Бьянка вздрогнула.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что это очень важно.

— А ты любила отца?

— Чтобы уйти от ответа, я могу сказать, что уважала его и прочее, но я не стану этого делать и скажу правду: нет, не любила. Мой брак с Леоном Гальяни был сделкой. Потому я и задаю тебе этот вопрос. Потому я и отпустила Дино, благословила его брак с Орнеллой Санто.

Бьянка замерла. Она могла ожидать чего угодно, но только не того, что в бегстве Дино замешана мать!

— В самом деле?!

— Да. И теперь я жду правды от тебя.

— Я… я не знаю, — пробормотала Бьянка.

Сандра тяжело вздохнула.

— Значит, нет. Повторяю, у меня не будет возможности узнать этого мужчину, и мое сердце щемит от того, что я вынуждена отпускать тебя в неизвестность. Леон говорит, что он богат и умен, но за этими словами я не вижу человека с его достоинствами, недостатками, а главное… чувствами.

— А если бы я сказала, что люблю его? — помолчав, спросила Бьянка.

— Это оправдало бы возможную ошибку.

— Что если я просто не успела полюбить? У меня будет много времени.

— Главное, чтобы его не стало слишком много. Как в аду, где каждый день тянется миллион лет. Сейчас тебе трудно представить, каково жить с завистью к чужой любви, за которой словно подглядываешь через щель между досками. Будет еще хуже, если твоя собственная, истинная любовь ворвется в твою жизнь тогда, когда у тебя не будет возможности вырваться из этого плена.

— Отец одобрил мой брак с синьором Маркато. Не думаю, что он желал мне плохого.

— Леон относится к этому браку, как к хорошей сделке, и едва ли задумывается о твоих чувствах.

Они легли и больше не разговаривали. Через некоторое время женщина поняла, что дочь заснула. Сандра же приготовилась к долгим и мучительным размышлениям. Она и впрямь нередко думала о судьбе своих детей до той поры, пока утро не прогоняло ночь, и иногда ей чудилось, будто вместо крови по жилам течет боль. Однако сегодня она на удивление быстро забылась сном, ибо чувствовала сердцем: даже если Бьянка совершает ошибку, ничто не способно заставить ее свернуть с этого пути.

Утром, во время завтрака, Сандра неожиданно сказала:

— Мы с Бьянкой остались вдвоем. Полагаю, нам не обойтись без помощницы.

Данте подумал, что отец ответит: «Ты же сама выгнала Кармину из дома!». Однако Леон произнес совсем не то, что он ожидал:

— Не думаю, что теперь кто-то с большой охотой отдаст свою дочь в услужение в наш дом.

— Можно позвать не девушку, а… женщину. Скажем, Анжелу Боллаи, которой я отвозил продукты. Ее муж погиб, и она наверняка нуждается в деньгах, — осторожно произнес Данте.

Леон приподнял брови и заинтересованно хмыкнул.

— Пожалуй. Что скажешь, Сандра?

— Хорошая мысль. Анжела Боллаи скромная, работящая женщина. Можно попытаться предложить ей работу. Ты справишься, Данте?

Тот залился краской до самой шеи.

— Я попробую.

Он не смел и мечтать о такой удаче и вместе с тем отчаянно трусил. И все-таки он пошел к женщине, пошел, едва дождавшись полудня.

Дом Анжелы Боллаи стоял на краю ложбины, полной сверкающего, искристого гранита. На мгновение Данте почудилось, будто он видит перед собой поле, усыпанное чистейшими алмазами.

Вдова Луки Боллаи встретила юношу приветливо, хотя несколько настороженно. На ее лице появилась едва заметная, несколько принужденная улыбка, появилась и исчезла, как луч солнца в ненастье.

— Вас прислал Леон? — спросила Анжела.

Данте понравилось, что женщина обращается к нему на «вы» — это означало, что она считает его взрослым человеком, а не мальчишкой.

— Да, — ответил он, с трудом переводя дыхание. Сердце в груди стучало, как бешеное. — Отец хочет предложить вам работу… в нашем доме: помогать моей матери по хозяйству.

