Отличали Ивана Александровича и такие хорошие качества, как прямота, честность, редкая общительность. Никогда не кривил он душой — говорил прямо в глаза то, что думал. А нравится вам, нет ли, вопрос второстепенный. Главное, чтоб дело не страдало. К тому же он был еще и остроумен, в карман за словом не лез. Любил ввернуть в разговор пословицу, поговорку. И всегда к месту.

Как-то, это было еще в мирное время, в Доме флота проходил конкурс пословиц. И что бы вы думали? — первый приз завоевал Иван Александрович. Он так и сыпал меткими, самобытными поговорками, и зал встречал крылатые изречения дружными аплодисментами.

И в походе любил острое слово, шутку. Воевал умело и азартно. Если и рисковал — что ж — риск был вполне оправдан. Да и какая это подводная война без риска? Удалась атака — и сердце радуется, хотя нарастает шум винтов, пройдет еще несколько мгновений, и раздадутся взрывы глубинных бомб.

И всегда Колышкин был хладнокровен, со стороны посмотреть, даже невозмутим. Только строго поблескивали глаза, да чуть громче, чем обычно, звучал в такие минуты его голос. Лодки, походами которых руководил Колышкин, потопили в первые же месяцы войны девять фашистских транспортов.

Беседуя с гостями, Колышкин говорил о себе, впрочем, мало — все больше о подчиненных — крепкий народец, можно положиться во всем.

Да, командир бригады мог так сказать, поскольку глубоко был уверен в матросах, старшинах, офицерах. Вспомнил поход подводной лодки Д-3. Командовал ею тогда капитан-лейтенант Ф. Константинов. Вышли в море 26 сентября, вернулись на базу 11 октября. Ведя активный поиск в подводном положении на участке Конгс-фьорд — Тана-фьорд, лодка потопила четыре транспорта с техникой, боеприпасами, живой силой. Колышкин ничего не сказал гостям о том, что боевым походом руководил он сам. А два месяца спустя Иван Александрович снова вышел в море на Д-3 (командовал ею уже капитан-лейтенант М. Бибеев). И опять успех сопутствовал советской лодке. Она потопила два огромных транспорта и танкер.

Много добрых слов услышали уральцы и о командире 1-го дивизиона Магомете Имадутдиновиче Гаджиеве. Родился он в солнечном Дагестане в ауле Мегеб. Службу начал с рядового военмора в 1923 году, прошел многие ступени, прежде чем стать мастером подводных атак. Служил раньше на подводных лодках на Тихом океане, где был награжден орденом Ленина. На Северный флот прибыл после окончания Военно-морской академии в 1940 году.

Как и Колышкин, Гаджиев то и дело выходил в море, где умело руководил действиями командиров подчиненных ему подводных кораблей. Что отличало Гаджиева, так это безудержная храбрость, мертвая, как говорится, хватка. Смел был, но не безрассуден — такого за ним не наблюдалось. Применить ли какую новинку — подумает, посоветуется, взвесит, прежде чем сказать «да» или «нет». Атаковал не только из глубины. Магомет Имадутдинович считался общепризнанным мастером применения подводными лодками типа «К» артиллерийского оружия.

Вот несколько примеров, характеризующих верного сына Дагестана.

В сентябре сорок первого Гаджиев ушел в боевой поход на подводной лодке К-2 с еще «необстрелянным» в то время капитаном 3 ранга В. Уткиным. Встретив в море транспорт, подводники смело атаковали его и пустили на дно.

В декабре Гаджиев отправился в поход на лодке К-3 с командиром К. Малофеевым. Прорвавшись сквозь минное заграждение в один из фьордов, лодка атаковала торпедами фашистский транспорт и подверглась преследованию. Вокруг рвались глубинные бомбы. Неожиданно лодку выбросило на поверхность. Положение оказалось сложным, и тут Гаджиев принял решение: вступить в артиллерийскую дуэль с четырьмя боевыми кораблями противника! Решение, что и говорить, смелое и очень рискованное. Ведь достаточно было снаряду пробить корпус, как лодка уже не могла бы погружаться и потеряла бы свои основные боевые качества. И это в самом тылу противника. Была объявлена артиллерийская тревога. Первым выскочил на мостик Гаджиев. С пятого залпа взорвался и затонул сторожевик, вслед за ним два катера-охотника, а последний спасся бегством и укрылся в порту Гамерфест.

