– Нет, подождите меня здесь, – остановила Хенни мужчин, собравшихся было войти в дом вместе с ней и Ольгой. – Я провожу Ольгу и сразу вернусь.

Ей не хотелось говорить при Ольге, что на этих пустынных улицах рыскает немало хулиганов, которым доставит извращенное удовольствие поломать дорогую машину Пола.

Стук швейных машинок смолк, едва они с Ольгой вошли в комнату на третьем этаже. Четверо мужчин и женщин средних лет и трое бледных ребятишек прекратили работу. Семь пар глаз уставились на них.

– Что с тобой случилось? Опять забастовка?

– Пусть она сядет, – вмешалась Хенни. – Она еле стоит.

Кто-то снял со стула стопку шерстяных брюк.

– Вот, садись. Хочешь горячего чаю? – женщина, должно быть мать семейства, встала со своего места. – Ты выглядишь ужасно. Замерзла?

– Да, – Ольга сняла шапку, – замерзла.

– Она больна. – Один из мужчин, вздохнув, подогнал шов под иголку и снова застрочил на машинке. – Очень больна.

Ольга пыталась снять пальто.

– Не снимай, – посоветовала Хенни. – Согрейся сначала как следует.

– Я и так вся горю, хотя раньше замерзла. Где Лия?

– Я послала ее за молоком, – ответила женщина.

Она принесла чай. Ольга грела руки о стакан и понемногу прихлебывала чай. Сесть было некуда и Хенни осталась стоять. Только сейчас она заметила, что в комнате было еще двое ребятишек, совсем маленьких. Они спали на куче какой-то одежды у окна. Керосиновые лампы освещали комнату тусклым желтым светом; у людей, работающих при таком свете, наверняка болят глаза. Хенни довольно часто бывала в подобных квартирах, но раньше никогда не осматривала их так внимательно. Спертый воздух был пропитан запахом грязи и немытых тел.

Я бы сошла с ума, если бы мне пришлось жить в такой квартире, подумала Хенни.

На улице начался снегопад, а Пол с Дэном ждали ее внизу. Хенни засобиралась уходить, и тут дверь открылась и в комнату вошла маленькая девочка с бидоном в руках. Она стряхивала снег с пальто.

– Лия, – Ольга открыла объятия.

Ребенок, принесший с собой в затхлую комнату чистый свежий морозный воздух, остановился, уставившись на мать.

– Мама! Ты опять заболела? Хенни быстро сказала:

– Нет, с ней все в порядке. Ей пришлось вернуться домой, но с ней все в порядке.

– Да, все в порядке, – подтвердила Ольга и добавила, увидев, что глаза девочки широко раскрылись и наполнились тревогой: – Не беспокойся, Лия.

Девочка опустилась на колени рядом с матерью.

– Что с тобой случилось, мама?

– Я тебе потом расскажу. Не будем задерживать мою подругу, которая привезла меня домой. Ты ее помнишь, мою подругу Хенни, я тебе о ней часто рассказываю.

Лия пристально посмотрела на Хенни.

– Я вас помню. Однажды вы угостили меня лимонадом в благотворительном центре.

Ольга тоже взглянула на Хенни. Глаза ее светились гордостью и нежностью. «Вот видишь, вот видишь», говорил этот взгляд.

Ольга не преувеличивала, скорее уж наоборот, подумала Хенни. Глядя на маленькую Лию, невозможно было остаться равнодушным. Были в ней живость и теплота, сразу подкупавшие вас. Рыжеватые волосы вились крупными кольцами, образуя на голове подобие тиары. На щечках с нежной шелковистой кожей были ямочки. Но самым поразительным был ее здоровый вид; так мог бы выглядеть ребенок, живущий на ферме, где много солнца, где можно вволю пить молоко. Надолго ли сохранит она этот цветущий вид.

Девочка тоже изучала Хенни.

– Вы приехали в автомобиле, – сказала она.

– Да, это машина моего племянника, – ответила Хенни, испытывая стыд, для которого, как она сама понимала, в данных обстоятельствах не было ни малейших причин: во-первых, машина принадлежала не ей, во-вторых, почему бы Полу не иметь автомобиль. Он ведь не украл его, никого не ограбил и не убил.

Эти мысли промелькнули у нее в считанные секунды. Подобные мысли и чувство стыда будут и впредь возникать у нее всякий раз, когда ей случится наблюдать соприкосновение бедности с богатством.

