Смерть и разрушения. Осколки надежды.

Кенджи привез нас в отдаленное место, и использовал остатки своей силы для того, чтобы большую часть ночи танк оставался невидимым; это был единственный способ, благодаря которому мы могли переждать битву и поспать несколько часов. Я все еще не знаю, как именно функционирует организм Кенджи. Он определенно более силен, чем я когда—либо предполагал.

Окружающий нас мир пугающе тих. Я слегка шевелюсь, и Джеймс тут же оживляется, поднимаясь и начиная задавать вопросы в тот же момент, как открывается его рот. Его голос нарушает покой всех остальных, заставляя их проснуться. Я протираю глаза тыльной стороной руки, и удобнее усаживаю Джеймса на своих коленях, крепко держа его. Я целую его в макушку и прошу его не шуметь.

— Почему? — спрашивает он.

Я закрываю ему рот своей рукой. Он отпихивает ее.

— Доброе утро, солнышко, — Кенджи моргает, смотря в нашу сторону.

— Доброе, — отвечаю я.

— Я не к тебе обращался, — говорит он, пытаясь улыбнуться. — Я обращался к солнышку.

Я усмехаюсь ему в ответ, в действительности не уверенный в том, куда может привести наша беседа. Существует столько всего, о чем нам надо поговорить, и столько всего, о чем нам говорить не хочется, я и не знаю, будем ли мы вообще когда-нибудь об этом разговаривать. Я бросаю взгляд на Касла, и я замечаю, что он проснулся и теперь смотрит в окно. Я машу ему в знак приветствия.

— Вам хорошо спалось? — спрашиваю я у него.

Касл смотрит на меня.

Я поворачиваюсь к Кенджи.

Он тоже смотрит в окно.

Я вздыхаю.

Все возвращаются к реальности, медленно, но верно. Как только все мы возвращаемся в полурабочее состояние — Брендан и Уинстон в том числе,— Кенджи переходит к делу, не желая тратить понапрасну ни минуты.

— Мы должны решить, куда мы направимся, — говорит он. — Мы не можем рисковать, и слишком долго оставаться на дороге. Я не уверен в том, как долго и насколько удачно я смогу проецировать свою способность. Моя энергия возвращается, но это происходит медленно. Она возвращается и снова иссякает. Сейчас я не могу на нее полагаться.

— Кроме того, нам нужно подумать о пропитании, — негромко говорит Йен.

— Да, я довольно голоден, — добавляет Джеймс.

Я сжимаю его плечи. Все мы до смерти голодны.

— Верно, — говорит Кенджи. — Ну, так есть у кого-нибудь идеи?

Все мы отвечаем ему молчанием.

— Ну же, ребята, — говорит он, — думайте. Любые укрытия, безопасные места... да что угодно, где вы когда-либо оказывались... место, которое некогда было безопасным...

— А что насчет нашего старого дома? — спрашивает Джеймс, оглядываясь по сторонам.

Я выпрямляюсь, удивленный тем, что я сам об этом не подумал.

— Точно... конечно же, — говорю я. — Хорошая идея, Джеймс, — я треплю его по волосам. — Это сработало бы.

Кенджи колотит кулаком по рулевому колесу.

— Да! — говорит он громко. — Хорошо. Превосходно. Идеально. Слава Богу.

— Но что, если они обнаружат нас? — спрашивает Лили. — Разве Уорнер не знал о том, где ты раньше жил?

— Да, — говорю я ей, — но, если они думают, что все из Омега Поинта мертвы, то они не станут думать о том, чтобы найти меня. Или любого из нас.

После моих слов в воздухе повисает мертвая тишина. Очевидную проблему, которую все пытались не замечать, стало невозможно игнорировать, и теперь никто из нас не знает, что сказать. Все мы смотрим в сторону Касла, надеясь на то, что он скажет, как нам следует поступить, но он ничего не говорит. Он смотрит прямо перед собой, в пустоту, словно его парализовало изнутри.

— Поехали, — тихо говорит Алиа. Она — единственная, кто отвечает мне, посылая добрую улыбку. Она нравится мне этим. — Мы должны как можно быстрее подыскать укрытие. И, может быть, найти для Джеймса какую-нибудь еду.

Я улыбаюсь ей в ответ. Меня очень тронуло то, что она упомянула Джеймса.

