Я не могла заставить себя перестать пристально рассматривать их. Восемь кроватей. Восемь девушек. В наших похищениях не было никакой общей закономерности. Там были блондинки, брюнетки, рыжие и шатенки. По цвету кожи мы тоже отличались: три азиатки, две афроамериканки и две белые.

У нас не было ничего общего. Полиция ни за что бы ни смогла догадаться, кто может быть следующей жертвой, казалось, любая из девушек была потенциальной мишенью на похищение. Не имело значения: высокие, низенькие, худые, полные. С большой грудью, длинноногие. Мы все здесь были по одной причине.

Причине, которую я еще не знала.

По причине, которую я не хотела знать.

Тянулись часы, а мы просто разглядывали друг друга. Никто не говорил, мы не нуждались в этом. Мы общались молча, наше молчание было откровеннее всяких слов. Разговаривали наши души. Мы успокаивали друг друга, разделяя то, что произошло с нами.

Мерцающая лампочка освещала нашу клетку, посылая напряженность, которая распространилась по комнате.

Через какое-то время открылась дверь, и молодой мужчина со сломанным зубом и рваным шрамом на лице занес поднос с восьмью мисками и поставил в центре комнаты. Спертый воздух нашей камеры наполнил запах еды, это было что-то жареное с теплым хлебом, с которым это можно было съесть. Желудок заурчал. Последний раз я ела на завтрак.

Моё сердце болезненно защемило при мысли о Брэксе. Казалось, это было так давно, когда мы проводили нашу первую ночь в Канкуне, наслаждаясь нашей связью.

Я заставила себя перестать думать о нем. Это причиняло слишком много боли.

Никто не двигался, но мы все с тоской смотрели на еду, в тот момент, когда дверь вновь закрылась.

Я ждала, потому что хотела посмотреть, которая из девушек была главной.

Никто не шевелился.

Запах еды уничтожал меня, я больше ни минуты не могла терпеть. Я не стану сидеть и ждать, кто знает, когда за нами придут в следующий раз.

Я пододвинулась.

Тело было, будто деревянным и сопротивлялось каждому движению, но я встала, собрала все миски и с тоненьким кусочком хлеба раздала их девочкам.

Они робко улыбались, и их глаза были полны слез. Я находила утешение, помогая им. По крайней мере, они не одиноки. Мы все впутаны в это.

Когда я отдала последнюю миску и осталась только моя, я должна была глотать слезы. Они утопили бы меня, если бы я позволила им пролиться.

Брэкс. Моя жизнь. Мой счастливый, радостный мир растворился и сбросил меня в ад.

Я больше не принадлежала Брэксу. Я даже не принадлежала самой себе. Я принадлежала холодному, неизвестному и заполненному ужасом будущему.

С трудом сглотнув, я прогнала слезы. Они сейчас были ни к чему, и я отказывалась раскисать. Набрав полный рот жидкой овсяной каши, я поперхнулась, но сдержала себя в руках, стараясь быть сильной.

Я не заплачу.

Не сегодня.

Уже два дня, как маленькая комнатка стала моим миром.

Еда приносилась нам дважды в день, что позволяло нам хоть как-то коротать монотонные часы ожидания. Страх, который одолевал нас, уходил с каждым следующим звуком тикающих часов, оставляя меня один на один со своими страхами и пустотой.

Оставшиеся часы были проведены, глядя в никуда, и самое большее, что мы могли сделать — смотреть друг на друга.

Несколько женщин разговаривали тихим шепотом, но не я. Я сидела в полнейшем молчании и составляла план побега, если выдастся такая возможность. Они отняли мою свободу, но я могла попытаться вернуть ее назад.

Сколько я себя помню, я всегда была слабым, тихим и бесхарактерным человеком, той, о чьем мнении можно было не заботиться, не принимать в расчет. Даже с Брэксом у меня никогда не хватало сил сказать всю правду до конца. Все изменилось за последние два дня. Я сидела, размышляя о своей жизни, прокручивая ее как кинопленку. Я спрятала подальше свой страх быть осужденной за то, что произошло, и во мне встрепенулась ярость. Гнев блеснул вспышкой, словно по волшебству, заполняя меня. Долгое время он был внутри меня, прикрывая непроницаемой накидкой. Я никогда больше не буду прятать свои настоящие чувства или отказываться от того, чего хочу так сильно. А сейчас тем, чего я больше всего в жизни хотела, была свобода.

