— Хватит. А не хватит, есть второй.

— Тогда давай считать вместе, — Руссков потянулся было за коробком, однако Дмитрий сердито отмахнулся:

— Не мешай!

Рванула очередная серия. Будто кто молотом ударил по корпусу. Потух свет. Включили аварийный. Хрулев приказал осмотреться в отсеках.

«Малютка» пока избегала прямых попаданий. Однако и близкие разрывы были чрезвычайно опасны.

Время от времени вражеские катера стопорили ход, стараясь дать возможность своим акустикам точнее определить, в каком направлении движется советская лодка, где она находится в данный момент. Но и на «Малютке» тут же выключали электромоторы, и она некоторое время шла по инерции.

На какое-то время и на воде, и под водой наступала тишина. Потом сверху снова доносился шум винтов, и очередная серия глубинных бомб взрывалась то справа, то слева, то по корме. «Челябинский комсомолец» тотчас резко менял курс и глубину. Преследование продолжалось несколько часов. Наконец шумов почти не стало слышно. Хрулев обрадовался: вот-вот должны оторваться.

Он с нетерпением взглянул на часы:

— Ого, сколько времени прошло! Шума, кажется, совсем уже нет, что скажешь, Демьяненко?

Но М-105 всплыла лишь через час… Хрулев приник к окуляру. Горизонт был чист.

Новый, 1944 год экипаж «Челябинского комсомольца» встретил вдали от родных берегов и преподнес фашистам хороший «подарок» — разворотил борт транспорта.

— Ай, да молодцы, — похвалил Колышкин моряков, когда лодка вернулась на базу. — Только так и надо «чокаться» с врагами — торпедами.

Так «чокаться» хотелось чаще. «Малютка» брала с собой всего лишь две торпеды, выстреливая ими одновременно. После каждого залпа приходилось возвращаться на базу, чтобы зарядиться, взять запас горючего, провизии, дать возможность отдохнуть экипажу.

В одну из таких вынужденных пауз Хрулева хотели перевести на большую лодку. Но в штаб бригады вовремя явилась целая делегация с «Челябинского комсомольца» и упросила оставить командира.

— Твоя работа, Виктор Николаевич? — недовольно спросил на утро Колышкин.

— Сами узнали, пошли без разрешения, — ответил Хрулев.

— Ну, а как ты смотришь?

— Оставьте на «Малютке».

— Это почему же?

— Слово я дал уральцам, что буду воевать на ней до полной победы.

— Слово, говоришь?.. Аргумент веский. Они хозяева корабля. Кстати, подарки-то роздали?

— Роздали. Поблагодарили в письме.

Речь шла о подарках, присланных с Урала экипажу «Челябинского комсомольца».

И, неожиданно меняя тему разговора, Колышкин спросил:

— Слышал, сын к тебе приехал?

— Позавчера.

— Сколько ему лет?

— Четырнадцать. Просится в юнги.

— А на какую лодку хотелось бы определить? Кстати, как его звать?

— Валентином.

Хрулев на какое-то время задумался. Лучше было бы его взять к себе, но Колышкин вряд ли согласится. Семейственность, то да се. А какая тут, спрашивается, семейственность — воевать, что называется, бок о бок. Словно отгадав его мысли, командир бригады сказал:

— К себе не проси. Избалуешь.

— Так уж и избалую?

— Не ты — подчиненные. Кто по головке погладит, кто конфеткой угостит. Направим-ка его в дивизион Лунина. Лодки там большие, есть чему поучиться малому. Ну-ну, не обижайся. Есть чему поучиться и у отца. Но…

И Колышкин сделал жест, который говорил: «И рад бы, да не могу. Ты уж извини…»

На другой день Лунин получил письменный приказ командира бригады о зачислении Валентина Хрулева юнгой. Прежде чем назначить паренька в экипаж, командир дивизиона решил побеседовать с ним, попросил, если позволит время, прийти и отца. Время нашлось, и Хрулевы в назначенный час явились к комдиву. Пожимая руку Хрулеву-старшему, Лунин одобрительно взглянул на сына.

— Значит, моряком хочешь стать? В море-то раньше бывал?

— Ходил с папой. До войны еще.

Лунину понравился ответ — короткий и правильный, с точки зрения морской терминологии. Именно ходил, а не плавал. Плавают утки на озере, а военные корабли ходят.

