Общее смятение было так велико, что командир броневого отряда – и не изменник, нет! – промчался на броневике по одной из главных улиц, по Советской, ведя пулеметную стрельбу по верхним этажам домов, и затем укатил за пределы Тамбова. Вслед за ним – и еще за сутки до вступления мамонтовцев – из города ушли почти все прочие красные части.

Было и прямое предательство.

С юга Тамбов защищали проволочные заграждения в три ряда кольев, окопы полного профиля, на огневых позициях стояли артиллерийские орудия.

Мамонтовская кавалерия знала об этих позициях и подступила к городу с запада.

Перебежал на сторону врага начальник оперативной части укрепленного района. Это же сделали, предварительно сняв с орудий замки, бывшие белые офицеры, командовавшие артиллерийским дивизионом.

Курсанты пехотной школы пытались сражаться.

Гибли не снятые с постов часовые.

Но – что было, то было.

Утром 18 августа Тамбов оказался в руках врага.

– Прекрасно! Прекрасно самым исключительным образом, – Мамонтов не говорил, торжественно рокотал. – Пр-ревосходно! Большего нельзя и желать… Прекрасно! Прекрасно!

Штаб корпуса разместился в гостинице на пересечении улиц Интернациональной и имени Карла Маркса. Сами названия этих улиц приводили Мамонтова в восторг:

– Восхитительно. Утвердились в средоточии большевизма…

Был уже поздний вечер. Мамонтов прохаживался по отведенному лично ему покою, приглядывался к тяжелым портьерам, коврам, статуям, старинной – шелк, позолота – мебели. Про себя удивлялся: «Смотрите же, сбереглось!» Наконец-то ему удалось остаться наедине с Калиновским и можно было расслабиться.

– Чудесно. Вы тоже находите? Губернский город! А если так всю Россию?.. Жаль, что Юденич успеет войти в Петроград.

– Да, да, – отвечал Калиновский. – Я с вами совершенно согласен.

В отличие от Мамонтова он чувствовал себя ошеломленным. Еще бы вчера он сказал: «Невозможно. Так города не берут. Азбука военной тактики не позволяет». И вот позволила…

Мамонтов остановился в шаге от Калиновского, дружески улыбнулся ему, проговорил:

– Сегодняшний день был занят текущими делами. Но завтрашний – заря нового русского государства. Для нас с вами новые заботы, конечно. Отдыхайте. Уже почти полночь. Как летит время!

– До завтра, Константин Константинович, – сказал Калиновский.

– До завтра, – Мамонтов доверительно тронул его за локоть. – Мы с вами счастливые люди, не так ли?

– О да!

– И вот что еще. Ко мне обращаются командиры дивизий. И тех, чьи полки в городе, и других. Возможно, они будут обращаться и к вам. Просят: «Надо погулять казакам. Хотя бы денек. Это в старинных традициях». Я отказал. Во-первых, вообще даже мельчайшие эксцессы сейчас нежелательны, а при этом они, увы, неизбежны. На нас глядит вся Россия. Во-вторых, и тут самое главное. Если объявить город вне закона хотя бы на какое-то время, значит, на столько же отдалить создание в нем гражданской власти, чего делать не стоит ни в коем случае. И в-третьих, едва эта власть возникнет, она-то первым своим высокоторжественным актом и должна будет возблагодарить своих освободителей. Не мы с вами, а новая власть. Уже власть. Понимаете? Щедро, но в формах, которые она сама изберет, завоевывая этим умы и сердца сограждан… На пути к Тамбову мы себе некоторые вольности позволяли. Станции Терновая, Есипово. Сколько там было захвачено, сожжено! Но тогда мы шли походным порядком. Это оправдывало. А здесь уже начинаем творить государственную политику. Так и будем считать.

Дверь за Калиновским закрылась.

Мамонтов еще раз прошелся по комнате. Никакой усталости! А позади почти сутки в седле. Впрочем, понятно: вдруг да такое! Сколько болтовни было у него за спиной! «Авантюра! Беспочвенные мечтания! Поход без цели и средств!» И он слышал. И выдержал. Поставил по-своему. И вот уже – в губернском городе! И какой губернии! В хлебном сердце России!

