Тебя охватило возбуждение. В этом «новом мире» была одна сука и один кобель.

Ты осознал: «Я ДОЛЖЕН ЖИТЬ». Жить. Что это значит? Разве это не связано с продолжением твоего рода? Твоей… ветви. Твои животные инстинкты приказывали тебе. DED, дай выход своему семени.

Подземная война закончилась. Возьми силой оставшуюся в живых суку.

Не убивай её.

Корм есть. Вдвоём на нём можно продержаться несколько месяцев. Ты начал делать знаки. С помощью сигналов своими испражнениями, лаем, воем, ты делал знаки: «ПРИХОДИ. ПРИХОДИ. ВОЙНА ЗАКОНЧЕНА».

Ты сообщал: «У НАС ПЕРЕМИРИЕ».

Вторая собака что-то почувствовала. Ты понимал тем самым чувством, которому нет названия, что она что-то почувствовала.

Вы встретились на твоём складе с продовольствием, на твоей американской территории. «Я ТУТ ОДИН КОБЕЛЬ, — лаял ты. — ПИЩИ ЗДЕСЬ ДОСТАТОЧНО. ПОЛНЫМ-ПОЛНО, — лаял ты. — ПОЭТОМУ СЕЙЧАС ВРЕМЯ ДЛЯ СЛУЧКИ. МЫ С ТОБОЙ ВДВОЁМ ПОЛОЖИМ НАЧАЛО ЭТОМУ МИРУ».

Дошли ли до неё твои слова?

Три дня спустя у «красной собаки» между ног стало влажно. У оставшейся в живых антиамериканской суки началась течка. Она рылась на твоём американском продовольственном складе, пока не наелась, спала, потом вновь забиралась, рылась, опять спала, опять просыпалась, ела и наконец приняла стойку. Разумеется, ты возбудился. Ты забрался на неё. Забрался, завертел задом.

И раз.

И два.

И три.

Сука не сопротивлялась.

Между её ног сочилась твоя сперма. Твоё семя.

Ты успокоился.

Это случилось ночью через пять дней после вашей встречи, глубокой ночью по верхнему вьетнамскому времени. Тебе перегрызли глотку во сне. Откусили яйца, а затем разорвали дыхательное горло.

Ты умер.

Легко.

DED, ты умер.

А дальше продолжалась история выжившей суки. Сука использовала убитого пса. Распорола его живот клыками. Внутри было тепло. Она вгрызлась в печень и селезёнку. Мясо. Она пила пока ещё не свернувшуюся кровь. Это было ей необходимо. Надо было питаться как следует. Ведь у неё в чреве жили щенки.

Чувством, у которого нет названия, сука догадалась, что понесла.

Нельзя было пренебрегать подготовкой. Она готовилась к родам.

Прошло примерно девять недель. Над заваленным четвёртым уровнем разнёсся какой-то шум. Сука не обращала на него внимания. Армия Северного Вьетнама-Вьетконга возобновила разработку тоннелей.

Однако сука затаила дыхание, чтобы её не отыскали бывшие хозяева. Она уже больше не «красная собака». Она просто мать. Мать, которая готовится к первым родам. Инстинкт приказывал ей: спрячься там, где тихо. Рядом с тобой должен быть корм, держись подальше от людей. Брось людей. Забудь их.

Мать следовала этой команде.

Поэтому пряталась в недрах земли.

Начались родовые схватки. Она должна была вот-вот родить. Она выталкивает из себя скользкие плодные пузыри — один, второй, третий, четвёртый, пятый, шестой. Один за другим, не торопясь. Трое рождаются мёртвыми. Сука съедает послед, как сделала бы любая сука-мать, а затем съедает своих мертворождённых щенков.

Трое рождаются живыми.

Она начинает выхаживать их. Однако возникают проблемы с кормлением. У неё мало молока. Двое быстро слабеют. Она опять слышит команду инстинкта. Мать не медлит. Она убивает ослабших щенков.

Она съедает их трупы.

Остаётся всего один.

Он что было сил присасывается к материнской груди.

Он растёт.

Здоровым, здоровым щенком. DED, это твой сын. Щенок — кобель, у него нет клички. Он не унаследовал твоего имени, поэтому не будет пожирать плоть и кровь собак. Даже когда сдохнет его мать. Это происходит в феврале 1969 года. Период грудного вскармливания уже закончился. Безымянный щенок, который не стал пожирать труп матери, подражал её поведению при жизни. Он питался едой, оставленной в пещере, в которой был рождён.

Тело матери стало разлагаться и вонять.