— Расскажи-ка о себе. С какого меридиана прибыл?

— С Урала.

— Откуда именно?

— Из Свердловска.

Лунин потрепал паренька за непокорный вихор и, обращаясь к Хрулеву-старшему, весело проговорил:

— И везет же тебе, Виктор Николаевич! И корабль у тебя уральский, и сын оттуда приехал.

— В эвакуации там был, — пояснил отец.

— Понимаю, — Лунин взглянул на Валентина на этот раз почему-то строго и проговорил, как бы рассуждая сам с собой:

— Так вот и кончается детство. — С минуту помолчав, комдив тихо и тепло промолвил: — Пойдешь на подводную лодку «Ка-двадцать один». Людей там знаю хорошо. Избаловаться тебе, дружочек, не дадут.

В Полярном никого не удивишь морской формой. Но когда через неделю Валька надел тельняшку и бушлат, сшитые на заказ и точно пригнанные по его росту, все поневоле останавливали взгляд на мальчишке: уж очень ладно сидела на нем форма. Вот только ботинки не нашлись по ноге, чуток великоваты.

— Смотри, чтоб мне не пришлось краснеть! — напутствовал Вальку отец перед тем, как отправиться в очередной поход. — Служи, сынок, честно. Кривить душой моряку нельзя, море этого не любит. Ну, до свиданья!

Отец обнял сына и по сходням перешел на «Челябинский комсомолец», стоявший у причала. Заработали моторы. Валька долго смотрел вслед удаляющейся лодке, махая маленькой бескозыркой.

Через сутки «Челябинский комсомолец» пришел на хорошо знакомую боевую позицию — на Варангер-фьорд. Семь дней и ночей корабль терпеливо ожидал гитлеровского конвоя. И вот издалека донесся шум винтов. Случилось это ночью. Лодка находилась неподалеку от берега, и Хрулев пришел к выводу, что надо атаковать врага в надводном положении. Такое решение было продиктовано точным расчетом, многочисленными наблюдениями, которые командир успел накопить.

В темноте советская лодка сливалась с береговой линией и ее трудно было заметить даже вблизи. К тому же, как давно убедился Хрулев, фашистские дозорные, выставленные на палубах, смотрят обычно в сторону открытого моря, ожидая нападения в первую очередь оттуда. В сторону берега — куда меньше внимания. Ведь до него — рукой подать.

На этой психологической тонкости и решил сыграть Хрулев. Не всегда же рвется там, где тонко. Он тихо перебросился с помощником двумя-тремя фразами, и, нагоняя одна-другую, понеслись по отсекам негромкие, но четкие команды. Выпустив торпеды, «Малютка» быстро развернулась к берегу. Она находилась по-прежнему в надводном положении. Хрулев не спускал глаз с транспорта, по которому выпустил торпеды. Темнота скрыла белый след от торпед. Наконец взметнулось пламя огня и дыма, похожее на верблюжий горб, и раздался мощный взрыв. Торпеды, видимо, одновременно ударили в борт. Григорий Демьяненко, присвистнув, даже снял телефоны и помотал головой, на секунду оглушенный взрывом.

В свете огня было видно, как немецкие сторожевики, похожие на стаю гончих, кинулись в сторону открытого моря. Демьяненко вновь натянул головные телефоны.

— Бомбят! — доложил он.

— Вижу! — отозвался Хрулев.

Но вот сторожевики вернулись к тонущему судну и стали спешно спасать людей, мечущихся по накренившейся палубе и плавающих неподалеку от транспорта, который, высоко задрав нос, проваливался кормой вниз.

Когда судно скрылось под водой, сторожевики ушли.

— Це гарно у тибя получилось! — радостно потирал руки Петренко, обращаясь к врагу. — Впридь з нами не шуткуй.

— Видно, подумали, что нарвались на мину, — рассмеялся Хрулев. — А может быть, спешили за транспортом?

— Та ни! Якой там транспирт. Нарвались на мину, и, возможно, свою, як неразумная дытына. А бомбы бросали швидко, шоб успокоить совесть. Здорово провели нимцив!

Помощник командира лодки Ф. Петренко.

Вот и родная гавань. На пирсе: Головко, Колышкин, Морозов и чуть в сторонке Валька Хрулев. «Челябинский комсомолец» произвел орудийный выстрел. Валька гордо посмотрел вокруг.