– Что случилось, мистер Мэнро? Неудачный цыпленок попался? — озабоченно спросил его Реймонд.

– Я ел бифштекс, он был отличный. Не беспокойтесь, я просто быстро ем. А цыплят я не ем вообще.

– Да что вы? Вот уж никогда не мог понять, как это люди могут не есть цыплят, но я слышал, что таких довольно много. Тогда позвольте вам еще один бифштекс, совсем маленький.

– Нет, я уже сыт. Я считаю, люди вообще слишком много едят. Из-за стола надо выходить немного голодным. Тогда всегда будешь в форме, вот как звери, например.

– Пожалуй, это верно, — сказал Реймонд, поворачивая над огнем тушки цыплят. — Я заметил, что чувствую себя лучше, когда ем не очень много.

– Ну, конечно. И я тоже. И каждый, наверно. Мы вообще слишком много едим.

Они дружелюбно улыбнулись друг другу, поскольку достигли согласия в этом вопросе, хотя оба не очень-то в эту истину верили.

– Вам достался хороший участок, — сказал Реймонд, стремясь упрочить их только что возникшую дружбу еще одним утверждением, в котором они тоже могли достигнуть взаимного согласия.

– Да уж не знаю. Говорят, там какая-то нечисть водится, но я пока что ничего такого не встречал.

Реймонд засмеялся.

– Да у нас тут все твердили, что на этой ферме обитают привидения, пока вы не приехали и не привели ее в порядок. А призраков вы еще не видели, а?

– Ни разу. Не так я боюсь призраков, как астрагала.[5] Вот его я просто не выношу.

– Я вас, пожалуй, понимаю. Сам-то я кур развожу, так что меня это не очень беспокоит, но вот кто скотину держит — им же это просто наказание!

Берт поднял кусочек мяса и аккуратно положил его на тлеющие угли.

– Я слышал, вы знакомы с начальником тюрьмы в Сан-Квентине.

– Да, мы с ним друзья. Еще в школе вместе учились. А вы знакомы с ним, мистер Мэнро?

– Не… нет. Так, время от времени читаю о нем в газетах. О человеке, занимающем такой пост, довольно часто пишут в газетах.

– Да уж, — сказал Реймонд, с гордостью и очень серьезно. — Паблисити у него хватает. Но он славный парень, мистер Мэнро, очень славный, я редко видел таких. И веселый такой, компанейский, притом что у него на руках все эти заключенные. Поговорите с ним, так вам и в голову не придет, какая на нем лежит ответственность.

– В самом деле? Странно. Я вот что имею в виду: если уж на нем, как вы говорите, лежит такая ответственность, он должен был бы выглядеть… ну, более озабоченным. Часто вы с ним видитесь?

– В общем… да, часто. Я говорил вам, мы с ним вместе учились в школе. Так вот, он меня не забыл. Время от времени приглашает к себе в тюрьму, когда там кого-нибудь вешают.

Берт внутренне содрогнулся, хотя именно к этому он и вел разговор.

– В самом деле?

– Да. По-моему, это большая честь. Не так-то много народу туда пускают, только репортеров и официальных лиц: шерифов там, полицейских. Ну, а кроме того, конечно, каждый раз, как я еду в тюрьму, Эд принимает меня у себя, и хорошо принимает.

Странная вещь случилась с Бертом. Ему казалось, он отделился от своего тела. Голос его звучал как бы сам по себе, помимо его воли. Он услышал, как говорит: «Начальнику тюрьмы, наверно, не понравится, если вы привезете с собой приятеля». Он с удивлением услышал свои слова. Произносить их он совсем не собирался.

Реймонд принялся энергично помешивать угли. Он был явно смущен.

– Право, не знаю, мистер Мэнро. Никогда об этом не думал. А вам что, хотелось бы туда съездить?

И снова голос Берта заговорил сам по себе.

– Да, — сказал он.

– Ладно, тогда, знаете, что я сделаю. Я напишу Эду письмо. Я довольно часто ему пишу, понимаете, так что письмо это его не удивит. А в письме я намекну, что мол, вы хотели бы приехать. Тогда, может, на следующий раз он пришлет два приглашения. Хотя обещать я, конечно, ничего не могу. Не хотите ли еще кусочек мяса?

Берт почувствовал, как к горлу подступает тошнота.

– Нет. Я сыт, — сказал он. — Я неважно себя чувствую. Пойду-ка я, пожалуй, прилягу под деревом.

