К тому времени, когда она с превеликим трудом пробралась через заполненный толпой сад, Лаймонд и ее племянница уже скрылись.
Влиятельность ли или щедрый подкуп были тому причиной, но у дверей неосвещенной комнаты, куда он привел ее, не было стражи, не оказалось и никаких-либо следов обитателей внутри, хотя окна выходили прямо на бальный зал внизу. Это была спальня — маленькая, опрятная, пропахшая крепкими незнакомыми духами.
Завтра рука покроется синяками в том месте, где он держал ее, бережно проводя через толпу, беззаботно болтая и улыбаясь. Они оба знали, что она не может позволить себе закатить скандал. Она загнана в угол; и тяжело, прерывисто дыша, вся напряглась под пушистой маской, как дикий зверь, а ее расширенные глаза таят угрозу. В темной комнате в Новом замке, встретившись наконец с ним лицом к лицу, Уна смогла выбросить из головы все, кроме того, что уже давно решила сделать. Его силуэт, так же как и ее, вырисовывался неотчетливо, лицо, руки и сверкающие одежды покрылись брызгами фонтана, пробившимися сквозь обрешетку. Как только они вошли в комнату, Лаймонд отпустил ее и остался стоять неподвижно.
Уна сразу же подбежала к окну и выглянула во двор. Среди вежливо беседующих гостей беспокойно металась серая голова обманутой госпожи Бойл. Старуха попыталась проникнуть в замок, однако ей не позволили войти, но если бы даже ей это и удалось, здание было слишком велико, чтобы отыскать там кого-либо; кроме того, Лаймонд запер дверь.
Граф Ормонд танцевал с другой партнершей и снова улыбался своей безупречной английской улыбкой. Задача, поставленная Кормаком, осталась невыполненной. Но с Кормаком справиться нетрудно. В крайнем случае он прибегнет к кулакам, не найдя более весомых доводов. Так или иначе, она была готова к этой встрече, натренирована, как борец перед схваткой, отточив ум, укрепив волю. В слабом свете, исходящем от окна, она повернулась, подняла руки и сняла маску со своего прекрасного лица. Лаймонд, стоявший в тени у двери, не проявил ни тревоги, ни удивления. Он с насмешкой произнес:
— Вот, моя дорогая, настоящая цена за роль маленькой Ирландской Девы-воительницы. Есть вещи похуже, чем переходить из одних потных рук в другие, — даже если эта перспектива и пугает тебя.
Другая женщина тут же набросилась бы на него: «Кто наболтал тебе об этом? Мартина из Дьепа?» Уна вместо этого сказала:
— Прежде чем ты начнешь из кожи вон лезть, чтобы ослабить мои оковы, неплохо бы выяснить, из какого они материала. Я никогда ничего не делала из страха… даже из страха стать заурядной шлюхой, так-то вот, Фрэнсис Кроуфорд! Ты должен помнить, что О'Лайам-Роу на редкость чувствителен. Если он сказал тебе, будто я привязана к Кормаку из страха перед будущим, то ошибся.
— Разве? Каким был Кормак, Уна, когда яростно сражался за независимую Ирландию? Вряд ли в нем вовсе отсутствовало величие.
— Он еще молод, — отозвалась Уна и поспешно спросила: — Что ты думаешь о нем? Он просто выжидает или же ведет двойную игру?
— Он мужчина, который не нуждается в женщине, желающей им управлять, — произнес приятный невозмутимый голос.
Два ее пальца моментально притронулись к синяку на щеке: Уна и не заметила, как они очутились там. Опустив руку, она сказала с легкой горечью:
— Ты думаешь, мне нужна власть?
— Я думаю, ты поставила на Кормака О'Коннора всю свою жизнь, — заявил Лаймонд. — И пыталась заморозить, сохранить нетленной его молодую любовь и его молодую удаль до лучших времен. Но он не хочет славы для Ирландии, он хочет славы для Кормака О'Коннора. Возможно, он все еще любит твое тело, но держит тебя при себе ради твоего ума.
Ее горло перехватило от гнева, кровь застучала в висках, но все же ей удалось произнести:
— А ради чего ты стал бы держать меня? Кладбища и тюрьмы Европы и так переполнены одинокими, Богом забытыми душами, которыми Фрэнсис Кроуфорд поиграл да и бросил.
Когда он заговорил, голос его прозвучал сухо:
— Я и не думал, моя дорогая, предлагать тебе пожизненное содержание или даже в качестве гонорара соблазнить тебя. Я предлагаю тебе шанс пересмотреть свои идеалы. Возможно, они совпадут с моими.