1942 год принес североморцам-подводникам много славных побед на море. Нескольким подводным кораблям присвоили звание гвардейских, а лодки М-172, Щ-402, Щ-421 и К-22 были награждены орденами Красного Знамени. В апреле трем командирам подводных кораблей Н. А. Лунину, В. Г. Старикову и И. И. Фисановичу было присвоено звание Героя Советского Союза…

Делегация уральской молодежи передает подводную лодку «Челябинский комсомолец» военным морякам. Выступает Дмитрий Дадонов.

Через три дня состоялся митинг, на котором гости вручили подводникам грозное оружие, построенное на средства трудящихся Челябинской области. Замер строй моряков. Тихо покачиваются у пирса две «малютки», похожие друг на друга, как близнецы.

Дмитрий Дадонов говорит громко, чтобы слышали все. Он передает наказ трудящихся Урала морякам-североморцам.

— Бейте врагов беспощадно! — голос его звенит, набрав силу. — Топите всюду, где встретите!

Кроме челябинских «малюток», еще трем лодкам даны имена — «Московский комсомолец», «Ярославский комсомолец», «Новосибирский комсомолец». Они тоже не сегодня-завтра выйдут в море.

Ему сорок лет, Виктору Николаевичу Хрулеву, командиру «Челябинского комсомольца». У него устоявшийся спокойный характер. Говорит веско, аргументированно. Взгляд больших серых глаз веселый и дружелюбный. Курит трубку. Он считает: с трубкой легче думается. Ходит вразвалку. Привычка моряка.

Внешний вид командира безупречен: лицо всегда тщательно побрито, ботинки вычищены до блеска, подворотничок свежий, брюки отглажены. К аккуратности его приучил флот. До службы было не до подворотничков.

Родился Виктор Николаевич в деревне Шавково Гдовского уезда, неподалеку от Петербурга. Отец, Николай Устинович, и мать, Дарья Петровна, были, как в ту пору называли, безлошадными.

В семье Николая Устиновича и Дарьи Петровны шестеро детей: три сына — Виктор, Сергей, Александр, и три дочери — Люба, Вера, Нюра. Прокормить такую семейку нелегко. Много ли возьмешь с клочка земли! Зимой Николай Устинович уходит на заработки в Петербург — в артель, подрядившуюся строить дом, его берут охотно. Умеет вести кладку, топором тесать может и долотом владеет. Только вот редко достается хороший подряд. Артель состоит из пришлых, поэтому дают им самую дешевую работу. А питаться каждому приходится на два стола. Хотя и всухомятку, а начетисто.

В 1910 году Николай Устинович переехал с семьей в Петербург, снял комнату на окраине, поступил на завод. Гнул спину по двенадцати часов в день. Заработок был, правда, сносным. Но ведь и силенок-то сколько уходило!

Завод выпускал корабли, паровозы. В жестяном цехе круглые сутки ухало, брякало, гудело железо. Когда Николай Устинович возвращался поздно вечером домой, в ушах у него стоял звон. Он ничего не слышал. Лишь через час-другой глухота проходила.

Он отрастил усы, купил костюм. Надевал его по большим праздникам.

Незаметно подросли дети. В 1912 году Виктора отдали в церковно-приходскую школу.

— Пусть хоть один сын станет человеком, — говорила Дарья Петровна.

А что значило «стать человеком»? Прежде всего, думала она, надо получить хорошую, чистую должность — нарядчика ли, счетовода ли. О бо?льшем она не мечтала.

Николай Устинович, слушая жену, лишь ухмылялся. Иногда вставлял свои замечания:

— Фу ты, ну ты, мы обуты! Нет, Дарья, нечего Витьке быть конторской крысой. Пусть встанет к станку.

— Да что ты, отец?! В уме? Зачем же тогда учиться?

Она смотрела на мужа недоумевающими, скорбными глазами.

— Не помешает. Грамота нужна и рабочему человеку, — отвечал Николай Устинович. — И потом…

Дарья Петровна ожидала, что же он сейчас скажет.

— Что «потом»? — нетерпеливо спрашивала она.