— Ты послал, — вскричала Лолла, — я вспомнила, ты послал!

— Правда послал?

— Ну да, я еще ходила с тобой.

— Хорошо, но этого мало. Ты ведь уговорила меня послать поменьше. Сама подумай: он сидит в тюрьме, ему нужен новый адвокат, ему нужны свидетели, и все стоит денег. Он ничего не добьется с пустыми карманами.

— Только не уезжай и не превращай себя в посмешище.

Молчание. Абель сидел, стиснув руки. Потом в нем словно вспыхнула искорка жизни. Он сказал:

— Весной я кое-что предприму.

Лолла, на мгновение опешив от радости:

— Да? Ты серьезно? Благослови тебя Бог, сделай так, Абель, предприми хоть что-нибудь. Ничего более радостного я давно не слышала.

Благие намерения, благословенные намерения. Весна пришла, и лето пришло, но все оставалось по-старому. Абель, как и прежде, жил в «Приюте», а время уходило. В городке тоже все оставалось тихим и неизменным, разве что несколько человек родилось и несколько умерло. И водопад оставался прежним, а лесопильня стояла, каботажный пароход совершал свои рейсы, тридцать туристов посетили город, иногда причаливал барк и грузил швырок для Вестланда. «Воробей» ходил по своему маршруту, капитана Ульрика так и не удалось спровадить, — словом, все шло по-старому. Только в Абеле больше не вспыхивали искры жизни.

— Лолла, как по-твоему, после моего отца остались всякие диковины и вообще старый хлам. На кой они нужны?

— Зачем ты это говоришь?

— Они стоят в сарае, а мы могли бы превратить их в деньги.

— Пожалуй что и могли бы, — сказала она задумчиво.

— Половину получишь ты.

Лолла, сердито:

— Не желаю я никакой половины.

— Молчи лучше. А ведь правда, все там лежит без толку, а мы могли бы превратить это в деньги. И ты получила бы половину.

— Я уже сказала, что не желаю никакой половины.

— Молчи.

Лолла, со злыми слезами:

— Я не желаю иметь ни половину, ни целое, вообще ничего, понял? Я каждый месяц получаю пенсию, и мне хватает. Но есть еще одно дело, о котором я раньше не хотела тебе говорить: когда твой отец продал моторку, он попросил меня отправить тебе деньги за нее, но я этого так и не сделала. Я тогда выплачивала банковский заем, и деньги были нужны мне самой.

— Ты на меня сердишься? Лолла, ты на меня сердишься? Ну зачем ты? Мы должны быть ко всему равнодушны и безразличны, так и время пройдет.

— Да, так проходят дни и годы. А мы ничего не делаем. Так и вся жизнь пройдет.

Абель кивнул:

— Было время, когда я собирался что-то совершить, только сразу у меня ничего не получилось. Но если что-то не получается сразу, то вполне может получиться на другой год.

— А почему не теперь?

— Ну не знаю. Потому что на дворе конец лета. А я всегда представлял себе это именно весной. Не в один год, так в другой.

Лолла в отчаянии закричала:

— Абель, ты погибнешь!

Абель, с улыбкой:

— Не горячись так, Лолла!

И вот настала осень с холодным ветром и облаками пыли.

Ольга вышла ему навстречу из-за угла. Она была покрыта пылью и выглядела усталой.

— Добрый день, Абель! Давай присядем.

— Ты устала? Может, тебе лучше поехать домой?

— Нет, давай найдем скамейку.

— Здесь так пыльно.

— Ты что, не решаешься со мной говорить? — спросила она. — Мы не так уж и часто разговариваем, я думаю, года два прошло. Ну, как поживаешь, Абель? Ты хорошо выглядишь. А вот я в полном отчаянии. Я далеко ходила и сейчас возвращаюсь домой. Правда, у меня ужасный вид?

— Да нет, если только немного сотрешь пудру и краску.

— Ты помнишь, как однажды хотел мне подарить браслет?

— Который ты не захотела взять.

— Золотой браслет. И теперь я хочу его взять.

— Теперь?

— Да. Мне нужен браслет, чтобы хоть как-то скрасить мою жизнь.

— Хорошо, я его достану, — сказал Абель.

— Правда достанешь? Ах, Абель, какой ты милый! Ведь если подумать, это же мой браслет, вот я и хочу попросить, чтоб ты сходил туда и забрал его.

Абель кивает:

— Конечно, если он никуда не делся.

