Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

И только минут через десять…

— Ух! — еле выдохнул Ява.

— Ага, — поддакнул я.

— Тю, — сказал Ява.

— Тьфу, — отозвался я.

И это весь разговор, на какой мы были способны.

И только минут через двадцать мы наконец пришли в себя и смогли обсудить то, что случилось.

— Да… — вздохнул Ява. — Можно сказать, испортил ты мне все дело. А что?! Кто ж меня теперь в милиционеры возьмет?…

— Да иди ты! При чем тут я? — пробовал я оправдаться. — Никто же не видел. И главное, все обошлось… Чего ты?

— Ну да, не видел! И дядька видел, и милиционер. Когда мы за ним бежали, он искоса глянул в нашу сторону… А у милиционера память будь здоров! Профессиональная.

— А-а! — махнул я рукой.

— Вот тебе и «а-а»! Может, нас по его словесному портрету уже и разыскивают. Словесный портрет — это, брат, такая штука… — Ява поднял над головой кулак, что могло означать, какая сильная штука словесный портрет. Про словесный портрет Ява наслышался, когда готовил себя в пограничники.

— Да что мы такого сделали?! Ничего ведь страшного! — не столько Яву, сколько самого себя успокаивал я. — Нечаянно зацепили корыто… Ведь не нарочно же…

— Поди докажи, что не нарочно. Дядька первый скажет, что умышленно. Чтоб себя оправдать. И вообще такого, может, за всю историю метро не было. А ты говоришь…

— Не везет нам в метро, — вздохнул я. — И в прошлый раз, помнишь, скандал был, и теперь…

— Закон парности, — вздохнул Ява.

А может, он и в самом деле существует, этот «закон парности», про который не то всерьез, не то шутя говорил мой отец и который будто бы состоит в том, что разные неприятности всегда ходят в паре — как одна случится, жди другой. Недаром же в народе говорят: «И так горе, и так вдвое».

— Это такой проклятый закон… Смотри, чтоб с нами сегодня еще какой-нибудь пакости не приключилось, — сказал Ява и неожиданно улыбнулся. — А все-таки здорово шпарила она в корыте…

— А что! Как в ракете — фить! — и будь здоров! Я бы и сам не отказался, а?! — затараторил я, обрадованный, что Ява уже не запугивает меня милицией.

Ява поднялся с земли:

— Ну, так куда теперь пойдем?

Я пожал плечами:

— А куда хочешь! Хоть в веселый городок, хоть в стерео, хоть в зоо…

— Это можно, вот только… — И Ява смолк.

— Что?

— Да если бы… — И снова смолк.

— Ну что?

— Да одним идти как-то… Вот если б разыскать этих… киевских… Игоря, Сашку-штурмана… Они ведь такие ребята классные… — и в небо смотрит, чтоб глаза от меня спрятать.

Гляжу я на него и про себя улыбаюсь. Ну и Ява! Вот уж лис-хитрюга… Ребята, видишь ли, ему понадобились! Ну как же! Да я тебя насквозь вижу. Ты ведь для меня как стеклышко! Я не киевский охотник, которого за нос водить можно. Ведь что было! Охотники из Киева, которые приезжали к нам в Васюковку на охоту и рыбалку, часто просили нас кузнечиков для наживки ловить. Спичечная коробка кузнечиков — пятачок. Так вот я себе ловлю и ловлю в поте лица: нанялся — как продался. А Ява сена в коробок наложит, сверху несколько кузнечиков сунет и уже бежит менять на пятак. А поймают его на этом деле, он только глазами невинно хлопает: «Ведь нужно же было им корма подбросить…»

Но я-то тебе не киевский охотник!

— Оно бы, конечно, здорово, — говорю, — только где же их найдешь? Адресов ведь мы не знаем… Правда, давала тебе Валька свой адрес. Но ведь ты его, конечно, не сберег… Да оно и смешно было бы — беречь адрес какой-то Вальки.

Ух ты! У Явы щеки так и вспыхнули, как от пощечин.

И что же это такое бывает иногда с людьми? Смотришь — геройский хлопец становится бог знает чем, ботвой свекольной… И из-за кого? Из-за какой-то цапли в юбке… Тьфу!

