В последний вечер перед возвращением Тома на Янус они гуляли по пляжу. Несмотря на то что было самое начало января, Тому казалось, что с момента его появления в Партагезе прошло не шесть месяцев, а уже много лет.

Изабель смотрела на море – солнце спускалось с неба и погружалось в серые воды на самом краю земли.

– Я хотела попросить тебя кое о чем, Том, – сказала она.

– Давай. О чем?

– Ты мог бы меня поцеловать? – спросила она, не сбавляя шага.

Том решил, что из-за порыва ветра неправильно ее расслышал, тем более что она продолжала идти. Подумав, он пришел к выводу, что, наверное, она произнесла слово «тосковать».

– Конечно, я буду тосковать. Но ведь мы увидимся, когда я приеду в следующий раз?

Перехватив ее удивленный взгляд, он засомневался. Даже в сгущавшихся сумерках было видно, как сильно она покраснела.

– Я… извини, Изабель. Я не очень-то силен в словах… в таких ситуациях.

– Каких ситуациях? – пролепетала она, раздавленная неожиданной догадкой. Ну конечно! У него наверняка в каждом порту есть девчонка!

– Ну… при прощании. Понимаешь, я привык к одиночеству. Но и общество людей меня не тяготит. Просто трудно с одного переключаться на другое.

– Тогда я все для тебя упрощу. Я просто уйду! Прямо сейчас! – Она резко развернулась и зашагала обратно.

– Изабель! Изабель, подожди! – Он догнал ее и взял за руку. – Я не хочу, чтобы ты уходила. Уходила вот так! Да, признаюсь, я буду по тебе тосковать! Ты… мне с тобой хорошо!

– Тогда отвези меня на Янус!

– Что? Ты хочешь посмотреть на остров?

– Нет! Я хочу там жить!

Том засмеялся:

– Господи, ну и шутки!

– Я не шучу!

– Ты не можешь говорить серьезно, – не поверил Том, но что-то ему подсказывало, что она не шутит.

– Это почему?

– По тысяче причин, которые с ходу приходят в голову. Хотя бы потому, что на Янусе может находиться только жена смотрителя.

Она промолчала, и он для пущей убедительности кивнул головой.

– Так женись на мне!

Он сморгнул.

– Изз… да мы едва знакомы! Кроме того, мы даже ни разу не поцеловались, раз уж на то пошло!

– Наконец-то! – воскликнула она, будто решение было очевидным и не вызывало сомнений. Потом встала на цыпочки и наклонила его голову к себе. Прежде чем он успел сообразить, что происходит, она поцеловала его. Неловко, но страстно. Он отстранился.

– Ты играешь в опасные игры, Изабель. Не следует целовать первого встречного. Если, конечно, ты не собираешься за него замуж.

– А если собираюсь?!

Том посмотрел на нее и увидел, что маленький подбородок упрямо вздернут, а в глазах читался вызов. Если он переступит черту, то кто знает, чем все закончится? К черту! К черту выдержку! К черту благопристойность! Перед ним стоит чудесная девушка, которая умоляет себя поцеловать. Солнце село, отпуск закончился, и завтра в это время он окажется затерянным в бескрайних просторах океана.

Он наклонился и заглянул ей в глаза.

– Это делается вот так, – сказал он и нежно поцеловал ее. Время остановилось, и еще ни разу в жизни поцелуй не казался ему таким сладким.

Потом он отступил и смахнул с ее лба прядь волос.

– Давай я отведу тебя домой, пока нас не объявили в розыск.

Он обнял ее за плечо, и они медленно побрели по песку.

– Я не шутила насчет замужества, Том.

– Изз, у тебя, наверное, не все в порядке с головой, если ты хочешь за меня замуж. Работая смотрителем, я точно не разбогатею. И быть женой смотрителя – совсем не подарок судьбы.

– Я знаю, чего хочу, Том.

Он остановился.

– Послушай, Изабель, я не хочу показаться занудой, но ты… ты намного моложе меня! В этом году мне стукнет двадцать восемь. И, насколько я понимаю, твой опыт общения с парнями не очень-то богат. – Судя по ее поцелую, он был готов держать пари, что этот опыт отсутствовал вообще.

