– Согласитесь, у меня есть для этого основания. Думаю, самое лучшее, что вы можете сейчас сделать, это успокоить вашу сестру, объяснив ей, что все произошло самым естественным образом и ей никого не нужно подозревать. Кстати, если я правильно понял, вы, кажется, приезжая? Хотите, я покажу вам город? У нас в Тарасове есть замечательные места…

Можно было, конечно, сразу послать Валеру из морга подальше, но какое-то шестое чувство остановило меня, и я взяла у него номер телефона.

– А если у нас с Тамарой появятся еще какие-нибудь вопросы, мы можем обратиться к вам? – доверчиво заглядывая в глаза, говорила я.

– Обязательно! С удовольствием отвечу на них. Особенно вам.

Кокетливо улыбнувшись на прощание, я поспешила покинуть скорбный приют. Был уже шестой час, а мне предстояло еще вновь перевоплотиться и стать самой собой.

Светка, как всегда, гениально и в два счета справилась со своей задачей, и вскоре я уже подъезжала к клинике Филимонова.

Два этажа старинного здания в самом центре города могли похвастаться новеньким ремонтом, они резко контрастировали с оставшимся не у дел верхним этажом – там зияли проплешины отбитой штукатурки.

Осведомившись, как можно найти господина Литке, я поднялась на второй этаж и вскоре сидела в уютном небольшом кабинете, светлом и чистом, оборудованном по последнему слову медицинской техники.

Контраст с унылым, погруженным в траурный полумрак моргом был настолько разительным, что создавалось полное ощущение перехода в мир живых из царства теней.

Вениамин Иосифович оказался вполне благообразным, профессорского вида старичком, и с первого взгляда я могла с уверенностью сказать, что если в деле замешан врач, то это точно не он.

Похоже, я тоже ему понравилась. Увидев меня, он сразу заулыбался, и, когда здоровался со мной, тон его был совершенно иным, чем при разговоре по телефону.

– Так вы, значит, частный детектив, – говорил господин Литке, с интересом рассматривая меня со всех сторон. – Кто бы мог подумать… Какие, однако же, очаровательные девушки занимаются теперь расследованиями. Так и подмывает совершить что-нибудь… противозаконное.

– Не стоит. Лучше расскажите мне о том, как протекала болезнь Владислава Всеславина. Было ли в ней что-либо такое, что вызывало подозрения и могло бы подтвердить догадки Тамары Львовны о постороннем вмешательстве?

– Ничего ровным счетом! – как-то даже с сердцем воскликнул Вениамин Иосифович. – Все догадки Тамары Львовны – результат стресса. Просто все произошло очень неожиданно, скоропостижно… Нарушились планы, и Тамарочка не выдержала, сорвалась, стала всех подозревать в шпионаже. Думаю, вместо того чтобы заказывать расследование, ей лучше всего просто уехать на недельку куда-нибудь отдохнуть, и все подозрения рассеются сами собой.

– Но сейчас она заказала расследование, и я буду очень благодарна, если вы ответите на несколько моих вопросов.

– С удовольствием. Вам выложу все как на духу.

– Отлично! Так с чего же все началось?

– Для меня началось с того, что утром третьего дня позвонила Тамара и сказала, что Владислав плохо себя чувствует. Я сразу подумал, что что-то с сердцем…

– А у Владислава были проблемы с сердцем?

– Да, и, на мой взгляд, достаточно серьезные. Но он совершенно не желал считаться с этим и относился к своему здоровью просто безалаберно. Выкуривал по пачке в день, питался как попало… в общем, совсем не следил за собой, хотя в этом возрасте уже следовало бы. И вот результат. Первый же пробный шар оказался роковым.