Анжела смотрела на него с едва заметным удивлением. У нее было бледное лицо, печальные глаза, слегка опущенные уголки губ и гладко причесанные волосы. Ни лоскутка цветной одежды, никаких украшений! Данте знал, что траур по погибшему мужу женщины носят всю оставшуюся жизнь; очень редко вдова вторично выходит замуж.

— Я благодарна Леону и, разумеется, соглашусь. После смерти Луки мне трудно в одиночку воспитывать детей. Разумеется, мне помогают родственники, но у них свои семьи, и мне неудобно их обременять. Я могу прийти завтра?

— Конечно. Мать будет рада.

Слова о муже царапнули сердце Данте. Он знал, что у него нет никаких шансов, и понимал, что к его любви всегда будет примешиваться боль. Он утешался тем, что завтра Анжела придет в его дом, и уверял себя, что ему будет достаточно просто видеть ее каждый день.

Не найдя, что еще сказать, юноша неловко поклонился и ушел. Во время разговора дети, девочка лет семи и пятилетний мальчик, молча разглядывали нежданного гостя. Данте с горечью подумал о том, что когда Анжела выходила замуж, он сам был еще ребенком.

На следующий день она пришла в их дом, и Сандра осталась довольна ею: Анжела была немногословна, толково и аккуратно выполняла любую работу. Она появлялась на рассвете и уходила, когда в небе зажигались звезды. Детей она с собой не приводила: оставляла их со своей матерью.

Когда Данте встречал ее во дворе или в доме, его сердце сладко замирало, а душа наполнялась теплом. Он мечтал отправиться с ней на прогулку, болтать и смеяться, бежать под деревьями, в густой тени, пронизанной потоками солнца, а когда стемнеет — лежать в траве, любуясь полетом звезд. Быть может, прохладный вечерний ветер сумел бы проникнуть в его сердце и, коснувшись открытой раны своими бесплотными пальцами, если не исцелить ее, то хотя бы немного унять боль.

Когда Анжела подавала на стол еду, Данте не мог отвести от нее глаз: ее движения были грациозны, ловки и красивы, о чем она не подозревала и не задумывалась, ибо была сдержанна и скромна.

Данте терзала ревность: он часто задавал себе вопрос, любила ли Анжела мужа или это был брак по договоренности, как часто случалось в деревне? Ночью, в постели, он грезил о ней, томился влечением и мечтал о том, что когда-нибудь она окажется рядом. И всякий раз засыпал в тоске, потому как понимал, что это невозможно.

Бьянка готовилась к свадьбе, считала дни и недели до приезда Винсенте и ничего не замечала. Жених обещал привезти для нее муаровое платье, атласные туфли и шляпку фасона, какой носят француженки, и девушка боялась, что родители не позволят ей венчаться в таком наряде. Сандру куда больше волновала судьба дочери, которая вскоре должна была выйти замуж, а не сына, который пока что не доставлял ей никаких хлопот. Что касается Леона, ему не могло прийти в голову, что Данте мог влюбиться во вдову с двумя детьми, которая была старше его на целых семь лет.

Иногда Андреа чудилось, что свободы не существует: куда ни кинь взгляд, скалят зубы стальные решетки. И все же в последнее время в нем укрепилась надежда, надежда на то, что когда-нибудь он выйдет на волю.

Если бы не напарник, его душа сдалась бы куда прежде, чем тело. При этом самого Ранделя словно точили какие-то неотвязные мысли, подобно тому, как черви точат дерево, постепенно разрушая его, превращая в труху, хотя он и держался изо всех сил.

— Ты умеешь читать? — однажды спросил он Андреа.

— Очень плохо. Отец Витторио считал меня бестолковым, другие мальчики смеялись надо мной. Потому вскоре я бросил ходить на занятия и вместо этого блуждал по горам.

— На самом деле ты очень смышленый. Я продолжу с тобой заниматься, причем будет лучше, если ты научишься читать по-французски.

— Зачем мне это?

— Человек, который умеет читать, всегда сможет сам докопаться до сути любых вещей, отличить правду от лжи. А это — ключ к свободе. Я стану пересказывать тебе книги, которые некогда прочитал. Надеюсь, когда-нибудь ты сам возьмешь их в руки.

— Ты думаешь, мы выйдем отсюда?

— Выйдем, — уверенно произнес Рандель, — и, надеюсь, что скоро.