– Присядьте, Эрвин!

– Спасибо, я постою.

– В ногах правды нет. Так, кажется, говорят русские?

– Так! – самодовольно подтвердил Штольце, в совершенстве владевший «великим и могучим».

– У вас всё идёт по плану?

– Так точно! Завтра утром пять диверсионных групп полка особого назначения «Бранденбург-800», в составе которых наши офицеры, прекрасно владеющие русским языком, и украинские националисты, переодетые в форму красноармейцев, форсируют Западный Буг и останутся в тылу противника до подхода основных сил. Две – в зоне ответственности Брестского пограничного отряда, три – на территории Украины: одна – в районе Владимира-Волынского, одна – у Крыстынополя, одна – возле Любомля[2].

– Очень хорошо… Когда первый сеанс связи?

– До поры до времени радиостанции находятся в специальных тайниках, заблаговременно оборудованных на приграничных территориях Страны Советов. По моему приказу разведчики могут незамедлительно воспользоваться ими, но ведь вы сами настояли на том, чтобы они вышли на связь ровно в три часа ночи с 21 на 22 июня…

– Ах да! Тишина в эфире – залог успеха… К тому же послезавтра там будут доблестные германские войска – тогда и наговорятся, не так ли?

– Так точно! А пока наши парни будут осуществлять намеченные мероприятия, согласно утверждённому вами плану. Брать под контроль мосты. Минировать пути отхода Красной армии и так далее, и тому подобное.

– Кому из командиров групп вы наиболее доверяете?

– Всем одинаково!

– И всё же. Я настаиваю!

– Любомльской. Лейтенанта Пухарта.

– Прекрасно. После выполнения задачи его бойцы не сольются с регулярными войсками, как мы намечали. Они будут привлечены для выполнения ещё одной сверхсекретной миссии в России.

– Есть!

– О сути задания они не будут знать ничего. А вот вас я постараюсь незамедлительно ввести в курс дела… Тем более что, если верить слухам, вы неплохо разбираетесь в физике и химии?

Лоб старого служаки (вот-вот Эрвину исполнится 50!) покрылся испариной. В технических дисциплинах он, в отличие от гуманитарных, был не очень силён.

А Гитлер продолжал всё в том же ехидном духе, наслаждаясь эффектом, который производила на разведчика его эрудиция:

– Тяжёлая вода… Вам известны её свойства?

– Никак нет, мой фюрер!

– Она практически не поглощает нейтроны и поэтому используется в ядерных реакторах для торможения этих частиц, а также в качестве теплоносителя. (Гитлер с удовольствием наблюдал за мимикой полковника, на лице которого легко читались восторг и неподдельное изумление.) Чтобы произвести наконец атомную бомбу и поставить на колени весь мир, Германии понадобится большое количество тяжёлой воды, а в оккупированных нами странах её практически нет. Зато полно в России, улавливаете мою мысль.

– Пока с трудом…

– По мнению наших учёных, тяжёлую воду в изобилии можно добывать вот здесь, – вождь ткнул пальцем в синее пятно на развёрнутой перед ним карте, и Штольце прочитал под ним: «Свитязь».

Естественно, это чужое название полковнику ни о чём не говорило…

До начала и в первые месяцы Великой Отечественной войны Любомльский пограничный отряд войск НКВД УССР нес службу по правому берегу реки Западный Буг. Его штаб дислоцировался в небольшом городке с умилительным названием Любомль. Этот населённый пункт давно облюбовали евреи. По одним данным, в 1940 году их было там 70 %, по другим – и вовсе свыше 90 % населения. Впрочем, к нашей истории эта статистика не имеет никакого отношения…

Командовал Любомльским отрядом подполковник Георгий Георгиевич Сурженко, заместителем начальника отряда по политчасти (а с введением института военных комиссаров – военкомом отряда) был старший батальонный комиссар Семен Яковлевич Логвинюк, заместителем начальника отряда по разведке – капитан Филипп Андреевич Ковалёв, начальником штаба – майор Виктор Андреевич Агеев.