— Может, мы могли бы найти еду и для всех остальных, — вклинивается Йен, ворча. Я хмурюсь, но не могу винить его за это. Мой желудок уже тоже устроил несколько собственных протестов.

— У нас дома должно быть достаточно еды, — говорю я. — Все было оплачено до конца года, поэтому у нас будет все необходимое — вода, электричество, крыша над головой — но там будет тесно, и убежище это будет временным. В скором времени нам придется придумать долгосрочное решение для нашей проблемы.

— Звучит неплохо, — говорит мне Кенджи. Он разворачивается для того, чтобы посмотреть на всех остальных. — Все согласны?

В ответ слышится приглушенный шум голосов, свидетельствующих о согласии, и это — все, что нам в действительности нужно для того, чтобы тронуться с места и направиться в мой старый дом. Вернуться к началу.

Меня заполняет облегчение.

Я так благодарен за то, что могу отвезти Джеймса домой. Дать ему поспать в своей собственной постели. И, хотя я знаю, что мне никогда не стоит говорить это вслух, небольшая часть меня рада тому, что наше время в Омега Поинте подошло к концу.

Во всей этой ситуации имеется небольшой просвет, и суть его заключается в том, что Уорнер думает, что все мы мертвы. И, несмотря на то, что Джульетта есть у него сейчас, она не останется у него навсегда. Она будет в безопасности до тех пор, пока мы не найдем способ вызволить ее, и до того момента он не станет нас искать. Мы можем найти способ жить — подальше от всей этой жестокости и разрушений.

Кроме того, я устал сражаться. Я устал постоянно находиться в бегах, все время рисковать своей жизнью и постоянно переживать из-за Джеймса. Я просто хочу отправиться домой. Хочу заботиться о своем брате. И никогда, никогда, никогда больше я не хочу почувствовать то, что я чувствовал прошлым вечером.

Я не могу рисковать Джеймсом. Никогда больше.

Глава 13

Дороги практически полностью заброшены. Солнце высоко в небе, ветер резкий и холодный, и, несмотря на то что дождя больше нет, в воздухе ощущается запах снега. Мне кажется, что погода будет суровой.

Я еще крепче обнимаю Джеймса своими руками, вздрагивая из-за холодка, поднимающегося из глубины моего тела. Он снова заснул, спрятав свое маленькое личико в изгибе моей шеи. Я еще сильнее прижимаю его к своей груди.

Учитывая то, что оппозиционеры были уничтожены, у них нет особой — или вообще никакой — необходимости в наземных войсках.

Вероятно, сейчас они собирают тела, убирают беспорядок и приводят все в норму как можно скорее. Именно это мы всегда и делали.

Битва была необходима, но и устранить ее последствия не менее важно.

Уорнер обычно пользовался этим методом: мы никогда не должны были давать местным жителям времени на скорбь. Мы никогда не могли дать им возможность превратить своих любимых людей в мучеников. Нет. Было лучше, если смерти казалась как можно менее значимыми.

Все были обязаны мгновенно возвращаться к работе. Я так часто принимал участие в этих миссиях. Я всегда ненавидел Уорнера, ненавидел Восстановление и все, что они провозглашали, но сейчас я испытываю ко всему этому еще большую ненависть. Мысль о том, что я потерял Джеймса, что—то сделала со мной прошлым вечером, и этот ущерб непоправим.

Я думал, что уже знаю, каково это — терять кого-то из близких, но на самом деле я этого не знал. Боль от потери родителя — мучительна, но по какой—то причине она очень отличается от боли, вызванной потерей ребенка. Во многих смыслах Джеймс для меня — мой собственный ребенок. Я вырастил его. Заботился о нем.

Защищал его. Кормил и одевал. Научил его практически всему, что он знает. Он - моя единственная надежда во всем этом опустошении — единственное, ради чего я всегда жил, ради чего я всегда боролся. Я бы потерял себя, если бы не он. Джеймс обеспечивает мою жизнь целью.

И я не осознавал этого до вчерашнего вечера.

Восстановление разлучает родителей с их детьми, разлучает супругов, в буквальном смысле разрывает семьи на части, и делает оно все это специально. И я никогда в полной мере не осознавал жестокости их действий. До текущего момента.