– Итак, когда позвонила Тамара, вы подумали, что у Владислава проблемы с сердцем, а на самом деле это оказалось…

– Течение болезни очень напоминало острую пневмонию. Кашель, сильное повышение температуры, головная боль, адинамия… Все произошло очень быстро. Острая дыхательная недостаточность спровоцировала недостаточность других органов, в первую очередь сердца. Как говорится, где тонко, там и рвется. Мы делали что могли. Проводили респираторную поддержку, реанимационные мероприятия… Но все было тщетно. Если бы он хоть какие-то меры предпринимал заблаговременно… А то все мои рекомендации были лишь бессмысленными колебаниями воздуха. Если уж очень прижимало, приедет, денек-другой отлежит в стационаре, на третий ему уже скучно. Дела ждут. А по мне, так все эти дела забросить подальше да собой заняться как следует. Вот и доигрался. Деятель… Так что, милая девушка, если хотите знать мое мнение: никто не виноват в смерти Владислава больше, чем он сам.

– А раньше у него были проблемы с легкими?

– Да нет… пожалуй, нет. Печень, почки… пищеварение. Он ведь не следил за диетой. А на легкие… нет, не припоминаю, чтобы он жаловался.

– Вам не кажется это странным? Человек никогда не жаловался на легкие, а умер от легочной недостаточности?

– Нет, девушка, вы, пожалуйста, на путайте. Причина смерти Владислава – не легочная, а полиорганная недостаточность, спровоцировавшая токсический шок. В таких случаях легочная симптоматика отступает на второй план и события развиваются уже по другому сценарию. Не идите на поводу у Тамары и не придумывайте себе лишней работы. Кончина Владислава была неожиданной для нас всех, но совершенно естественной, уверяю вас.

Что я могла здесь возразить? Уже второй медик настойчиво уверял меня в беспочвенности подозрений Тамары, да и сама я склонялась к этой же мысли. Но инстинктивно во всех этих уверениях и убеждениях я чувствовала некую недосказанность, незавершенность, которую хотелось прояснить.

Специфика моей работы приучила мыслить конкретными категориями, и опыт подсказывал, что в жизни каждое следствие имеет вполне определенную причину. Например, у преступления всегда имеется мотив, хотя иногда и очень тщательно завуалированный, но всегда совершенно конкретный.

То же самое и с болезнями. Отравление случается от совершенно конкретного некачественного продукта, перелом – от весьма определенного и однозначного воздействия, и даже пресловутый инфаркт миокарда, который, казалось бы, можно обусловить совокупностью разных факторов в данный определенный момент времени, происходит от того, что в совершенно конкретном месте оторвался совершенно конкретный тромб.

Здесь же я слышу весьма неоднозначное и многовариантное слово «инфекция» и набор непонятно-ругательных терминов. Да, теперь ясно, что конкретно вызвало смерть, но что конкретно вызвало инфекцию? Неужели такое резкое и роковое ухудшение здоровья произошло из-за того, что набралось всего понемножку?

Возьмите немного стафилококков, добавьте пневмококков и дифтероидных бацилл и токсический шок обеспечен?

– Вениамин Иосифович, в морге мне сказали…

– А вы уж и в морге побывали?! – в изумлении воскликнул мой собеседник. – Какая бойкая девушка…

– Работа такая. Волка ноги кормят. Так вот, в морге мне сказали, что проводили бактериально-вирусный анализ, чтобы выявить возбудителя болезни, а вы у себя здесь в клинике не занимаетесь подобными исследованиями?

– Нет, милая девушка. У меня несколько иная специализация. Я терапевт. К тому же могу только в очередной раз повторить вам, что ситуация достаточно очевидна и в каких-то углубленных исследованиях не нуждается. Скажу по секрету, что и в морге наверняка не очень старались. Криминальная составляющая этой смерти существует только в воображении Тамары, а для специалиста все совершенно ясно и без углубленных анализов. Не думаю, что кто-то старательно выискивал вирус-убийцу. Да у них и условий для этого нет. Подробные исследования можно провести только в лаборатории, но повторяю, в данном случае в них нет никакой нужды.

Домой я ехала медленно и задумчиво, невнимательно следя за дорогой.

В сущности, дело можно было закрывать. Все высказывания предельно однозначны, да и самой мне плохо верилось, что даже Мазурицкий со всеми его связями вот так вот просто пошел, насобирал в баночку понемногу разных бактерий и накормил ими своего недруга.