Из-за портьеры выглянул личный адъютант:

– К вам Игнатий Михайлович.

Бросил, не оборачиваясь:

– Да-да, пусть войдет.

Начальника контрразведывательного отдела штаба корпуса полковника Родионова Мамонтов недолюбливал, был в общении с ним весьма сдержан. В самой неброской внешности этого полковника: пехотная форма, прямой пробор, русые коротко подстриженные усы, – чудился ему укор. Мол, мы, контрразведчики, во всем не такие, как прочие. По-особому скромны, непритязательны. Мамонтову виделся в этом некоторый вызов, заносчивость, в том числе и по отношению к нему лично.

Но сегодня он приветствовал Родионова, широко разведя руки:

– Наконец!

– Простите, – сказал Родионов с явным смущением. – Час поздний. Но – дело.

– Ну что вы! – подбодрил его Мамонтов. – Я вас ждал. И как там? Сколько?

– Уже около четырех сотен.

– И это для первого дня! Неплохо.

– Однако не самых главных.

– Но все же…

Они говорили о расстрелянных советских и партийных работниках.

– Прекрасно, Игнатий Михайлович. Хорошо бы не только нашими руками. Само население…

– Это несомненно. Но таких случаев пока еще нет. Прежде должны осмелеть. Способствуем. Вопрос не дней – часов.

– Ваша епархия. Не буду мешать. Заранее за все благодарен… Благодарен, – повторил Мамонтов, показывая этим, что считает разговор завершенным и Родионов может уйти.

Тот, однако, продолжал стоять. Мамонтов обеспокоенно взглянул на него:

– Что еще у вас?

– Есть одна новость.

– Может, отложим на завтра?

– Дело спешное. Прибыл курьер. Деликатное сообщение. Сегодня из Новочеркасска должен выехать некий господин Мануков. Намерен прибыть в местности, освобождаемые корпусом.

– И кто он?

– Именует себя представителем торговых кругов.

– А на самом деле?

– Так и на самом деле. Но это… Если коротко – Запад.

– Британец? Француз?

– Равновероятно то и другое. Есть уровни, на которых конкретность в таком вопросе уже не имеет значения.

– Вот как? И притом – Мануков?

– Ну… Что в наше время фамилия!.. Прекрасно говорит по-русски, неотличим от любого из русских по внешности. Тем более что Мануковы в Ростове фамилия известная. Хлеботорговцы. Для многих звучит привычно.

– Так что же он? Выдает себя за одного из них?

– Во всяком случае, родства своего не отрицает.

– И что ему надо? Мне-то какое до него дело?

– Его цель – инспекция. Теперь это модно.

– И кого сей господин намерен инспектировать?

– Его интересует обстановка в освобождаемых губерниях.

– Любопытно… Как же он думает по этим губерниям ехать?

– Строгое инкогнито. В компании донских купцов, намеренных экономически те местности осваивать.

– Уже осваивать?

– Такова заявленная ими цель.

– И что знают об этой поездке в Новочеркасске?

– Едут купцы, надо оказать содействие. Есть солидные рекомендации. Но и только.

– А в ставке?

– Там – ничего. Собственно, потому и инкогнито. И полагаю, не в наших расчетах его раскрывать. «Хотите, западные господа, объективности? Пожалуйста!»

Мамонтов опустился в кресло.

Как стремительно все происходит! Для Европы, Америки он уже в том ряду, что и Колчак, Деникин. «Александр Васильевич», «Антон Иванович» и тем более «Верховный правитель Российского государства», «Главнокомандующий Вооруженными силами Юга России» он как-то не смог произнести даже мысленно, настолько далеко теперь они от него отстояли, или, вернее, настолько вровень с ними он уже видел себя. Выясняют, на кого именно из них троих делать ставку. Только так это инкогнито можно понять. Но и с какою же быстротой реагирует Запад!

– Что требуется от меня? – спросил он.

– Указание, чтобы командиры частей, в расположении которых окажутся эти господа, всячески им содействовали.

– Да, но кто-то из надежных людей должен оберегать их и на всей прочей территории.

– Это наша задача.

– Кто еще в штабе корпуса знает либо может знать об истинной роли этого господина?