– И что с того?

– Просто увлечение легко принять за настоящее чувство. Подумай об этом. Готов поспорить на что угодно, что через год ты и не вспомнишь обо мне.

– Посмотрим, – ответила она и потянулась за поцелуем.

В ясные летние дни казалось, что Янус тянется из воды на цыпочках. Остров вообще всегда выглядел по-разному, например, низким или высоким, причем не только из-за приливов и отливов. Во время ливней с ураганами он становился совсем неразличимым, растворяясь в воздухе, как персонаж древнегреческих мифов. Или оказывался в облаке морского тумана, насыщенного тяжелыми кристаллами соли, поглощавшими свет. При лесных пожарах на материке насыщенный гарью дым мог добраться до острова, и тогда частички золы в воздухе окрашивали закаты в пурпур и золото и покрывали копотью линзы светового устройства. Вот почему на острове требовался самый сильный и яркий маяк.

С галереи открывался вид на целых сорок миль. У Тома до сих пор не укладывалось в голове, как в одной и той же жизни могут одновременно существовать и такие бескрайние просторы, и крошечные участки земли, за которые всего пару лет назад проливалось столько крови. И все для того, чтобы отбить у врага и назвать «своим» участок всего в несколько ярдов, а на следующий день снова его потерять. Наверное, той же одержимостью к обозначению объяснялось и решение картографов разделить единую водную массу на два океана, хотя определить, где их течения расходятся, не представлялось возможным. Деление. Обозначение. Поиски отличий. Какие-то вещи никогда не меняются.

Разговаривать на Янусе было не с кем и незачем. Том мог месяцами не слышать собственного голоса. Он знал, что некоторые смотрители нарочно пели песни: так обычно включали двигатели, чтобы убедиться, что они по-прежнему в рабочем состоянии. Но Тому нравилась тишина. Он слушал ветер. И замечал малейшие перемены в жизни острова.

Иногда бриз приносил воспоминания о поцелуе Изабель: нежности ее кожи и податливости тела. И он думал о том времени, когда все это казалось невозможным. Сам факт ее существования действовал на него очищающе. А мысли уносили обратно в темное прошлое, наполненное кровавым месивом из тел и вывернутых конечностей. Найти в этом смысл – задача не из легких. Присутствовать при смерти и не оказаться раздавленным под ее тяжестью. Почему он до сих пор жив, непонятно и не поддавалось объяснению. И вдруг Том заметил, что по щекам текут слезы. Он плакал по тем, кого рядом поглотила смерть, а к нему интереса не проявила. Он плакал по тем, кого лишил жизни сам.

На маяке надо отчитываться за каждый прожитый день. В журнал записывались все события, и это подтверждало, что жизнь продолжается. Со временем призраки прошлого постепенно растворились в чистом воздухе уединенного острова, и Том отваживался перенестись мыслями в будущее, чего не мог себе позволить долгие годы. И в этом будущем была Изабель, такая неунывающая, искренняя и жадная до жизни. Он направился в сарай, а в ушах звучали слова капитана Хэзлака. Том нашел корень эвкалипта и отнес в мастерскую.

Янус

15 марта 1921 года

Дорогая Изабель!

Надеюсь, у тебя все хорошо. У меня тоже все в порядке. Мне здесь нравится. Наверное, это странно, но так оно и есть. Тишина мне очень по душе. В Янусе есть что-то волшебное. Таких мест я никогда раньше не встречал.

Жаль, что ты не можешь увидеть, какие красивые здесь закаты и восходы. А звезды! На небе ночью становится от них так тесно, что оно начинает напоминать циферблат, на котором по кругу ходят созвездия. И знать, что они обязательно появятся, очень успокаивает, особенно если день выдался трудным и что-то не ладится. Во Франции мне это тоже помогало. Глядя на звезды, гораздо легче расставить все по своим местам, ведь они окружали Землю еще до появления на ней людей.

Они продолжают светить, что бы ни случилось. Мне кажется, что маяк – это осколок одной из звезд, упавший на землю. Он тоже светит, несмотря ни на что. Летом, зимой, в шторм и хорошую погоду. Люди могут на него положиться.