— Если мужчина будет тебя любить, объяснять ничего не придется, — твердо произнесла Беатрис.

— Так было с вами?

— Да, со мной и с Симоне.

— Правда, что его убил Леон Гальяни? — решилась спросить Кармина.

— Леон Гальяни тут ни при чем. Все, что я потеряла, я потеряла по своей вине.

Прошло несколько недель. От Беатрис не было никакого толку. Она ничем не занималась, только ела, спала, бродила по берегу и иногда разговаривала с Карминой. Последняя, случалось, думала, не нанесет ли присутствие Беатрис, человека, для которого, по-видимому, не существовало преград в виде уважения к кому-либо или страха перед чем бы то ни было, урон репутации гостиницы. Здесь останавливалось много приезжих с материка, которым мог не понравиться вид неопрятной угрюмой женщины с настороженным взглядом. И все же Кармина не могла выгнать Беатрис или хотя бы намекнуть на то, что пора освободить комнату.

Под вечер Кармина обыкновенно чувствовала себя смертельно уставшей и все же не сразу ложилась спать. Случалось, она стояла возле окна, смотрела на горизонт и размышляла о разных вещах. Например, о ветре. О том, что людям, живущим на острове, всегда приходится бороться с ним, хотят они этого или нет. О море, которое обладает свойством смывать и уносить печали и без конца напоминает человеку о вечном движении. А еще о том, как причудливо устроен белый свет, где даже капля воды или песчинка способна превратиться в целый мир. У Кармины впервые появились мысли о том, что и она сама кое-что значит в этой жизни.

Об этом свидетельствовали не столько щедрые чаевые, сколько улыбки постояльцев и их похвалы. Уважение для нее значило больше, чем глоток воды для мучимого жаждой путника.

Кармина собиралась задернуть занавески, как вдруг заметила человека, вид которого поверг ее в дрожь, хотя он имел полное право войти в этот дом и сделать все, что заблагорассудится.

Винсенте Маркато так давно не появлялся в Аяччо, что порой Кармина забывала о том, что он вообще существует!

Она охотно показала бы ему хозяйственные книги, рассказала о том, кто живет в комнатах. Она была не готова к другому: обнажить перед ним душу и тело, лечь с ним в постель и в очередной раз солгать, что Орландо — его сын.

Кармина задрожала, словно от холода, и набросила на плечи шаль. Она спустилась по лестнице с лампой в руках. Винсенте стоял на пороге и смотрел на нее снизу вверх. В его облике по-прежнему угадывалось что-то хищное — жесткая складка вокруг губ, красноватые прожилки в глазах. Он был все также щеголевато одет: суконный фрак шоколадного цвета со стальными пуговицами, модного полувоенного покроя белый пикейный жилет, серебряная булавка в галстуке, светлые панталоны, высокие сапоги для верховой езды.

— Забавно, — произнес он вместо приветствия, — я услыхал о твоих успехах прежде, чем ступил на берег. Вижу, ты не теряла времени даром и заработала для меня немало денег!

Только теперь Кармина поняла, почему изменила обстановку комнат. Она желала перечеркнуть прежнюю жизнь, избавиться от былых ошибок, хотела сделать то, что не дозволено никому.

Они поднялись наверх. Кармина принялась рассказывать о гостинице, говорила сбивчиво, быстро, стараясь не замечать иронии в усмешке хозяина и похоти в его взгляде.

— Ты поменяла обстановку. А где прежняя мебель?

— Стоит в сарае. Я попросила обернуть ее мешковиной — думаю, ничего не испортилось и не пропало.

— Я рад, что моя гостиница приносит доход.

Винсенте произнес это так, словно он, а не она целыми днями носился по лестницам, варил, подметал, перестилал постели. Словно безраздельно владел не только этим домом, но и самой Карминой.

— Вы сможете забрать деньги, — сказала она.

— Я человек не жадный. Оставь сколько нужно для своего парня. Мой он или не мой — других мне пока что никто не родил.

— Как поживает госпожа Бьянка?

— Отлично. В Тулоне пригодилось все, чему я ее научил, на что потратил деньги: умение одеваться, музицировать, говорить по-французски. Я заставил ее открыть модный салон на столичный манер, и там познакомился со многим влиятельными людьми. Красота моей жены служит огнем, на который они слетаются, как мотыльки.