— Нет. Я много раз бывала в церкви в этом году и смотрела. Так ты понял, Абель, что теперь я охотно приняла бы его в подарок?

— Да, по той или иной причине.

— По вполне определенной причине.

Абель ничего не имел против такого дела, и, когда он направился к церкви, ноги сами несли его. Месяц был на ущербе, казалось, будто он, лежа на спине, плывет к облакам. Ни птички, ни одной живой души на церковной горке, лишь из прорезей колокольни время от времени доносится посвист. Хороший вечер. Если бы кто-нибудь попался ему навстречу в воротах и спросил, куда это он держит путь, Абель ответил бы с хитрецой: «Эх, знал бы ты куда!»

Он хорошо ориентируется здесь, подходит к окну и пытается заглянуть сквозь него — на месте ли браслет. Но с такого расстояния и при таком слабом свете углядеть его невозможно. Он окидывает взглядом кладбище. Крумова вдовица не сидит здесь больше и не горюет, как в прошлый раз, она и сама умерла. Сейчас здесь никто не сидит, осень, холодный ветер, самый подходящий вечер.

Он начинает сверлить, инструментов у него при себе немного, сверло да тонкая стальная пластинка, чтобы поддеть оконную скобу. Все сделано быстро, недаром у него такие искусные руки, и уж верно ему доводилось иметь дело с окнами более сложными. Потом он подтягивается на руках и боком проскальзывает внутрь. Всего лишь несколько движений бедрами, детская игра. Да и вся затея не более чем игра, до смешного легко влезть и снять браслет и вылезти обратно, настолько легко, что Ольга вполне могла бы это сделать и сама.

Когда он вылез из окна, то увидел во дворе какую-то фигуру и сразу понял, кто это. Она одета как и сегодня днем и так же беспокойна.

Оба молчат, покуда он не становится на землю обеими ногами, потом начинают шепотом:

— Нашел?

— Да.

Она берет его под руку и выходит с ним за ограду.

— Пожалуйста, — говорит он.

— Господи, до чего ж тяжелый! — восклицает она. — Я готова поцеловать тебя за это, если ты, конечно, хочешь.

— Нет, слишком уж легко это далось. Ты и сама могла бы справиться.

— Мы забыли закрыть окно.

— Лучше пусть стоит открытым с накинутой скобой. Тогда оно не будет хлопать.

— Ну, значит, все в порядке, — сказала она. — Спасибо, Абель.

Абель:

— А зачем ты приходила?

— Мне тебя стало жалко. Не хотелось, чтобы ты был совсем один. Да еще из-за меня.

— Не понял…

— Ну, если бы кто-нибудь прошел мимо…

Они молча спустились с церковной горки и расстались перед ее дверью.

Но день спустя она пришла в «Приют моряка» и прямиком проследовала в его комнату. Этот визит поверг Абеля в смятение, и он растерянно предложил ей свой единственный стул.

— Ты мне можешь дать взаймы две тысячи крон? — спросила она.

Абель даже рот разинул:

— Что? Да, да, с удовольствием.

— Дашь? — воскликнула она и шлепнулась на стул.

Ольга была очень возбуждена, но на сей раз не накрасилась и потому выглядела привлекательно. На запястье у нее был браслет, она им позвякивала и вообще выставляла напоказ. Откуда такое беспокойство? Она встала и снова села, без всякой нужды протянула ему руку, смеялась и вздыхала. Нервы. Истерия. Речь у нее тоже была сбивчивая.

— Мне очень стыдно. Понимаешь, я уже давно это знала, а у него денег не было. Виновата во всем я, и, стало быть, мне искать выход. Я пошла к Фредриксену. Это было вчера. Нет, сказал он. Я сходила к Фредриксену и ушла ни с чем. Нет, потому что он перекупил долю моего отца в «Воробье» и теперь у него ничего нет. Конечно, это враки, но у него ничего больше нет. А вчера я встретила тебя и подумала про кой-какие кольца и про браслет, но этого, к сожалению, мало. А виновата во всем я. Мне до того стыдно, один Бог знает, как мне стыдно. Вот я пришла, я рискнула попросить тебя…

Абель:

— А чего вы боитесь?

— Ревизии. Касса у него при конторе. Но во всем виновата я, он ни разу не сказал мне: нет. Я стала бедная, отец стал бедный, и мы брали деньги из кассы. В тот раз недостачу удалось покрыть. Не самым красивым образом, я просто заложила кое-что у одного знакомого, но этого я не очень стыжусь, по-настоящему мне стало стыдно только сейчас…