— О-о, очень просто… Человека раздевают догола и помещают в морозильную камеру со специальными окнами. Наблюдения фиксируются также на кинопленку… Зимой в Маньчжурии сильные морозы. Опыты по обмораживанию можно проводить прямо на свежем воздухе. Можно использовать переохлажденную воду со льдом. Способов много…
— Однако не это было вашей главной задачей в Маньчжурии?
— Не это, нет… Потом приехал Иосимура, и я передал ему секцию холода. Он сейчас один из ведущих экспертов по проблеме выносливости человека в условиях холода — ученый с мировым именем.
— А сами вы?
— Я тогда сосредоточился на эпидемиологии… Мне удалось разработать технологию высушивания бактерий чумы и способ их хранения в сухом виде. Мы вывели штамм чумной бактерии, по вирулентности в шестьдесят раз превосходящий обычную. Представляете?.. Занимались еще бактериями тифа, холеры, сибирской язвы. Это очень хорошо для заражения колодцев, рек, пастбищ. К концу войны только чумных бактерий у меня имелось около ста килограммов. Я думаю, при идеальных условиях их хватило бы для уничтожения всего человечества…
— Простите, я оставлю вас ненадолго, — сказал Вайст, поднимаясь.
— А мы сейчас все двинемся отсюда, — кивнул Цезарь. — У меня последний вопрос к профессору: кожу с живых людей вам приходилось сдирать?
— Кожу? — опешил Насимура. — Как это? Не понимаю.
— Это очень просто. Надрезают полосками и сдирают по одной. Можно начинать с груди, можно со спины.
Голова Насимуры ушла в плечи, он молча глядел на Цезаря широко раскрытыми глазами.
— Так приходилось или нет?
— Н-нет…
— Странно… Но это существенно меняет дело… Пожалуй, вы не подойдете мне… Нам с ним не подойдете. — Цезарь кивнул на Вайста, который продолжал молча стоять рядом. — Определенно не подойдете, профессор Насимура… Просто не знаю, что с вами делать. Может, передать вас русским, как военного преступника? Они наверняка разыскивают вас…
— Но позвольте, — начал Насимура, — если это шутка…
— Теперь помолчите, — прервал Цезарь. — Это не шутка. И вы не шутили… Так ведь?
— Но я…
— Помолчите. Вы здесь действительно не подходите. Даже здесь… И нигде…
— Господин директор Вайст! — Насимура перешел на крик.
Вайст холодно пожал плечами:
— Здесь всем распоряжается господин Фигуранкайн. Я лишь один из его служащих.
— О боги… — простонал Насимура.
— Пожалуй, мы сделаем так, — сказал Цезарь. — Вы много экспериментировали на живых людях, профессор. Попробуем поэкспериментировать на вас. Интересно проверить, сохранилось ли в вас хоть что-нибудь человеческое. Это потребует времени… Поэтому я вынужден ограничить вашу свободу… Суонг!
Наружная стена кабинета отодвинулась, пропустив Суонга и троих индонезийцев. Вайст бросил взгляд наружу и убедился, что домик окружен людьми Цезаря.
— Возьмите его, Суонг, — сказал Цезарь, указывая на Насимуру, — и пусть ваши люди с него не спускают глаз. Ом поедет с нами…
Насимура, которого уже подняли из-за стола, пробормотал несколько слов по-японски.
— Ну, разумеется, — ответил Цезарь. — Если бы вы могли знать! Если бы могли знать, вы, конечно, отравили бы меня сегодня. Вам ведь известно сорок способов…
Насимура бросил на Цезаря яростный взгляд, но промолчал.
— Идемте, Фридрих, — сказал Цезарь, — надо возвращаться в Блюменфельд. Назначьте здесь кого-нибудь вместо него…
— Строительство продолжать? — спросил Вайст, глядя вслед Насимуре, которого уводили люди Суонга.
— Продолжайте, кроме крематория. Руководителя центра я подыщу сам и пришлю вам…
— Понял… Но у нас еще найдется время побывать сегодня на ближайшей шахте.
— Оставим на мой следующий приезд. Сегодня вечером я покидаю полигон.
— Так точно.
— В случае необходимости обращайтесь теперь прямо ко мне… Минуя Нью-Йорк.
— Понял. Благодарю.
— Чуть не забыл. — Цезарь взял Вайста под руку. — В этот приезд я не видел милого шутника Шварца. Что с ним?