Девочка подошла к окну и выглянула на улицу.

– Смотрите-ка, – удивился мужчина, работавший у окна, – ей понравился автомобиль. Может, и тебе хотелось бы иметь такой, а, малышка?

Ольга пожала плечами.

– Господи, мне бы заработать на пропитание, и я с радостью буду ходить пешком.

Хенни положила руку на поникшее плечо подруги.

– Береги себя, – глупый невыполнимый совет, – если я могу что-то для тебя сделать…

Ольга покачала головой.

– Для меня ничего. Только для Лии, – в голосе ее слышались слезы.

– Хорошо. Я обещаю.

Да, было что-то особенное в Лие Зареткиной восьми лет от роду. Таких, как она, называют солнечными людьми, подумала Хенни. Они обладают неким не поддающимся описанию излучением, от них словно исходит сияние. Дэн такой и Пол тоже.

Ее сердце потянулось к ребенку.

Хенни задремала и проснулась от пульсирующей боли в носу и в челюсти, которые оказались прижатыми к подушке.

Дэн сидел на стуле рядом с кроватью и смотрел на Хенни.

До этого он позвонил врачу по телефону из аптеки, купил лекарства, принес на подносе ужин, менял грелки со льдом, а главное, согрел ей душу своей гордостью.

– Я думала, ты рассердишься, – сказала она сейчас.

– Рассержусь? Да, на этих подонков и полицию, которая немногим их лучше. Слава Богу, ты еще относительно легко отделалась. – В глазах его светилось восхищение. – Вот увидишь, ты не напрасно прошла через все это. Конечно, сразу все не решится. Думаю, хозяева пойдут на мелкие уступки, чтобы возобновилась работа на фабрике, потом будут новые забастовки. Но в конце концов будет принят закон, регулирующий условия труда и найма. В том, что это случится, будет и твой вклад. Ты мужественная женщина.

Опять пошел снег, который вскоре превратился в град, с силой забарабанивший по стеклам. Дэн укутал ее одеялами, и она погрузилась в полудрему.

Он считает меня мужественной. Но это не так. Я была напутана до смерти. Сейчас, когда я об этом вспоминаю, мне даже страшнее, чем было тогда, когда все это происходило.

Почему я это делаю? Потому, что хочу помочь и знаю, что поступаю правильно. Но есть и другая причина… Думаю… нет, я знаю, что мне хочется сделать что-то значительное ради того, чтобы Дэн похвалил меня. Он любит меня… но мне еще хочется заслужить его похвалу.

Она вдруг соскочила с кровати в холодный воздух комнаты и подошла к зеркалу.

– Господи, Хенни, что ты делаешь?

– Хочу посмотреть, как я выгляжу. Желтоватый свет лампы сбоку падал на ее лицо. Не обращая внимания на распухшую щеку, она изучала свое лицо с другой стороны. Привлекательность моему лицу придает его выражение, подумала она. Сами по себе черты лица слишком резкие, неправильные, брови слишком густые. Лучше всего я выгляжу, когда улыбаюсь. Надо бы делать это почаще.

– Через пару дней все заживет, – сказал Дэн. – Ну, если быть честным, через пару недель. Сильно болит?

– Да нет, не очень.

– Ложись скорей назад, пока совсем не замерзла. Не понимаю, почему ты никак не заснешь. Лекарство должно было бы давно подействовать.

– Не могу выбросить из головы эту девочку. Если бы ты видел, Дэн, это маленькое живое личико в убогой комнате, грязной, серой…

– Я знаю, я понимаю. Но ты же не в силах чем-то помочь им, поэтому постарайся лучше не думать о ней.

– Видишь ли, я по сути дела обещала Ольге, что позабочусь о Лие.

– Что? Каким образом ты сможешь это сделать? Тебе не следовало давать такого обещания.

– Эти люди не оставят девочку у себя после смерти Ольги. Да у них и нет такой возможности. Сейчас, наверное, они кормят их задаром, но, видимо, рассчитывают на какую-то компенсацию, когда забастовка кончится.

– Я думаю, ты вот что можешь сделать. Наведывайся к ним почаще, а когда случится самое страшное, когда мать умрет, устроишь девочку в сиротский приют.

Эти ужасные заведения. Мрачные здания из темно-красного кирпича, грязные маленькие окна. Дети, шагающие колонной по двое, как в армии. Конечно, тамошние работники по-своему добры к этим детям, но…