Ночь, проведенная в объятиях друг друга, когда им с Кертисом сообщили, что ее больше нет...

- Я услышал случайно, - донесся до него тихий, пропитанный мукой голос. - Я попытался предупредить охрану, но... Сотник рассмеялся над моей фантазией. Я не знал, что мне делать. Я был испуган... Я... выбирал. У меня не было времени. Я постоянно вижу эту ночь в кошмарах. Обезумевшее лицо отца. Кровь. Твои глаза. Ты убил их всех, но меня не тронул. Не знаю, почему. А потом просто опустился на пол и замер. Я боялся пошевелиться, а потом подполз и сел рядом. Ты почему-то не трогал меня, хотя всех, кто пытался подойти, просто превращал в кровавую кашу. Так прошло двое суток. Двое суток! А потом повсюду вспыхнул огонь. Странный, почти невидимый, он уничтожал все - тела, шторы, мебель... Я попытался сдвинуться с места, и ногу обожгло. Я боялся пошевелиться, замер, прижавшись к тебе, а ты... просто сидел, глядя перед собой. И, лишь когда огонь погас, попытался подняться, но не смог. Я протянул тебе руку, и ты принял помощь, даже не заметив. Ты вообще больше не замечал почти никого, кроме тех, кому отдавал приказы. Ты велел закрыть покои короля Элиаса, объявил всем, что в его комнате случился пожар. Ты организовал коронацию, и никто не осмелился сказать ни слова, потому что твои глаза все еще были алыми. А я... я просто следовал за тобой, пытаясь хоть немного искупить свою вину. Ты не замечал меня, но принимал помощь - словно бездумно, машинально. Ты ничего не помнил. Ты не помнил меня... Но это было даже хорошо. Вряд ли ты бы смог простить меня, если уж я сам... Так я мог остаться рядом. Я притворился, постарался стать как можно более незаметным, чтобы не напоминать... Так я мог позаботиться о тебе. Мог... до сегодняшнего дня. Прости меня...

Он умолк, выдохнувшись, и его взгляд, секунду назад живой и яркий, постепенно потух. Дерин молчал. Он пытался понять, что чувствует, и не находил подходящих определений для той какофонии, что бушевала в груди. Ярость смешивалась с обидой и застарелой болью, вновь воскресшей вместе с памятью.

- Почему твой отец обвинил меня в смерти леди Эвы? Почему тот старик сказал, что я убил мать?

- Так думали многие, - Кертис опустил голову, внимательно глядя себе под ноги, и это вызывало почти физическую неприязнь. - Вы родились особенным, сир, а это... пугает людей. Отец считал, что королева Ниа умерла из-за рожденного ею дитя. Он боялся вас, боялся вашего дара... Он... Он очень увлекался предсказаниями, много изучал их, пытался трактовать. В одном из них говорилось о Темном маге, ставшим самым жестоким королем Китерии.

Кертис на мгновение вскинул голову, вспоминая, а потом процитировал по памяти:

- "Он будет рожден из страха и станет смертью" - так говорилось там. Отец думал, что пророчество сбывается. Только он ошибался... Не было никакого монстра, не было чудовища. Это его страх породил зло и смерть... Только его страх. А мама... Помните травы, которые вы собирали для нее? Он решил, что это отрава. Он думал, что вы убили ее, сир.

- Минуту назад ты называл меня по имени, - процедил Дерин сквозь зубы. Его колотило, как в лихорадке, в висках, пульсируя, трепетала жилка, едва не сводя с ума и мешая сосредоточиться. - Не желаешь попросить прощения за дерзость?

- За дерзость, сир? - внезапно горько усмехнулся тот. - Если бы я мог надеяться на прощение... Но его не будет. Если бы вы ничего не вспомнили, у меня был бы шанс, но... Я не мог солгать. Не мог не ответить. И ответить не мог тоже. Простите меня, сир. Не так давно мне стало казаться, что еще не все потеряно, но...

Его сбивчивая, рваная речь била по нервам не хуже доброй розги. Каждое слово ложилось на душу хлестким режущим ударом, вспарывавшим ее до крови. Дерину хотелось сжаться, закрыться и заткнуть уши, лишь бы не слышать этот голос, вернувший его в прошлое. Ноги подогнулись, внезапно став мягкими, будто лишившись костей, и король без сил стек на пол и закрыл лицо руками.

