Конфуз случился сразу, как только вышли в предыдущий зал. Оказалось, что земляне напрочь позабыли, через какой из двенадцати тоннелей сюда проникли.

– Так не бывает, – почесав затылок, сказал недоумевающий Влад. – Начальник, ты точно не помнишь? Шел же первым.

– А не надо было меня по голове бить, – хмурясь, сказал Харднетт.

– Сам напросился.

– А ты и рад стараться.

– Не спорьте, – прекратила Тыяхша перебранку. – Дайте фонарь.

Влад сунул ей свой, и девушка стала поочередно обходить проемы. Останавливаясь у каждого, она что-то рассматривала на стенах. Дойдя до шестого, сказала:

– Вот этот.

Когда доковыляли, Влад спросил:

– Как определила?

Охотница не стала отвечать, посветила на стену, и земляне увидели небольшой значок в виде трилистника, нанесенный чем-то красным.

– Эти метки Сыновья Агана оставили, – предположил Харднетт.

– Я оставила, – сказала Тыяхша.

– Ты?! – не поверил Влад.

– Я, – кивнула девушка. – Губной помадой.

– Когда это? – не смог припомнить Влад.

– Когда вы так увлеченно языками чесали, – пояснила она.

Харднетт усмехнулся:

– Ариадна.

– Ариадна, – согласился с ним Влад. – А я – Тесей.

– А я тогда кто? – задумался Харднетт. – Минотавр, что ли?

– Минотавр не Минотавр, но с головой у тебя, начальник, точно не в порядке, – не преминул заметить Влад.

И полковник вновь молча проглотил пилюлю.

Когда добрели до колодца, первой поднялась Тыяхша. Затем Влад поднял себя и Харднетта. Обхватил полковника и отдал приказ браслету. Взлетели в лучшем виде.

В Храме не было ни души. Только в проеме исчезнувших ворот стоял Гэндж.

– Что со Зверем? – крикнул ему Влад.

– Пропал, – ответил Охотник. – Уже вошел, а потом…

И тут он изобразил руками сложный жест, пытаясь наглядно показать, что произошло со Зверем. Влад так и не понял, что же именно. Но понял – произошло. И Зверю явно не поздоровилось.

Спустя минут десять солдат с полковником уже сидели на залитых светом и золотом ступенях Храма Сердца и наблюдали за тем, как живые готовят мертвых к путешествию в Ущелье Покинутых. Сначала молча сидели. Потом Харднетт, поправив на ноге шину из двух колчанов, спросил:

– Скажи, солдат, а чем это ты устройство развалил?

– Дестронидом, – признался Влад, машинально вращая браслет вокруг руки.

– А тягач тоже этим делом развалил?

– И тягач… И труп… Воленхейма убил, раймондий украл, улики уничтожил.

– На себя все хочешь взять?

– Хочу.

Харднетт покачал головой:

– Не выйдет.

– Посмотрим, – хмурясь, сказал Влад и неожиданно для самого себя стащил браслет с руки нервным движением. Чему несказанно удивился: – Что за черт?! Говорили же, до смерти не сниму. Или уже умер?

– Защищать больше нечего, – пояснил полковник, беря браслет из его рук. – Все отключено.

– Жаль, – посетовал Влад. – Я уже привык. Удобно. Захотел, допустим, взлететь, и взлетел.

И тут же взлетел.

Толком ничего не понял, но сумел остановить себя на высоте трех метров. Вернулся на место и, косясь на пораженного полковника, воскликнул в недоумении:

– Что за черт?!

– Тому, кто научился плавать, спасательный жилет уже не нужен, – придя в себя, уважительно заметил Харднетт. Он какое-то время глядел на Влада так, будто впервые его увидел. Потом тряхнул головой и заговорил деловым тоном: – Слушай сюда, солдат. Предлагаю сделку.

До Влада не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел, он, не ожидая от особиста ничего хорошего, спросил:

– Что на что меняем?

– Ты идешь федеральным агентом ко мне в отдел, я заминаю расследование по нападению на конвой, – без обиняков ответил полковник.

– Испоганить свою жизнь, чтобы спасти миллионы чужих?

Влад задумался и, все еще не веря в свои силы, приподнял взглядом одного из каменных единорогов.

– Я бы так вопрос не ставил, – заметил Харднетт и добавил, с восхищением глядя на зависшее в воздухе изваяние: – Чтоб я сдох!

«В таком высокоразвитом языке, как всеобщий, существуют формулы, которые позволяют ярко отзываться на любую жизненную ситуацию», – подумал Влад словами из прошлой жизни. Вернул единорога на постамент и произнес, глядя на поднимающуюся по ступеням Охотницу:

– Как говорил главный сержант Джон Моррис, если сломал все весла, убеди себя, что тебе по пути с течением.

– Надо так понимать, что ты согласен?

– Выбор есть, но выбора нет. Я согласен, начальник.

– Верное решение. Глупо такие таланты в землю зарывать. С такими талантами можно… А главное – нужно!

Полковник, который не ожидал, что вербовка пройдет столь стремительно, откровенно радовался. Хотел еще что-то сказать сообразное моменту, но в эту секунду заверещал «маячок» коммуникатора.

Судя по всему, Долина Молчания перестала быть таковой.

Харднетт вырвал трубку из складок балахона, вышел по каналу экстренной связи на дежурного координатора Экспедиции Посещения и, объявив номер лицензии, затребовал спасательный борт к подножию Хитрой Горы с группой медиков и запасом замзам-колы. После чего приказал соединить с атташе по культурным связям.

Оставив полковника проворачивать шестерни сложной и непонятной бюрократической системы, Влад встал и, подобрав по пути винтовку (как-никак казенная), подошел к Тыяхше.

– Что скажешь, землянин? – спросила девушка.

– Что люблю тебя, – ответил Влад.

– Любишь, но уходишь?

Он не стал спрашивать, откуда она это знает. Взяв ее за руку, пообещал:

– Я вернусь. Обязательно.

Тыяхша ответила не сразу.

– Я знаю, – тихо сказала она через несколько секунд, провела пальцами по его уродливому шраму и улыбнулась. Эта открытая улыбка сделала ее еще более красивой.

Влад удивился:

– Ты улыбаешься?

– Нельзя?

– Слышал, не умеете.

– Глупость.

– Но ты ведь раньше никогда…

– Не было причины.

Она встала на носочки. Он наклонился.

И в тот же самый миг все для них исчезло.

Все.

И Хитрая Гора. И древний город Айверройок. И местное солнце (на государственном языке Схомии – Рригель, по Единому классификатору – Эпсилон Айвена 375).

И миллиарды миллиардов других звезд Мира, в котором все связано со всем, все тянется друг к другу и при всем при этом – с запредельной скоростью разлетается в разные стороны.