В тот раз, когда были у нас приключения с Кнышем и Бурмилом и когда Ява был Робинзоном Кукурузо и бежал в речные плавни на необитаемый остров имени Переэкзаменовки, познакомились мы случайно с киевскими пионерами-юннатами. И была среди них одна такая Валька, худая, длинноногая и, по-моему, совсем некрасивая. (Ганя Гребенючка из нашего класса в тысячу раз лучше!) Но это я так считал. А Ява… Ява в присутствии Вальки через две минуты стал не Ява, а свекольная ботва. Когда юннаты возвращались в Киев, Валька оставила Яве свой адрес, чтобы мы написали, чем кончится наша история с Кнышем и Бурмилом, — ее, видишь ли, это страшно заинтересовало.

История с Кнышем и Бурмилом закончилась нашей победой. Мы ходили героями, и Ява несколько раз полушутя, полусерьезно закидывал удочку — написать Вальке письмо. «Тьфу! — сказал я. — Да ты что, спятил?! Я вот, когда в лагере, домой-то пишу редко, а ты хочешь…» Один Ява написать не отваживался. Боялся ошибок наделать. Переэкзаменовка-то у него была как раз по языку. Так с письмом ничего и не вышло. Но адрес Ява сберег. Он прятал его на чердаке, и я однажды видел — он перечитывал его как какое-нибудь письмо. Только я ему ничего не сказал…

А когда мы ехали в Киев, я знал, что рано или поздно Ява заведет разговор про Вальку. Но я не думал, что так скоро. И если бы не моя провинность в приключении с корытом, я бы, наверно, так быстро не сдался. Но теперь я обрадовался, что Ява забыл про словесный портрет и милицию, и решил уступить.

— Чего скис? — говорю. — Смотри веселей! Конечно, интересно было бы встретиться и с Игорем и с Сашкой-штурманом, и с Валькой. Они бы нам Киев знаешь как показали! Какой там у Вальки адрес? Я раньше помнил… Улица какого-то восстания?…

— Январского… — буркнул Ява.

— Тю! Да это ж она и есть! Тут возле метро начинается и тянется туда, где Лавра. Айда!

Ява криво улыбнулся.

Глава III

Ява спешит на свидание. Ухо

Через несколько минут мы уже были в Валькином доме. Стали искать квартиру — нету! Все здание обошли… На самом верхнем этаже последняя квартира — восемнадцатая, а нам нужна двадцать пятая. Что такое?! Неужели обманула Валька, подшутила, выдуманный адрес дала?… На Яву было больно смотреть — такой у него был вид. Наконец я решился спросить у какой-то бабуси. Оказалось, есть двадцать пятая, только во дворе, в так называемом флигеле.

— Выдумали какой-то флигель-мигель. Только с панталыку сбивают, — притворно сердясь, бурчал повеселевший Ява.

И в самом деле, во дворе стоял точно такой же, как и с улицы, большой шестиэтажный дом. И что его флигелем назвали?!

Когда мы входили в парадное, я заметил, как Ява, проходя мимо старинных стеклянных дверей, на миг задержался, глянул на свое отражение в стекле и пригладил рукой чуб. Я сделал вид, что не вижу.

На третьем этаже мы легко отыскали двадцать пятую квартиру. На дверях несколько кнопок от электрических звонков — наверно, в квартире много соседей. На лестнице полутемно, и мы встаем на цыпочки, чтобы прочесть надписи под кнопками. Вот… «Малиновским звонить один раз»! Это и есть. Валькина фамилия Малиновская. Точно.

— Звони, — шепчет Ява.

— Ты звони, — шепчу я и неизвестно отчего чувствую холодок в животе.

— Да позвони! Ну ты же выше, тебе удобней, — хитрит Ява.

— Тебе адрес давали — ты и звони! — не сдаюсь я.

— А ну тебя! — сердито шепчет Ява и решительно нажимает на кнопку. За дверями дребезжит звонок.

Ява отскакивает и прячется за мою спину. А мне очень надо! Я тоже отскакиваю в сторону и стараюсь выпихнуть Яву вперед.

И тут случилось что-то невероятное. Из-за выступа стены, как призрак, вынырнул кто-то огромный и здоровенной ручищей схватил Яву за ухо. В то же мгновение хриплый голос так загремел на всю лестницу, что эхо вприпрыжку поскакало вниз по ступенькам.

— Ага! Попался! Попался наконец!

Не говорю уж про Яву, которого трепали за ухо, я и сам-то от неожиданности прирос к месту и не мог шевельнуться.

А грозный голос продолжал греметь:

— Так вот кто хулиганит! Вот кто звонит и убегает!… А бедная бабушка должна бить старые ноги, попусту выходить открывать?! Вот мы сейчас с вами поговорим!

31
{"b":"259465","o":1}