– Где ты его подобрала, говоришь?

– На берегу, Валь. Недалеко от «Совы» – ну, платного пляжа. Мы купались с Ленкой, глядим – а он около наших вещей сидит. Вот в таком виде, как сейчас. Босиком, кстати. Я сначала подумала, что пьяный, а потом решила – спрошу всё-таки, в порядке ли он, а то ведь в воду бы полез и утоп, если пьян. А у него один глаз на север, другой – на юг, и спрашивает, какой это город? У него рубашка вот эта кучу денег стоит, и джинсы тоже, то есть не похож он на наркомана или алкаша. Ну, вот я его и привезла – думала, пусть отоспится, а он так дышит… Валь, ты знаешь его?

– Ещё бы. Это Паша Олешко, мой хороший друг. – Валентин достал сотовый, потом, минуту подумав, поднял взгляд на Ровену. – Бери свой телефон, сейчас будешь звонить.

– Кому?!

– Рона, пожалуйста, хоть раз в жизни не спорь со мной, хорошо? Просто сделай то, что я прошу.

– Ну, ладно-ладно…

Озадаченная, Ровена выудила мобильник из кармана и вопросительно посмотрела на кузена.

– Вот номер. Там будет мужчина, зовут Александр Михайлович. Скажешь ему следующее: «Я нашла ваши потерянные ключи, можете заехать по такому-то адресу». И продиктуешь свой адрес.

– Валь, ты сдурел?

– Рона, послушай меня. Так надо. Ничего не спрашивай, просто сделай то, о чём я тебя прошу, потом объясню. Ну же!

– Ладно.

Чувствуя себя дура дурой, Ровена набрала номер и, услышав глуховатый голос на другом конце провода, или что там у этих сотовых, проговорила текст. В телефоне повисло молчание, собеседник, видимо, тоже завис, услышав этот феерический бред, Ровена уж совсем было решила нажать на кнопку «отбой», но голос вдруг сказал:

– Понял. Если я заеду в течение ближайших двух часов, это будет удобно?

– Конечно.

– Тогда скоро я буду у вас. Хорошо, что вы нашли ключи, мы обыскались уже.

Отложив сотовый, Ровена уставилась на Валентина, который снова склонился над лежащим, щупая его пульс.

– Это Ленка у тебя в душе?

– Ага.

– А нельзя её домой отправить? – Валентин тяжело повернулся, скрипнули пружины матраца. – Дело очень непростое.

– Мы вместе его нашли. Толку её отправлять домой, она всё знает.

– И разболтает. – Валентин вздохнул. – Знаю я её.

– Колоть ей смертельную инъекцию я тебе не позволю.

– Шуточки… – Валентин вздохнул. – Вот что у тебя за манера – из всего на свете устраивать балаган? Тут дело серьёзное, а ты…

– А что – я? Я привезла сюда твоего приятеля, вызвала тебя, позвонила невесть кому и произнесла какую-то ахинею, и я же устраиваю балаган? Что у тебя за манера вечно меня воспитывать? Ты мне кто, отец родной?

– Отца ты почти довела до инфаркта давно, как и мать!

– Тем не менее они оба живы и здоровы. А ты…

Парень на кровати снова часто задышал, и Валентин, схватив чемоданчик, с которым приехал, принялся перебирать какие-то лекарства.

– Знать бы, что тебе вкололи… Рона, когда он говорил с тобой, что ты заметила, кроме расфокусированного взгляда?

– Ничего, кроме того, что песок на пляже его не обжигал. Вернее, обжигал, но он вроде этого не замечал, а песок был горячий, ступни у него поранены чем-то, и на запястьях тоже раны.

– Вижу. Чем ты их обработала?

– Промыла водой с марганцовкой, потом перекисью залила, и вот… мазь наложила.

– Дай-ка свою мазь. Накупят всяких шарлатанских средств… – Валентин, скептически прищурившись, взял тюбик, прочитал состав и хмыкнул. – Что ж, всё правильно сделала, молодец. Боли не замечал, говоришь… а пил он много?

– Взахлёб, мы ему кока-колу дали, она тёплая уже была, но ничего больше не оказалось, я ему водой ступни охладила, так он колу пил так, словно жажда его мучила, а когда на берегу сидел, воду из реки пить не пытался – вот что странно.