- Скажи мне только одно, Кер, - глухо произнес он. - Ты тоже верил в это? Что я... убил их обеих.

Раздалось негромкое шуршание, и Кертис, опустившись рядом с ним, обвил его руками за плечи.

- Многие женщины умирают при родах, - прошептал он. - Так бывает, и в этом никто не виноват, тем более дитя. На все воля Создателя. А мама... она любила тебя, но отец пропитал ее своим страхом. Сейчас я думаю, что она не пила те настои, а выливала их. Она боялась призрака, порожденного отцовскими пророчествами. От того и умерла. Знаешь, я рад, что сказал все это. Что ты все вспомнил. Даже если после этого меня запорют до смерти.

- Думаешь отделаться так легко? - прошипел Дерин, которого душили рыдания. Он вздрагивал всем телом, но избавиться от унизительных, оскорбляющих его гордость объятий не было сил. Наоборот, он почему-то прижимался теснее, жадно впитывая даримое тепло, переплетая свою и чужую боль, словно это могло облегчить ее. И становилось легче. Его бережно гладили по спине, шепча на ухо что-то неразборчивое, но он не вслушивался. Было вполне достаточно прикосновений и тихого, успокаивающего голоса, залечивавшего вновь открывшиеся раны. Он сделал глубокий вдох и отстранился.

- То, что произошло на площади, не должно повториться, - жестко и уверено произнес он. Кертис склонил голову.

- Да, сир. Патрули будут усилены. При малейшей попытке устроить беспорядки - виновные будут арестованы.

- Очень надеюсь на это, - глаза Дерина холодно блеснули. - Кстати, о виновных...

Он отошел к окну, за которым уже совсем стемнело, и уставился в черноту.

- Ты сделал все, что мог. Я... не виню тебя. Но твоего отца с удовольствием бы поднял из могилы и убил бы снова.

В ответ не донеслось ни звука. Дерин обернулся и, смерив Кертиса недовольным взглядом, показал на осколки, усеявшие пол.

- Кто-то забыл о своих обязанностях? Напомнить?

И напряжение, сковывавшее обоих, лопнуло словно мыльный пузырь. Все будто бы встало на свои места, вернувшись в привычные роли, но теперь в этом было больше видимости, чем правды. Дерин отвернулся к окну, краем глаза проследив, как Кертис поспешно собрал с пола осколки, а потом, исчезнув на несколько минут, вернулся с новым, наполненным бокалом. Холод с улицы снова начал пробираться под одежду, но теперь это был просто сквозняк, не способный выстудить душу. Дерин отхлебнул вино и посмотрел на черное небо, на котором тускло мерцали огоньки.

- Приготовь мне ванну, - сказал он, отставив вино в сторону. - И... - он замешкался на одну секунду, вспомнив, что имел довольно обширные планы на эту ночь. Но теперь... - И найди тот расслабляющий травяной настой, который добавляют в мыло. Я хочу спать без снов.

Но сны приходили. Они вскрывали беззащитную память, вытаскивая из нее самое болезненное, сокровенное - то, что он так надежно забыл, а теперь был вынужден переживать снова, видя и оценивая все взрослыми глазами.

Теперь он понимал смысл странных взглядов, которыми его одаривали окружающие. В них отчетливо проступал страх - замаскированный, тщательно запрятанный во избежание гнева короля, но тем не менее ощутимый. Разговоры моментально смолкали в его присутствии - и не только потому, что он был принцем. Никто и никогда не стремился находиться рядом с ним больше, чем этого требовала необходимость. Исключение составляли лишь четверо: отец и трое, ставшие его семьей: леди Эва, лорд Риан, которого он привык звать дядей, и... Кертис. Тот и вовсе не отходил от него ни на шаг, участвуя во всех детских проказах юного принца. Они и спали в одной комнате - с самого рождения, унесшего к Создателю мать Дерина. Как-то раз он спросил, что с ней случилось, у одной из нянек, но та, вся побелев, пробормотала какую-то ерунду и поспешно сбежала, отговорившись делами. Теперь-то он понимал, почему столь невинный вопрос вызвал столько ужаса, но тогда лишь уверился в том, что со смертью королевы связана какая-то тайна. Он пытался расспрашивать дальше, но везде натыкался на гробовое молчание. Люди осеняли себя защитными знаками и виртуозно уклонялись от расспросов, а потом спешили убраться подальше с глаз принца. Единственной, кто дала ему ответ, была леди Эва.