8-й заставой командовал старший лейтенант Пётр Карпович Старовойтов. Он принял её совсем недавно – 5 июня, но уже знал здесь каждый кустик, каждую травинку.

«Гидом» по тамошней местности стал для него сержант Афанасий Третилов – потомственный казак из Ставрополья, служивший на хуторе Волчий Перевоз[3], вблизи которого стояла застава, уже третий год.

В субботу 21 июня он был свободен от несения службы и, предварительно согласовав свои намерения с начальством, отправился на рыбалку. Бугские сазаны, достигавшие порой более пуда веса, давно не давали ему покоя.

В разговорах между собой пограничники шутили: «Здесь рыба не плавает, она летает!»

И вправду. Не успел Афанасий расположиться на своём коронном месте под разлогой ивой, нависающей над быстриной одного из поворотов, как услышал громкий всплеск воды.

Это гигантская рыбина взвилась вверх на добрый метр и с шумом хлюпнулась обратно в реку.

Сержант размотал самодельную удочку и забросил поплавок чуть ниже того места.

Спустя секунду всплеск повторился. Только уже левее. Зато длился он гораздо дольше.

Третилов повернул голову на звук и увидел рослого парня лет двадцати пяти. Тот вышел на берег и принялся надевать форму красноармейца, которая ранее находилась то ли в непромокаемом пакете, то ли в каком-то тайнике на советском берегу.

Афанасий навёл на незнакомца ствол и уже собирался крикнуть: «Стоять на месте!», когда из воды появился следующий атлет. За ним – третий. Спустя мгновение к ним присоединились ещё двое. Итого – пятеро, а у его винтовки всего пять патронов!

Да и как стрелять?

Вдруг это свои, русские? Разведчики, диверсанты, мало ли кто?

Не снимая пальца со спускового крючка, Третилов начал пятиться в сторону видневшейся на горизонте казармы. Как вдруг… Что-то острое ударило в бок, и дикая боль в мгновение пронзила тело.

– А-а! – отчаянным усилием воли сумев оторвать крепкую руку, пытавшуюся затиснуть ему рот, закричал пограничник и нажал на спуск.

Красноармеец Капустин шибко уважал своего старшего товарища Афанасия Третилова. В тот день Степан был в наряде и шёл против течения реки Буг на несколько шагов впереди двух пограничников. Когда он услышал крик, ринулся вперед и сразу заметил какого-то бойца, бросившегося прочь от истекавшего кровью сержанта.

Молодого солдата словно переклинило.

Он не стал, как учили, подавать команду голосом: мол, стой, стрелять буду, просто навёл свою трёхлинейку на мелькавшую впереди широкую спину и, не медля, выстрелил.

Убийца его друга упал лицом вниз.

Степан дождался товарищей по наряду и, определив их в боевое охранение, перевернул «труп» врага на спину. И вдруг тот шевельнулся, закашлялся и сплюнул кровью.

Оказывается, жив, курилка!

Капустин в мгновение вспомнил все наставления командиров и в первую очередь принялся внимательно изучать воротник незнакомца: если это диверсант, в чём он уже не сомневался, там должна быть капсула с ядом! Вскоре его рука и вправду что-то нащупала.

Солдат выхватил из рук шпиона окровавленный нож, надпорол им воротник и, вырвав с «мясом» клок материи, положил себе в карман.

На звуки выстрелов сбежалась чуть ли не вся застава. Младший политрук Андрей Андреевич Бабенко приказал радисту сообщить в штаб отряда о ЧП и запросить помощь, а сам устремился вдогонку за диверсантами – с группой пограничников поспешил за собаками, сразу взявшими след.

Уже спустя минуту радист Коля Терёхин доложил ему содержание ответной радиограммы: «Навстречу вам выслана тревожная группа во главе с капитаном Ковалёвым».

Погоня продолжалась недолго.

Бывалый разведчик Филипп Андреевич Ковалёв первым заметил врагов и дал залп сигнальными ракетами, указывая, таким образом, Бабенко точные координаты противника.