— Щедрое предложение, хотя и несколько туманное, — ответила Уна О'Дуайер. — Если в порыве горячего патриотизма я выдам чей-нибудь план, ты воздержишься от пылких проявлений признательности. Ты, золотой юноша, с триумфом возвратишься в Шотландию, а Кормак, без сомнения, зачахнет во французской тюрьме за покушение на жизнь ирландского соперника. Я же, покинув недостойного мессию, окажусь в унылой, хотя и более нравственной пустоте.
— Что ж, это уже шаг по сравнению с Тур-де-Миним, — парировал Лаймонд. — Какая грань скромного обаяния Кормака может оправдать подобный эксперимент? Наверное, лорд д'Обиньи узнал, что Фрэнсис Кроуфорд — не О'Лайам-Роу, и заподозрил, что ты помогла ему устранить не того человека ради своих целей? — Она, не сдержавшись, дернулась, и Лаймонд спокойно добавил: — О да, мы не знаем, что виновник всего — д'Обиньи. Не будем на этом останавливаться. Итак, когда Стюарт открыл ему, кто такой Тади Бой, его милость догадался, что ты его обманывала?
Уна ответила коротко:
— Не такая уж я дура, поверь. Я уже давно поняла, что Филим О'Лайам-Роу — не тот соперник, которого Кормаку следует опасаться. — Лаймонд молчал, и она продолжила: — Я рисковала своей безопасностью в ту ночь, когда спасла тебя у Тур-де-Миним. Чего еще ты хочешь? Вопрос стоял так: Кормак или вы все.
— Кормак или мы все, — задумчиво подхватил голос из тьмы. — Амбиции Кормака, будущее Ирландии должны быть куплены ценой наших жизней, а также ценой жизни королевы Марии…
Ты знаешь, что лорд д'Обиньи намерен ее убить? Ну, конечно, знаешь. Думаю, он доверился тебе и твоей тетке. Он пытался убить и меня, потому что меня уговорили приехать и защитить девочку… Интересно, как он узнал об этом? От кого-то в Шотландии, из числа тех, кто таскался за вдовствующей королевой, вымаливая милости и не получая их, того, кто питает чрезмерный интерес к Калтерам и имеет родню, как в Лондоне, так и во Франции… от кого-нибудь вроде родственника самого д'Обиньи… От сэра Джорджа Дугласа?
На этот раз она не пошевелилась и впоследствии размышляла, не выдала ли себя этой неподвижностью. Лаймонд засмеялся и продолжил:
— И ты, конечно, знала от Джорджа Пэриса, что вдовствующая королева тогда же предложила пригласить во Францию никому не известного О'Лайам-Роу. Расправиться с ним в Ирландии уже не было времени, но казалось, так просто устроить кораблекрушение. Затем Робин Стюарт велел Дестэ устроить пожар в «Порк-эпик» — глупый поступок, который никак нельзя было представить случайностью, за что ему справедливо досталось от д'Обиньи. Следующую попытку избавиться от него предприняла ты в Руане, устроив так, что О'Лайам-Роу свалял дурака на площадке для игры в мяч и его чуть не отослали домой. Но к этому времени ты, конечно, уже догадалась, кто есть кто… Интересно, чем выдал себя Тади Бой? Подвели плохая игра, ошибки в грамматике или некая бестелесная аура?
— Человек из Аппина давно научил тебя гэльскому языку, и человек из Лейнстера недавно хорошо его исправил, но ты все еще время от времени ставишь ударение на втором слоге, а не на первом. Шотландцы этого не слышат.
— Итак, Стюарт и его милость продолжали считать О'Лайам-Роу своей жертвой, а ты не противоречила им… Д'Обиньи отвез бедняжку Дженни Флеминг в «Золотой крест» и устроил им очную ставку. Должно быть, у него создалось очень высокое мнение об их способности притворяться. Каким же дураком, наверное, он почувствовал себя, когда узнал правду. И как он разозлится, дорогая моя, если когда-нибудь догадается, что ты эту правду знала все время.
— Я живу как хочу, — сказала Уна слабым голосом. — В прошлый раз ты просил меня позволить тебе сразиться с этим человеком. В чем дело теперь? Сражайся!
— Ты знаешь, чего я хочу, — произнес тихий голос. — Улик против лорда д'Обиньи. Дестэ умер. Кто-то, кроме Стюарта, наверняка время от времени помогал ему. Не сам же он привязал ту веревку в Амбуазе. Одного имени будет достаточно.