– Может, мистер Мэнро, к вам в стакан дрожжи попали, когда вы это пиво встряхивали: вы наливайте его осторожно.

Берт опустился на потрескивающие сухие листья под дубом. Справа от него стояли столы, окруженные шумной толпой гостей. Хриплый смех мужчин и кокетливые возгласы женщин едва доносились до сознания: слишком занят он был собственными мыслями. За деревьями мелькал Реймонд Бэнкс: он все расхаживал между ямками, где жарились мясо и цыплята для тех, кто еще не утолил свой непомерный аппетит. Тошнота, заставившая его сбежать от Реймонда, мало-помалу превращалась в нечто иное. Удушающе болезненное ощущение сменилось бурным, рвущим все препоны желанием. Это чувство ошеломило и встревожило Берта. Он не хотел ехать в Сан-Квентин. Для него невыносимо смотреть, как вешают какого-то человека. Но он был рад, что попросился в эту поездку. И эта радость тревожила его. Берт смотрел на Реймонда: тот закатал повыше рукава на своих красных толстых ручищах и собирался чистить решетки. Берт вскочил и бросился было к нему. И тут вдруг снова поднялась тошнота. Он круто повернулся и зашагал к столу, заваленному обглоданными цыплячьими костями, где его супруга вещала кокетливым пронзительным голоском:

– Мой муж никогда не ест цыплят.

– Я хочу домой, — сказал Берт. — Отвратительно себя чувствую.

Жена положила на тарелку косточки и вытерла руки и губы бумажной салфеткой.

– Что с тобой, Берт?

– Не знаю. Просто мерзко себя чувствую.

– Хочешь, чтобы я с тобой поехала?

– Нет, оставайся. Тебя отвезет Джимми.

– Ладно, — согласилась миссис Мэнро. — Но ты все же попрощайся с мистером и миссис Бэнкс.

Берт упрямо набычился.

– Скажешь им от меня до свидания, — сказал он. — Я отвратительно себя чувствую. — Он повернулся и широко зашагал прочь.

Спустя неделю Берт Мэнро подъехал на своем «форде» к ферме Бэнкса и остановился у ворот. Из кустов появился Реймонд. Он только что пытался застрелить ястреба — и неудачно. Он неторопливо приблизился и пожал гостю руку.

– Я столько слышал о вашей ферме, — сказал Берт. — Дай, думаю, загляну, посмотрю.

Реймонд был в восторге:

– Одну минутку, вот только ружье отнесу и все вам покажу.

Целый час они ходили по участку. Реймонд показывал что к чему, а Берт восхищался, как тут чисто и как все налажено.

– А теперь давайте зайдем в дом и выпьем по стаканчику пива, — сказал Реймонд, когда они все обошли. В такой день самое оно выпить холодного пива.

Когда они сидели за столом, Берт смущенно спросил:

– Вы уже написали начальнику тюрьмы, мистер Бэнкс?

– Да… написал. Скоро должен быть ответ.

– Вы, наверно, удивляетесь, почему я об этом спросил. Видите ли, я считаю, человек должен стараться увидеть как можно больше. Это ведь жизненный опыт. Чем больше человек знает жизнь, тем лучше. Человек должен все знать.

– Я тоже так думаю. Очень верно вы сказали, — согласился Реймонд.

Берт осушил стакан и вытер губы.

– Я, конечно, читаю в газетах, что вот кого-то должны повесить, но ведь это совсем другое дело — все увидеть собственными глазами. Говорят, этим беднягам нужно пройти тринадцать ступенек до виселицы. Правда?

На лице Реймонда появилось сосредоточенное выражение.

– Право не знаю, мистер Мэнро. Я никогда их не считал.

– Как они там… дергаются, рвутся… ну, когда уже висят?..

– Да вроде бы. Вы понимаете, их ведь связывают по рукам и ногам, а на голову надевают колпак из темной материи. Так что много-то не увидишь. Не дергаются, а я бы сказал, дрожь какая-то по телу проходит.

Лицо Берта стало красным, напряженным. Глаза блестели.

– В газетах пишут, проходит от пятнадцати до тридцати минут, прежде чем повешенный умрет. Это так?

– Да-а, я думаю, примерно так. Вообще-то умирают они в ту самую секунду, когда затягивается петля. Вот как с курицей: отрубят ей голову, а она мечется, крыльями хлопает, но ведь на самом-то деле она мертва.