Кармина позвала хозяина вниз, сказав, что подаст ему ужин. В этот поздний час в большой комнате с длинным столом и скамьями, которая служила столовой, никого не было. Молодой женщине хотелось поскорее покинуть тесную комнатку, где она не смогла бы ни вырваться из рук Винсенте, ни убежать.

Они спустились на первый этаж. Кармина поставила лампу на стол и пошла за едой. Над морем догорал закат. Стены помещения казались кроваво-красными, словно измазанными кровью. На этом фоне черная тень, отбрасываемая фигурой Винсенте, выглядела особенно зловеще.

— Вы приехали, чтобы узнать, как идут дела? — спросила Кармина, присаживаясь к столу и глядя на то, как он ест. Ей было необходимо выяснить главное.

— Да, я приехал, чтобы узнать, все ли здесь в порядке, а заодно навестить тебя. Я соскучился по твоему телу.

Кармина старалась, чтобы голос не дрожал:

— Простите, синьор, я не могу. Я выдаю себя за вдову, и люди мне верят. Я хочу жить как порядочная женщина.

Винсенте расхохотался.

— Ты можешь выдавать себя за кого угодно: уговор остается уговором. Вспомни, что я сказал, беря тебя в дом: твоя основная обязанность — делить со мной постель.

— Я не хочу, и я… не буду с вами спать.

Во взгляде мужчины появилась угроза. Он резко отодвинул тарелки и произнес:

— Что ты сказала?

Внезапно Кармина ощутила жажду сопротивления, такую сильную, что у нее потемнело в глазах. Это был тот случай, когда желание оказывается сильнее человека, сильнее страха и всех доводов разума.

— Вы слышали. Я не принадлежу ни вам, ни кому-то другому.

Мужчина поднялся с места.

— Что ты о себе возомнила? Ты — трава, а я корова, которая питается этой травой! Я возьму тебя прямо здесь, на этом столе, за которым завтракают твои постояльцы.

Когда Винсенте схватил Кармину за лиф платья, она поняла, что он изобьет ее и изнасилует, как избивал и насиловал Бьянку, а если она продолжит сопротивляться, выгонит из дома вместе с Орландо.

— Сюда могут войти!

— Пусть войдут и увидят, что ты обыкновенная шлюха!

Он попытался ее повалить, но она не давалась. Гнев и отчаяние удвоили ее силы.

— Я позову на помощь! — крикнула Кармина.

В лице Винсенте что-то дрогнуло. Он наотмашь ударил женщину по лицу, а после сказал:

— Убирайся отсюда! Сейчас, ночью, вместе с мальчишкой! Я всегда знал, что он не мой сын, что ты нагуляла его прежде, чем прибыла в Аяччо!

Кармина схватилась рукой за щеку. Она стиснула зубы, в ее взгляде по-прежнему пылали непокорность и гнев.

— Может, ты сам уберешься?

Винсенте и Кармина не сразу поняли, кто произнес эту фразу. Обернувшись, они увидели Беатрис, которая стояла с ружьем в руках. Дуло этого ружья, всегда пугавшего Кармину и служившего предметом тайного восхищения Орландо, смотрело прямо в лицо мужчины.

— А ты кто такая?!

— Меня зовут Беатрис Санто. Мне нечего терять. Я не боюсь ни Божьего, ни людского суда. Мне ничего не стоит спуститься прямо в Преисподнюю. И я могу захватить с собой тебя. И получу от этого большое удовольствие, — ответила она и улыбнулась тому, что должно было произойти, улыбкой, от которой леденело сердце.

Винсенте мигом оценил ситуацию. Выразительность взгляда Беатрис в сочетании со спокойной уверенностью движений и явным умением обращаться с оружием сказали ему все.

— Я уйду, — процедил он сквозь зубы, — но вернусь и приведу с собой жандармов. Это мой дом.

Беатрис согласно кивнула и махнула ружьем в сторону двери. Винсенте попятился, не сводя глаз с оружия, потом открыл дверь, спустился с крыльца и исчез.

Через некоторое время женщины вышли во двор. Кармина все еще не могла прийти в себя, она судорожно вдыхала вечерний воздух, в котором благоухание растущих в саду цветов смешалось с острым запахом моря.