То, что случилось только что, тоже было капризом судьбы.

– Бернис, мне сейчас не до разговоров, – мягко сказал он – Мне нужно подумать.

– Хорошо. Знаешь что? Я сойду здесь и поеду домой, а ты сможешь спокойно все обдумать. – Она встала и позвонила, чтобы водитель остановил автобус. – Дэнни, я уверена, все как-то образуется. Только дай мне знать, пожалуйста.

– Да, да, обязательно. Спасибо.

Всю оставшуюся часть пути он просидел охваченный внутренней дрожью, размышляя о своем положении. Хотя о чем тут было размышлять? Все зависело от Лии. У него был один шанс на тысячу.

За ужином кусок не шел Дэну в горло. Он сидел, размазывая еду по тарелке и стараясь не встречаться взглядом с Лией. Сейчас он испытывал к ней ненависть. Он чувствовал себя каким-то самозванцем, растратчиком, к которому наутро должны прийти ревизоры. Он потерял достоинство и как глава семьи, и как уважаемый школьный учитель. Расскажет ли Лия о том, что видела, в школе?

Сможет ли она это сделать? Конечно, сможет. Это будет такая пикантная история.

Но в то же время он понимал, что эти его подозрения в адрес Лии безосновательны. Он ненавидел ее как должник ненавидит своего кредитора, с которым не в состоянии расплатиться. Он чувствовал страх и стыд.

Во рту у него пересохло и он все время отхлебывал воду из стакана. Слава Богу, никто не замечал этого – все были заняты разговором: обсуждали дела в школе, судачили о соседях. До него доходили лишь обрывки этого разговора; мальчик, живший этажом выше, нашел потерянные Фредди коньки. У женщины с верхнего этажа был приступ аппендицита. Потом он услышал собственное имя.

– Было что-нибудь интересное на выставке, Дэн – спросила Хенни.

Он не мог посмотреть ей в глаза.

– Нет, ничего интересного.

– Вот как? Жаль. Я помню в прошлый раз ты говорил, что выставка была чудесная. Много новых экспонатов.

– Нет, ничего интересного, – повторил он.

Не удержавшись, он перевел взгляд на Лию. Она пыталась подцепить вилкой фасоль в своей тарелке и не смотрела на него. Он отпил еще глоток воды.

Убрав со стола посуду, Хенни сказала, что ей надо отнести в Благотворительный центр коробку с поношенной одеждой. Дэн был в нерешительности. Обычно в таких случаях он провожал Хенни, помогая нести тяжелую коробку. Но остаться с ней вдвоем прямо сейчас…

– Я пойду с тобой. Мне надо успеть в библиотеку до закрытия, – сказал Фредди. – Не возражаешь? – добавил он, обращаясь к Дэну.

– Нет, иди. Я почитаю газету.

Итак, он останется с Лией. Что ж, это к лучшему. Можно будет сразу с этим покончить, выяснить, в каком он положении. Как будто он этого не знал.

Как только они вышли, Дэн подошел к окну и раздвинул шторы. Они переходили улицу как раз напротив уличного фонаря. Его жена, его сын. Он смотрел на них, пока они не скрылись из вида, но и потом не отошел от окна, за которым он видел теперь лишь темноту и кружащиеся огни. В голове у него тоже закружилось и он едва не упал.

Иди. Покончи с этим.

Он постучал в комнату Лии.

– Да? – послышался холодный голос.

– Лия, можно с тобой поговорить?

– Я делаю уроки.

– Я не отниму у тебя много времени. Пожалуйста, открой.

Она открыла дверь. Медленно оглядела его с головы до ног и вновь подняла глаза к его пылающему лицу. Он чувствовал себя так, будто его раздевали. Шестнадцать лет, а у нее в руках его будущее, и это ей доставляет удовольствие.

– Насчет сегодняшнего… – начал он. – Ты слишком молода и…

– Слишком молода, чтобы понять, что к чему, вы считаете?