— У него был диплом пилота. Я предложил включить его в состав первой группы кандидатов. Он уехал. Больше ничего не знаю. И еще… В свое время вы спрашивали меня о Герберте Люце. Помните?
— Конечно.
— Именно он оба раза отбирал кандидатов в пилоты. У него было распоряжение мистера Пэнки.
— Да, я знаю… — Цезарь нахмурился. — Эти люди к вам больше не вернутся.
— Понял.
— Надеюсь, вы не очень сердитесь на меня за сегодняшнее, Фридрих?
Вайст взглянул прямо в глаза Цезарю:
— Я не обладаю подобным правом, сэр. Я всего лишь служащий вашей «империи».
Вечером на аэродроме, когда Цезарь в сопровождении Вайста подошел к трапу «боинга», навстречу быстро спустился Гаэтано.
— Он отравился, сеньор… — На темных щеках Гаэтано подрагивали желваки.
— Кто? — не понял Цезарь.
— Японец. У него был яд в перстне. Отравился, как только мы увели его в самолет. Я виноват… Недосмотрел…
Цезарь взглянул на Вайста.
— Единственное человеческое качество, которое в нем еще тлело, — страх…
— Как поступить, если его станут разыскивать — родственники или… господин Найто? — спросил Вайст, покусывая губы.
— Это дело вашей совести, Фридрих… Впрочем, мне почему-то кажется, что его никто не станет разыскивать… Как вы думаете, почему он уехал из Японии и носил с собой мгновенно действующий яд?..
Они прилетели в Гвадалахару к рассвету, Цвикк остался в аэропорту завершить необходимые формальности, Стив, Тео и Шейкуна бегом отправились на поиски автомашины. Площадь перед зданием аэровокзала была пуста. За углом шофер единственного такси сладко спал в кабине старенькой «тойоты», положив голову на руль. Его растолкали.
— Нам в город, быстро, — сказал Стив.
Шофер — красноносый пожилой мексиканец с темным и мохнатым заростом на давно небритых щеках и уныло выдвинутой вперед нижней губой — долго сопел, потягивался, вздыхал, потом так же долго заводил свою видавшую виды «старушку». Вначале она никак не хотела заводиться, но в конце концов мотор чихнул, закудахтал, и они потихоньку тронулись с 1места. Полусонный водитель явно не торопился — стрелка спидометра подрагивала между двадцатью и тридцатью милями.
Стив не выдержал — легонько толкнул шофера в широкую спину:
— Амиго, мы спешим. Если хочешь спать, ложись в багажник. Сами поведем твой «кадиллак», а приедем — разбудим.
— Вам куда надо? — хрипло спросил шофер, не увеличивая скорости и не поворачивая головы.
Стив назвал адрес виллы «Лас Флорес».
Такси затормозило и остановилось.
— Туда не проедем, — сказал шофер и выключил мотор.
— Это еще почему?
— Там вчера что-то случилось… Большой взрыв был. Полиция все оцепила, никого не пускает.
— Где взрыв, на какой улице?
— Не знаю, я там не был. Стекла в половине города вылетели. Давайте лучше в отель отвезу.
Стив стиснул зубы:
— Нам туда надо. Только туда. Поезжай сколько можно…
— Туда не поеду. — Шофер снял с руля руки и скрестил на груди.
— Шейкуна, — обратился Стив к африканцу, невозмутимо восседавшему рядом с шофером, — уговори!
Шейкуна молча положил огромную левую ладонь на плечо шофера, а правую сжал в кулак и поднес к его носу. Шофер дернулся, но Шейкуна держал крепко. Шофер искоса бросил взгляд на своего соседа и, видимо, решил, что лучше не спорить.
— Ладно, повезу, — пробормотал он плаксивым тоном, — с полицией вы разбираться будете…
— Не тревожься, — сказал Стив. — Поезжай, только быстрей…
Сам он, как ни старался, не мог заставить себя успокоиться с того момента, как прослушал письмо Инге. Теперь же, узнав о взрыве, с трудом сдерживал бившую его изнутри дрожь. Ощущение несчастья нарастало, как лавина… Взрыв, конечно, там… Значит… Он до боли сжал зубы, чтобы не застонать.
Машина покатилась быстрее. Шофер давил на акселератор, время от времени поглядывая на Шейкуну.
Золотая кайма солнечного диска обозначилась над зубчатой цепью Восточных гор, когда такси, свернув с пустынной авениды Мариано Отеро, остановилось перед полосатым шлагбаумом, перегородившим боковую улицу. К ним подошел полицейский:
