбите вокруг звезды, а человеческих голосов всё не было.
27
Фонарь на шлеме Тэма Хайса был рассчитан на работу в течение полутора суток. Более чем вероятно, что фонарь его переживёт, продолжит светить, пока тело Хайса будет остывать — или, возможно, нагреваться, — питая собой ненасытную прорву микробов Исис.
Тем не менее, до сих пор Хайс оставался невредим.
Он втискивал себя в узкие проходы копателей. Непрочность внутреннего слоя изоляции скафандра и габариты шлема вынуждали его двигаться медленно. Больше всего Хайс опасался нападения со стороны копателей — он был до ужаса уязвимым, — но эти животные соблюдали дистанцию наверху, а в переплетении туннелей вообще были не видны. И всё же он то и дело натыкался на недавние следы их присутствия. Он проходил мимо камер и тупиков, заполненных тщательно отсортированной едой: здесь склад семян, там груда фруктов, ферментирующихся в тепле. В боковых ответвлениях он видел мимолётные движения, разглядеть которые не хватало света — изгибы тел, которые могли быть сексом, рождением детей, их воспитанием или просто местными танцами.
Хайс двигался по маячку и держал канал связи открытым, вслушиваясь в редкие монологи Зои, переходящие в полную бессвязность.
К этому времени шаттл Ямбуку уже должен был вылететь в направлении упорно молчащей ОСИ. Тэм Хайс и Зоя Фишер были последними людьми на континенте. А там, наверху, на обширные западные степи, умеренные леса и вершины горного хребта Коппер спускалась ночь.
* * *
Несмотря на лихорадку и частые потери сознания, теперь Зоя слышала голос Исис гораздо отчётливее.
Слышала его — или, по крайней мере, понимала. Теперь Зоя знала (и пыталась объяснить Хайсу в моменты просветления), каким образом работает сознание Исис на биосе планеты; как так получается, что сущность Исис содержится в каждой живой клетке, от самых древних бактерий-термофилов до специализированных клеток в чёрном глазу копателя. Клетки жили и умирали, развивались, формировали сообщества, принимали форму рыб, зверей и птиц; никакие из этих созданий понятия не имели об Исис, они ею не контролировались. Исис проявлялась в работе этого механизма аналогично тому, как содержимое книги выступает из покрытых краской листочков бумаги.
— Только когда… — прошептала она Тэму Хайсу, кому-то… может, Тео? — Только когда сознание животного достигает определённого уровня сложности, Исис может с ним взаимодействовать. Копатели. На самом деле, они не очень умны. На девяносто процентов это животные. Но в каждом из них есть капелька Исис. Они могут к ней прислушиваться, совсем чуть-чуть.
И:
— Потому-то ни один из проектов SETI так ничего и не дал. В Галактике полно жизни, и она говорит — господи, Тэм, если бы ты слышал эти голоса! Они старые, безумно старые, старше Земли! Но мы их не слышим. Есть «Исис», но «Земли» нет. Споры, которые оплодотворили Землю, когда она была ещё горячей и молодой, эти споры были повреждены — связь была нарушена. Квантовая когерентность, которую жизнь научилась поддерживать между звёзд, была разорвана, потеряна. Земля стала дикой и одинокой. Когда приматы выучили этот трюк — сознание, общение нейронов с нейронами, как планеты разговаривают с планетами, когда получили сознание из квантовых эффектов, — когда это случилось, на пути нашей эволюции было нечему встать. «Земли» нет, есть только земляне.
И разве она сама это не чувствовала? Не ощущала ли чего-то в этом роде, когда таскала засранное детское бельё под звёздами на ночном небе? Это было неправильным — все эти пытки, молчание, враждебность и жестокость человеческой истории. Всё это было неправильным, но что же правильно? От нехватки чего у Зои ныло внутри, что было настолько дорого и безвозвратно ими утрачено?
— Отчего люди поклоняются богам, Тэм?
Потому что они от них произошли, ответила себе Зоя. Мы — все наши многомиллионные толпы — их немые и искалеченные отпрыски.
Она кашлянула и почувствовала на руке кровавую мокроту.
Где-то там Тэм Хайс продирался к ней через катакомбы грязи и экскрементов.
* * *
Вслушиваясь в бормотание Зои в ушном динамике, Хайс задался вопросом, сколько из всего этого она нахваталась у Дитера Франклина, а сколько — продукт собственного бреда.
Какой процент от всего этого мог быть истиной?
В её рассказе слишком многое было от самой Зои. Ей нужна была идея Исис, подумал Хайс, — идея о сообществе планет: ведь ни на одной из родных планет ей никогда не были по-настоящему рады. Искалеченной сиротой была Зоя, а не человечество.
Длинный туннель, протянувшийся центральным коридором, спиралью уходил вниз. Хайс представил себе, как бесчисленные поколения копателей выреза?ли его во тьме, где были лишь камни. Огибая препятствия, с упорством идиота всё ближе и ближе подбирались к подстилающим горным породам.
На влажном полу туннеля росли богатые водой, почти прозрачные растения. Хайс задумался над загадкой их метаболизма: в отсутствие света, на минеральных источниках энергии. Под весом его перчаток растения извергали из себя липкую жижу.
Галлюцинации Зои. Небо, которое с нею разговаривает. Что ж, это чувство было ему знакомо. В детстве он достаточно часто смотрел на звёзды, через оранжереи забирался наверх, чтобы попасть в обсерваторию Ред-Торна и смотреть, как вращается вокруг него небо. И на этой карусели Солнце было для него всего-навсего особо яркой звездой. Его мать была убеждена, что все живые существа, от кенгуру до марсианских окаменелостей, связаны воедино, в один биос. Эта её вера была религиозной, была частью воспитания в Айс-Уокере. Хайс отринул её вместе с прочими пёстрыми идеологиями пояса Койпера — наполовину пуританскими, наполовину либеральными.