Он мерещился ей повсюду: в такси, в метро, в ресторанах, в супермаркете. Она не могла выбросить его из головы, сколько ни старалась.

А Мартин после поездки на остров Бура полностью уверился: у них с Фьяммой нет будущего. Он считал, что сделал все для того, чтобы вновь сблизиться с женой, и если из этого ничего не вышло, то это уже не его вина. Даже пережитое ими на острове стихийное бедствие он рассматривал как знак, указывающий на то, что не следует пытаться сохранить их брак, а нужно идти по новому пути. Теперь он знал, что нужно делать, но не знал как. Он не знал, как сделать первый шаг. Он не знал, какая на самом деле Эстрелья — они ведь были едва знакомы, и нужно было время, чтобы понять, ради чего он бросает все и начинает новую жизнь. В глубине души он боялся остаться один. Он не знал, до какой степени зависим от жены, а ведь ему предстояло поменять то, что давала ему Фьямма, на то, что могла дать Эстрелья. Но он не сознавал, что, для того чтобы дарить любовь, нужно быть в мире с самим собой. Его отношения с Фьяммой не сложились, так как же мог он начинать отношения с другой женщиной? У него не было времени на то, чтобы проанализировать, отчего не задалась его семейная жизнь, потому что до появления Эстрельи ему казалось, что все в его жизни прекрасно. Но в тот день он проснулся с таким желанием любви, что, едва явившись на работу, торопливо открыл ящик стола, в котором уже несколько недель лежало написанное Эстрелье письмо. Нужно только дописать несколько строк и отправить. Он не мог просто появиться перед ней после стольких дней отсутствия, пусть сначала ее сердца коснутся слова, написанные на бумаге, так что — за дело.

Мартин распечатал конверт и начал перечитывать письмо, вычеркивая слова и добавляя фразы, и в конце концов разорвал написанное и принялся писать заново. Несколько часов он изливал самые заветные чувства, подбирал слова, искал точные формулировки, с удивлением замечая, что из написанных им строк вставал новый, незнакомый ему самому Мартин.

Перечитав потом написанное, он изумился, заметив, что давно выношенные мысли переплетались в его письме с новыми, свежими, только что родившимися. Ростки эти обещали, если им суждено будет попасть в благодатную почву, вырасти в огромные сильные деревья. Он никогда не подозревал в себе подобной глубины, часто намеренно играл в легкомыслие и преуспел в этом. Мартин не знал, что его письмо к Эстрелье — начало глубокой перемены в нем самом, что ему пришла пора стать совсем другим. Он услышал, как в далекой часовне зазвонили колокола, созывая прихожан к дневной службе. Нужно подождать еще минут сорок, а потом пойти туда. Войти в часовню перед самым закрытием и положить конверт на скамью, где они обычно сидели. Если она придет сегодня (если!), она найдет его письмо.

Но тут Мартину принесли подборку последних новостей, потом позвали на неотложное заседание, и так прошел целый час. Когда наконец все закончилось, он направился к выходу, и как только за ним закрылись двери редакции, бросился бежать, как отчаявшийся юнец, к часовне Ангелов-Хранителей, хотя и был уверен, что уже опоздал и теперь придется ждать еще целую неделю, чтобы передать письмо. Задыхаясь, Мартин добежал до часовни. Толкнул тяжелую деревянную дверь, и она подалась. Успел! Часовня еще открыта! Он вошел, стараясь ступать как можно тише, но предательское эхо разнесло звук его шагов. Он был так взволнован, что забыл, на какой скамье они обычно сидели. Ему показалось, что скамей стало больше. Поставили новые? Он поднял глаза, и ангелы с фресок указали ему точное место. Но если она теперь садится не там? Если она вообще больше сюда не приходила? И что, если кто-то другой придет раньше и обнаружит письмо? И все же Мартин решил рискнуть. Он оставил Эстрелью, ничего ей не объяснив, а потому ничего хорошего не заслуживал. Так размышлял Мартин, сидя на той самой скамье, где Эстрелья столько вечеров подряд плакала о нем. Он положил конверт на скамью. Достал из кармана небольшую раковину. Это раковина была очень дорога Мартину: ее подарила ему мать золотым воскресным вечером много лет назад. Он не расставался с ней сорок лет, всегда носил с собой. Она была при нем в самые трудные моменты, когда ему нужна была удача. Служила ему талисманом. Сейчас он расстался с этой раковиной в надежде, что она и на этот раз поможет ему. Вернет ему Эстрелью. Раковина поблескивала в полутьме часовни, а Мартин уже был на улице и вскоре слился с толпой. В тот день голубям в парке Вздохов повезло: в первом же попавшемся киоске Мартин накупил для них кучу пакетиков с рисом.

