«Наука – это миф»
«вкусный чай»
«осторожно»
«исчезни»
«Ужас»
«привет дядюшке»
Визит третий
С утра Карл Поликарпович успел и на фабрике побывать, и с рабочими переговорить, и документами заняться. И вот наступило время чаепития, а к нему Карл Поликарпович подходил со всей серьезностью. Он, вернувшись в свой особнячок на Матвеевской 32, переодевался в домашний теплый халат, простеганный ватой, усаживался у камина в кресло и читал утренние газеты и почту.
Аппарат, подаренный Шварцем, оказался превосходной вещью. Он исправно кипятил и заваривал чай, разливал его по чашкам – разобравшись в инструкции, Клюев каждый день дивился умению Якова сотворить «что-то этакое». Чайничек вращался на верхушке вокруг своей оси, чашки, установленные у основания на небольших подставках, поднимались хитроумным механизмом по спирали вокруг «башни» из трубок, которые в свою очередь красиво пропускали внутри снопы пузырьков, чуть слышно побулькивая. Достигнув верха, чашки останавливались, подставляя нутро, которое тут же заполнялось коричневым ароматным напитком. После чего чашку надо было снять, а подставка «уезжала» вниз.
В русском «Научном журнале» писали о том, что в Империи выдалось урожайное лето, что Правительство собирается снизить пошлины на ввозимые с Острова товары, а Университет готовит новые группы студентов для отправки за границу. Мимоходом упоминался конфликт между Сербией и Австро-Венгрией: его, наконец-то, разрешили в Гааге полюбовно. Германия и Российская Империя договорились между собой, Австро-Венгрия получила извинения и виновных в убийстве эрц-герцога Фердинанда и заодно Сербию в подарочной упаковке. В свете этих событий следующая новость о том, что Германия получает на Острове Науки льготы на расселение и исследования, Карла Поликарповича не удивила. На последних страницах журнала размещалась небольшая заметка, привлекшая его внимание. Скончался сын Густава Беккера, Поль, не оставив наследников. Отец Клюева, Поликарп Иванович, называл Густава лучшим часовщиком в мире, и добавлял, что в молодости чуть было не устроился работать у него в мастерской в Фрайбурге, но семья отказалась уезжать из России. «Как бы повернулась наша с тобой судьба, если б я Варвару уговорил, неизвестно», – повторял Поликарп Иванович. Вообще отец Карла считал немцев лучшими механиками, и приводил в пример мужчин их семьи. Клюевы и сами родом были из Германии – более чем за полтора столетия до рождения Карла Поликарповича, его предок перебрался в Россию «под крыло» к Петру Великому. Фамилия его тогда была Kluwe и в русский язык переместилась почти без изменений.
Клюев тяжело вздохнул с сожалением, поскольку и сам наследника не имел, да и печально было от такой новости, но пометку мысленную сделал – узнать через свои каналы, как там держится фирма Беккера. Может, настало время выдвинуться вперед? Тем более что Шварц изобрел такое чудо…
Не успев как следует поразмыслить об изобретателе и новых перспективах, Карл Поликарпович услышал в прихожей звонок. Он поерзал в кресле, прислушиваясь к тишине дома, потом крикнул:
– Марта!
Экономка то ли ушла по делам, то ли не слышала звонка, а Настасья Львовна, жена Клюева, была на еженедельном собрании «Женского общества». Ворча, фабрикант выбрался из кресла и пошел открывать сам. За дверью, под огромным черным зонтом, от которого со звонким стуком отскакивали капли дождя, стоял улыбающийся Шварц собственной персоной.
«Помяни черта…», – промелькнуло в голове у Клюева, но он тут же устыдился своих мыслей.
– Яков, как я рад! Не ожидал…
– Как снег на голову, Карл, признаю. Что ж, впустишь?
– Конечно! Проходи, дорогой мой! – Карл Поликарпович посторонился, впуская гостя. – Бабы мои как сквозь землю провалились… а я твоей машинкой пользуюсь, очень мне нравится.
Изобретатель сложил и отряхнул зонт, вошел в прихожую и опустил его на подставку.
– Я бы сейчас выпил горячего, Карл, – признался он с виноватой улыбкой. – И еще раз прости, что без предупреждения. Не мог себе отказать в удовольствии – про меня статья вышла.