– Нет, я… ну в общем, да. Это вопрос опыта, жизненного опыта и… Я хочу сказать, некоторые вещи кажутся не тем, что они есть на самом деле, и то, что ты видела сегодня…

Круглые глаза девушки были черными, как пули, и взгляд их, казалось, пронзал, как пуля.

– Вы зря стараетесь. Я знаю так же хорошо, как и вы, что именно я сегодня видела. Любой бы понял.

– Подожди, позволь мне объяснить… – он вдруг ясно представил картину, которую увидела Лия: алый тюрбан, роскошное тело в облегающем жакете, долгий поцелуй. Что тут было объяснять.

С отчаянием в голосе он проговорил:

– Я люблю Хенни, ты же знаешь. Это не имеет к ней никакого отношения. Никакого.

– Я тоже ее люблю, – с упреком откликнулась Лия.

– Я понимаю, твои симпатии на ее стороне и это только справедливо.

– Но вы боитесь, что я расскажу ей.

Он не ответил, чувствуя противную слабость в ногах.

– Если бы я не любила ее, я бы рассказала. Но я люблю ее и не хочу причинять ей боль. Вам не о чем беспокоиться.

– Я могу положиться на твое слово, Лия? – умоляюще спросил он.

– Я же сказала, что ничего ей не расскажу. Он все еще сомневался.

– Ты обещаешь?

– Повторяю, вам нечего беспокоиться, я не лгу.

Он был готов заплакать от благодарности.

– Ты хороший человек, Лия. Я никогда этого не забуду… У тебя есть право узнать, что эта женщина… одним словом, такие вещи случаются, но это кратковременное увлечение, не любовь.

– Тогда это тем более отвратительно.

Они все еще стояли на пороге ее комнаты. Слово «отвратительно» прозвучало как выстрел и эхом отдалось у него в ушах. Что ж, в ее возрасте естественно видеть это в таком свете; юность не знает компромиссов…

Но в этом ее бескомпромиссном суждении было много верного…

– Больше это не повторится, – пробормотал он.

– Это не мое дело. А теперь мне пора делать уроки.

– Да, занимайся. И спасибо тебе, Лия. Ты хороший человек, – униженно проговорил он.

Он пошел в гостиную и, взяв вечернюю газету, попытался успокоиться, просматривая новости. Но смысл прочитанного не доходил до него. Он осознал, что сидит скрючившись, каждый мускул у него напряжен, лицо искажено какой-то гримасой. Он встал, потянулся, разминая мускулы, помассировал сведенную от напряжения шею.

«Нет, ради этого не стоит рисковать любовью и доверием моей дорогой Хенни», – подумал он. И ведь в глубине души он давно это знал. Он вел себя как обжора или пьяница, которые знают, что губят себя, но не могут остановиться.

Впрочем, некоторые находят в себе силы раз и навсегда отказаться от своих пагубных пристрастий.

Дверь в комнату Лии открылась. Он услышал, как Лия прошла через холл на кухню и открыла холодильник. Услышал звяканье молочной бутылки и жестянки с печеньем. Он относился к ней как к ребенку. Но ее сегодняшняя реакция – сочувствие к Хенни, яростное возмущение его поведением – показала, что Лия вышла из детского возраста. «Ты заставила меня задуматься, Лия, – подумал он, – и за это я благодарен тебе от всего сердца».

Что-то случилось с ним. Он ощутил в себе знакомую решимость. Провел рукой по глазам, словно стирая пелену, искажавшую восприятие им кое-каких собственных поступков. Сейчас он твердо знал, что должен, что хочет сделать, и это знание очистило ему душу.

Он сел за стол и достал лист бумаги. «Дорогая Бернис», написал он и далее в мягких, но решительных выражениях сообщил ей, что между ними все кончено. Подписался и заклеил конверт.

Итак, дело сделано. Он порвал эту связь. Отныне у него не будет никаких романов, да поможет ему Бог.