Эстрелья посмотрела на часы в своем кабинете: почти шесть вечера. Был четверг. Она колебалась, идти ей сегодня в часовню или нет: уже столько четвергов она приходила туда напрасно! Почему сегодня должно быть иначе?

Потом она долго говорила по телефону, а когда снова посмотрела на циферблат, шел уже восьмой час.

Эстрелья вышла на улицу, когда совсем стемнело. Про-ходя мимо церкви, она решила, что пора все забыть. Выйти из порочного круга, разорвать окутавшую ее тишину, снова почувствовать биение времени. Перестать как заведенная повторять ритуал, в котором больше не было смысла. Прошло уже два месяца с тех пор, как Мартин исчез. Вот только куда исчез, спрашивала она себя. И ноги сами привели ее ко входу в часовню. Она замерла перед дверью, и ей стало жаль саму себя. Последние остатки гордости помешали ей сделать еще один шаг. Эстрелья развернулась и пошла прочь.

Любимая!

Выслушай: это моя душа говорит с тобой.

Бумага скроет мой стыд, но она же откроет тебе, кто я и каков я.

Ты ничего обо мне не знаешь. В тот день в парке я думал о своем одиночестве и о чайках, которые летали вокруг, пока одна из чаек (или то была одна из моих мыслей?) не привела меня к тебе.

Я всегда боялся, что кто-то или что-то нарушит мое душевное равновесие, полагая, что именно оно залог моего спокойствия и уверенности, а потому был вполне доволен тем, что дала мне судьба. О чем еще может мечтать сорокасемилетний мужчина, проживший половину жизни?

Признаюсь тебе: я и сейчас боюсь. Но теперь я боюсь другого. Ты помогла мне увидеть мои недостатки, знакомство с тобой заставило меня многое пересмотреть. Во мне началась глубокая перемена. Я еще не во всем разобрался, но я близок к этому.

Уверяю тебя: моя душа лучше, чем я сам. Она стала чище рядом с тобой, заново родилась для тебя.

Надеюсь, что время еще не упущено. За долгие бессонные ночи мне открылась истина: иногда то, что кажется нам концом, является лишь началом. И самый поздний час есть в то же время и самый ранний. Вспомни, как ночь умирает с первым лучом зари. Миг, когда прорывается первый луч солнца, есть конец ночи и начало нового утра. Надеюсь, что сейчас именно такая минута.

Эстрелья, любимая! Я женат. Восемнадцать лет назад я связал свою жизнь с прекрасной женщиной, которую, как мне казалось, безумно любил. Но между нами постепенно выросла холодная стена молчания, и сегодня я, как это ни больно, понимаю, что выжил в этом холоде только благодаря воспоминаниям о первых счастливых годах нашей совместной жизни. Я дал обет вечной любви, и теперь мои руки связаны. В последние дни я много размышлял и пришел к выводу, что чем более человек верен себе, тем менее верен он другим людям. Вырастая, люди забывают свои детские мечты. Я свои мечты помню, потому что мне не дали их осуществить. И они умерли, а я живу чужой жизнью, воплощая навязанное мне представление о том, чего должен добиваться в жизни человек.

С раннего детства меня учили холодной сдержанности, прививали чувство ответственности, требовали всегда поступать в соответствии с обще-принятыми нормами. Даже если это ранило мои чувства — а чувства, уверяю тебя, есть не только у женщин. Мне не стыдно признаться сегодня в том, что я человек чувствительный. Раньше я вынужден был скрывать это — мне некому было поплакаться, некому рассказать о своей боли. Благодаря тебе я могу (хотя и таясь от всех) плакать.