Он похлопал по груди, во внутреннем кармане пальто захрустело.
Усевшись в гостиной, друзья с удовольствием выпили чаю, и, наконец, Шварц развернул газету.
– Тут на английском, Карл, так что буду тебе читать с переводом. Кстати, сразу к тебе вопрос – уж не ты ли прислал эту журналистку?
– Нет, Яков, и без меня слухами земля полнится, – хитро улыбаясь, ответил Клюев. – Ты у нас самый перспективный молодой ученый. Там, глядишь, после статьи и в Совет Представителей войдешь.
Этим предположением Карл Поликарпович, честно говоря, польстил другу. Если дело касалось науки, изобретений и механизмов, тут Яков мог кого угодно за пояс заткнуть. Но вот в политике был «ни в зуб ногой». Шварц будто прочел его мысли и замахал в ужасе руками:
– Бог с тобой, Карл! Уж лучше ты… я там запутаюсь, наворочу дел. Мне оставь мои машинки, а управлять – это твое призвание.
– Ну, до избрания в Совет далеко, это я так прибавил, для красного словца, – смутился Клюев. – Хороши мы, уже должности делим, а между тем даже от комиссии еще не отбились…
Шварц намек на свое новое изобретение пропустил мимо ушей; набив рот печеньем, замычал довольно. Прожевав, добавил:
– Если предложат – к тебе направлю. Скажу – мой друг Клюев сочетает в себе и острый ум, и руководящие способности… что чистая правда. Ну, о статье. Автор – Джиллиан Кромби. Приятная молодая особа. Точно не ты прислал?
Фабрикант замотал головой и, скрестив пальцы на животе, приготовился слушать.
– «На острове Святой Марии, уже в течение трех лет известном всему миру как „Остров Науки“, в самом противоречивом и многообещающем секторе, представленном русскими исследователями, появилась фигура, привлекшая внимание не только ученой верхушки, но и корреспондента нашей газеты. Фигура эта – русский исследователь Джейкоб Шварц»… Джейкоб – это наш «Яков» по-английски… «Этот молодой человек возник словно из ниоткуда, сразу захватив умы общественности яркими, новаторскими изобретениями…»
Карл Поликарпович слушал и кивал, соглашаясь с каждым словом. Якову он сказал правду – о журналистке до сегодняшнего дня он и слыхом не слыхивал, да и газету их не покупал, поскольку с языком были трудности. Статья была выдержана в восхищенно-легком стиле: мисс Кромби рассыпала восторги, но делала это так естественно, умеренно и уважительно, что назвать статью «льстивой» не повернулся бы язык.
Яков дочитал, сложил газету и потянулся за печеньем.
– Что скажешь, Карлуша?
– Хорошо пишет. Хвалит, но не подлизывается. – Ответил фабрикант. – И правда, не имею я к этому отношения, – добавил Клюев, заметив, что Шварц смотрит на него испытующе. – Не знаю я этих Кромби. Как бы я с ней договорился? Картинки нарисовал? Ты ж знаешь, я по-ихнему только «плиз» да «сеньку» знаю.
– Верю, верю. – Засмеялся ученый. – От твоего «сеньки» Жака в дрожь бросает, а он ко всякому привычный… Но то, что ты не знаком с таким добропорядочным и весьма полезным семейством – большое упущение. Знаешь что, друг мой? Одевайся, да поедем к ним, нанесем визит вежливости. Адам как раз в машине на улице ждет.
– Стоит ли… – засомневался Карл Поликарпович, но исключительно из лени, потому что пригрелся уже в домашнем халате, и от чаю разомлел.
– Стоит, стоит. – Твердо сказал Яков. – После такой статьи даже простого «сеньку» не сказать – это никуда не годится. Я в прихожей подожду тебя.
Карл Поликарпович постарался не ударить в грязь лицом, оделся даже можно сказать, что шикарно. Яков вон, заметил он, тоже с иголочки – пальто двубортное, цилиндр, темно-серые брюки в полоску, визитка и галстук шелковый. Небось без предупреждения – это он к Клюеву, чтобы вроде между делом предложить прогуляться; а газетчику заранее записку послал. «Яков, шельмец, – с теплотой подумал Клюев, – знает меня, как облупленного. Я бы точно, узнав о его планах, отговорку бы нашел…».