«КАК ПРОТИВНО!» — думал Безымянный. Вонь, растущая изо дня в день, наконец отогнала Безымянного. Безымянный стал двигаться. Ты видишь, DED? Твой сын хорошо соображал. Он тихонько-тихонько стал бродить по четвёртому уровню. Подражая поведению матери, которая считала необходимым скрываться, он научился этому сам. DED, при жизни ты ведь тоже знал об этом, лабиринт пещер изменился. Одни проходы были прорыты заново, другие закрыты. Были заброшены те проходы, через которые «человеку было не пробраться». Однако разве это могло остановить щенка? Теперь он ползал не только по четвёртому, но и по третьему, второму и первому уровням.

Тебя, должно быть, впечатляло, как ориентируется твой сын. Безошибочно предугадывает маршруты. Он находится в заново разработанном «новом новом мире», неуловимый, незаметный для людей.

Именно так.

Поэтому ты можешь быть спокоен.

Покойся с миром.

Наступила весна, безымянный щенок быстро рос, как и прежде. Он сирота, однако ни разу ещё не страдал от голода. Он прекрасно знал, где (в каком из тоннелей) и что можно утащить (на каком складе можно покопаться, чтобы не возникло проблем). Он был всеведущ в отношении еды. Однако безымянный щенок не мог удовлетвориться простым выживанием. Его юная жизнь не придавала ценности этим знаниям. Скорее наоборот, ценно было незнание. Его привлекало то, чего он не знает. Поэтому, прячась от людей, он подглядывает за ними. Когда вырыли новый склад боеприпасов, он сразу оказался там. Когда в соседней с подземной кухней пещере стали держать живых кур и они каждый день несли яйца, он сразу же оказался возле этой пещеры. Когда в подземном госпитале устроили операционную (во второй половине апреля из Ханоя был командирован врачебно-санитарный отряд), когда установили генератор для освещения операционной, он попытался как можно ближе подойти к чуду — свету. Вот так, то одно, то другое, то третье.

Раннее лето.

Безымянный столкнулся с трудностями. Безымянный рос здоровым щенком, он взрослел. Безымянный уже больше не был щенком. Его тело развивалось как следует. Безымянный был в замешательстве. Почему его мир вдруг сжался? Многочисленные ходы четвёртого уровня, по которым он без труда пролезал прежде, теперь казались слишком тесны для него.

«ПОЧЕМУ?» — с раздражением он спрашивал сам себя.

«ПОЧЕМУ МИР СЖАЛСЯ?» — спрашивал он сам себя.

Он кричал: «ЗДЕСЬ ТЕСНО!»

Ему было недостаточно такого маленького мира. Недостаточно. Не хватало. К тому же он стал терять ориентиры, испытывал сплошные неудобства, пытаясь спрятаться. Размер не тот, не тот! Безымянный понял, что он уже не всё знает об этом месте. А значит… значит…

Выход был близок.

Сначала был лишь четвёртый уровень. Потом третий уровень. Потом он обнаружил второй уровень, а потом добрался и до первого уровня. В сети тоннелей Безымянный постоянно стремился к неизвестному. А что дальше… дальше?

Лето. Безымянный полз по первому подземному уровню. Он принюхивался. Принюхивался. И полз. Старательно полз вперёд. Все координаты, на которые он прежде ориентировался, были забыты. «НЕ ВАЖНО, — думал он. — КАКОЕ МНЕ ДО НИХ ДЕЛО!» Его вело собственное чутьё. Чувство, которому нет названия, громко лаяло внутри Безымянного. Оно разрывало тебя. Он не знал, по какому лазу прошёл, какое разветвление выбрал, на какую боковую дорожку переполз. Однако Безымянного что-то вело вперёд. Голос. Он призывал тебя, Безымянного, пса без клички. Чувство, у которого не было названия, приказывало тебе. Оно звало тебя. Слышишь ли ты?

— Живи, живи, продолжай испытывать жажду и живи. Жадно!

— Гав, гав, — отвечал ты. — Гав, гав, гав.

Лай.

Безымянный, наконец-то ты стал лаять.

Прочь из этого мира, который больше не устраивал тебя, в котором ты ориентировался только по запаху. Ты принюхивался, принюхивался, тебе требовались иные запахи. Наконец ты выбрался наверх. Ты преследовал неведомое тебе, и вот что случилось. Чуждый мир, большой чуждый мир. Ты почти не знал запаха зелени. Трава, заросли, мох, росший на камнях, свисающие лианы. Было жарко. Здесь поверхность земли.