Нашу еду приносил тот же молодой человек со шрамом, тянущимся от его брови и почти до скулы. Как бы ни была зашита рана, она сделала свою грязную работу: кожа была ужасно сморщена настолько, что я искренне его жалела, даже не смотря на то, что он был в сговоре с похитителями.

По телосложению он не был крупным, но двигался с силой, противоречащей его обычности. Я внимательно наблюдала за ним, размышляя о том, смогу ли я на него напасть и обездвижить, помогут ли мне другие женщины.

Если бы женщины даже и объединились, как долго мы могли продержаться? Охранники были у внешнего входа, охраняя двери, и я даже не знала, что там было вокруг. Город, лес, городские постройки или местность деревенского типа. Не было ни малейшего смысла двигаться, пока мы конкретно не знали, что и как. Знание было нашей силой, а внезапный шанс нашим главным ключом ко всему.

Страх запульсировал в венах и пронесся горячей лавой по моей крови, обжигая и без того израненное тело. Напоминание об опасности таилось в каждом дюйме этого места, самоуверенность была не очень хорошей идеей.

— Пошли со мной, шлюха, — пальцы жёстко сомкнулись на моём израненном запястье и с силой дернули меня вверх. Облизывая потрескавшиеся губы, он потащил меня к двери. Нет! Я не пойду, не так.

Я сжала колени, стопами заплетаясь на старом, гнилом дощатом полу, пытаясь восстановить равновесие и выпрямиться, но так и не смогла побороть ту силу, с которой он меня тащил. Потянув с большей силой, впечатывая в свое огромное тело. От Кожаного Жилета исходил тошнотворный запах пота и металла.

Женщины начали плакать, разорвав воплем отчаяния когда-то сдерживающее нас, гнетущее молчание. Наш небольшой оазис безумия был разрушен.

Я извивалась, пытаясь всеми силами избавиться от цепких пальцев на моем запястье, но вдруг он протянул руку и влепил мне пощечину. Скулу обожгло болью, и я зажмурила глаза.

— ПОДЧИНЯЙСЯ!!! Если не хочешь, чтобы я ударил тебя еще раз, — в ярости прорычал Кожаный Жилет. Дополнительно усилив свой захват, он потащил меня вниз по длинному коридору. Мое лицо горело от резкой боли, но я быстро попыталась отодвинуть на задний план это чувство дискомфорта. Боль отвлекала меня, а мне нужно было быть собранной.

Угрюмо-мрачные черноволосые мужчины остались позади. И тут заплакала еще женщина, затем ее крик присоединился ко всей этой ужасающей симфонии звуков. От всего происходившего мое сердце было готово выпрыгнуть из груди. Оказывается, они пришли сюда не только за мной.

Пульс глухими ударами отсчитывал каждый метр, по которому тащил меня Кожаный Жилет. Мы миновали открытую дверь, затем закрытую, пока он не пихнул меня вперед, вталкивая в душевую комнату. Несколько смежных душевых, треснувшая плитка на стенах и кусочки использованного мыла были разбросаны по всему полу, это напоминало мне душевые в спортивных залах или тюрьмах.

О боже.

Кожаный Жилет дернул меня за плечо, поворачивая к нему лицом.

— Раздевайся.

Желание сопротивляться зародилось с ещё большой силой, и не выдержав, я плюнула ему в лицо. Я не могла. Только Брэкс видел меня голой — это было его подарком и больше ничьим.

Пошел ты. Пошло всё на хер. Я никогда не была такой уверенной в себе, или меня уж точно никогда не переполняла такая смелость, но все во мне изменилось. Пришло время вам познакомиться с новой версией меня.

Он захихикал.

— Итак, тебе нравится грубость, сука, — прежде, чем я смогла отреагировать, его кулак обрушился на мою скулу. Я потеряла возможность ориентироваться, моё зрение разорвало на кусочки. О боже, боль была намного хуже, чем сам удар. Я застонала, сжимая свое лицо. Меня никогда прежде не били, но за несколько дней это было уже в третий раз.