– Он, скорее всего, не понимал, что там вода. – Валентин достал шприц. – Сейчас я возьму у него кровь, а ты поедешь в лабораторию, я позвоню, тебя будут ждать. Сделают токсикологический анализ и выдадут тебе лекарство, привезёшь. И позвонишь Ларисе, договоришься встретиться и объяснишь, что произошло, – но не вздумай по телефону болтать, только при встрече. Всё поняла?

– Поняла, что тут понимать-то… Валь, что происходит?

– Рона, недосуг болтать. – Валентин вручил ей пакетик со шприцем, полным крови. – Езжай сейчас же. И… спасибо, сестрёнка.

Ровена даже не нашлась, что сказать, так неожиданно прозвучала последняя фраза.

– Привет, Валь.

Ленка, вышедшая из душа, вся по-злодейски чистая и влажная, с любопытством заглянула в комнату.

– Лен, свари чего-нибудь пожрать. – Валентин снова что-то искал в своём чемоданчике. – Рона, поторопись, пожалуйста, время сейчас очень много значит.

Ровена сунула ноги в босоножки, схватила со столика ключи и вышла из дома – прямо в пекло. Машина завелась, Ровена открыла окна и выехала со двора. Шприц с кровью, упакованный в прозрачный пакетик, она спрятала в сумку, и теперь сумка лежала на переднем сиденье, словно бомба с часовым механизмом.

Остановившись на светофоре, Ровена посмотрела направо – на соседней полосе стояла маршрутка, битком набитая людьми, истекающими потом. Спрессованные в единую субстанцию, из которой выглядывали раскрасневшиеся лица, они цеплялись за поручни. Представив, что сейчас творится внутри этой душегубки, Ровена, удовлетворённо хмыкнув, тронулась. Хорошая вещь – машина. И отличная штука – лето. Непонятно, отчего граждане жалуются.

Солнце палило и палило, и он брёл по песку, изнывая от жажды. Ноги саднило и жгло, в песке попадались сухие и очень острые стручки акации, а скрип сухого горячего воздуха в воспалённой груди доводил его до исступления. Пить… хоть немного чего угодно, пить…

Капля упала ему на грудь, потом что-то влажное и спасительно прохладное коснулось лба.

Павел открыл глаза и сразу же об этом пожалел. Сквозь жалюзи пробивался свет, глаза нестерпимо болели, Павел застонал и попытался встать, его замутило, боль в голове запульсировала и пригрозила убийством. А самое главное – он понятия не имел, где в данный момент находится и как он сюда попал. Комната незнакомая, воспоминаний никаких, только тупая боль в ступнях и запястьях и жуткая боль в голове.

Кто-то подал ему кружку, полную восхитительной прохладной воды, и он принялся пить, не думая ни о чём кроме того, что жажда наконец перестанет его изводить. С каждым глотком он всё больше осознавал себя, несмотря на жуткую тошноту и боль, приподнялся – какая-то комната, полированная чёрная мебель, букет в вазе… Бежать!

– Паш, не дёргайся, пожалуйста, капельницу завалишь. Рона, поправь ему компресс. Да намочи его заново, бестолочь!

Голос знакомый, и при его звуках Павел ощутил себя в полнейшей безопасности, и с этим ощущением пришёл сон – настоящий, а не обморочный. Павел уснул, как не спал уже бог знает сколько дней, потому что этот голос извне означал только одно: его мучения закончились.

– Валь, что с ним?

Ровена с сочувствием смотрела на большого сильного мужика, беспомощного и неподвижного. В той бумажке, что ей дали в лаборатории, она ничего не поняла, но лекарство привезла честь честью, и сейчас, когда Валентин, наладив капельницу, подсоединил пациента к системе, она уверилась, что с её гостем будет всё в порядке.

– Название препарата тебе ничего не скажет, но накачали его им по самую завязку. А до этого кололи смеси самых разных веществ. – Валентин прикрутил колёсико капельницы и взглянул на сестру. – Рона, сейчас сюда приедут… ты прости, но будет довольно людно. Веди себя прилично, пожалуйста, без этих твоих вечных штучек. Мы… мы искали его четыре дня. Он пропал неожиданно, вернее, не пропал, его похитили, увезли, и… мы все беспокоились о нём. Ты даже представить не можешь, как я тебе благодарен, что ты его не бросила. Впрочем, это вполне в твоём стиле, конечно, но в данном случае твой поступок помог моему другу. Я…

– Хватит рассыпаться – рассыплешься совсем. – Ровена, хмыкнув, скорчила презрительную гримасу. – Дурак ты, Валька. И всегда таким был. Жену свою воспитывай, а я сама по себе.