– Какое это имеет отношение к делам амурным? Наивная провинциалка рассказала мне, что поссорилась с мужем из-за того, что тот считал ее юной глупышкой и не прислушивался к ее словам. Однажды прелестной пани такое отношение настолько надоело, что она отказалась исполнять свой супружеский долг. Неизвестно, к чему привела бы ссора, но тут ее супруг еще и ногу на охоте сломал. Я сделал вывод, что у очаровательной пани давно уже никого не было и мимолетная интрижка ей не помешает. Что это вы молчите, Тимотеус? Чувствую, вам очень понравилась эта прелестная пани, иначе бы уже отшутились.

Сумел-таки смутить Тимофея старый проницательный бургомистр!

Пока Тимофей Выходец и Франц Ниенштедт судачили о прекрасной полячке, а на постоялом дворе фрау Марии нанятые Ниенштедтом грузчики и возчики-псковитяне перетаскивали груз с возов Выходца на телеги рижского бургомистра, сама хозяйка постоялого двора отправилась выполнять поручение русского купца. В полдень она явилась в дом Генриха Флягеля. Рижский патриций откровенно пренебрег ею. Вдова прождала почти полчаса, прежде чем важный господин потрудился пройти в комнату, куда слуга провел ее. Хозяин богатого дома без всякого почтения поинтересовался:

– Что у тебя за просьба?

Разозлившись, женщина молча протянула ему запечатанное письмо. Флягель вскрыл конверт и переменился в лице.

– Садитесь, госпожа! – тут же вежливо предложил он Марии.

– Я лучше пойду.

– Подождите, позвольте угостить вас испанским вином.

– Я не имею обыкновения пить с утра, – ледяным тоном произнесла гостья.

– Поверьте мне, это легкое вино, оно бодрит, но не порождает путаницу в мыслях.

Мария могла уйти, но ей вдруг стало любопытно, что же за письмо получил Генрих Флягель.

– Скажите, герр Флягель, вам предлагают выгодную сделку?

– О да! – пылко воскликнул повеселевший Флягель. – Так как вас зовут?

– Я же назвалась вашему слуге – фрау Мария.

Видя, что дама все еще недовольна, Генрих Флягель обворожительно улыбнулся:

– Фрау Мария, отныне мой дом всегда открыт для вас!

Слуга торопливо нес для небогатой женщины из предместья хрустальный бокал с дорогим вином…

Вернувшись на постоялый двор, Тимофей Выходец повел себя весьма необычно. Прежде всего он извлек из дорожного сундука ножницы и одним движением отрезал свою длинную бороду. Затем достал опасную бритву и, не торопясь, побрился. Без суеты извлек из сундука платье европейского покроя. И получилось: входил на постоялый двор русский купец, а вышел человек по одежде, по манерам поведения похожий на рижского бюргера. Разведчик и так слишком много времени улаживал личные торговые проблемы, давно пора было приступить к делам государственным.

Во дворе Тимофей сел на коня с заранее припасенным немецким седлом и поехал к городу. У городских ворот стражник окликнул его:

– Ты кто?

– Я – Карл, приказчик купца из Вендена, послан в Ригу с поручением.

В городе Тимотеус спросил дорогу у случайного прохожего и через несколько минут уже стучал колотушкой в дверь рижского врача Иоганна Хильшениуса.

Хотя врач был и удивлен появлению незваного гостя, отказывать в беседе незнакомому купцу Тимотеусу он не стал. Через несколько минут они уже сидели за столом и пили целебный бальзам из трав, созданный по рецепту Хильшениуса. Бальзам бодрил, слегка кружил голову (тем более что Выходец ранее уже выпил бутылку рейнского – не пропадать же было добру).

– Вы заслуживаете лучшей участи, – неожиданно произнес купец. – Слава о вас дошла до столиц других стран. Стоит ли лечить рижских ремесленников, когда вы можете врачевать самого русского царя!

– А в чем разница? Бывает, ремесленника вылечить легче, – флегматично отозвался доктор. – К тому же никто не пугает, мол, если пациент помрет, тебя казнят.

– Я уполномочен предложить вам жалованье в двести серебряных рублей в год.

По сути, Тимофей предлагал доктору Хильшениусу целое состояние – несколько килограммов серебряных монет в год! Столько в Москве зарабатывали разве что дьяки приказов (говоря современным языком – министры). Но на Иоганна Хильшениуса огромная сумма не произвела впечатления.

– И здесь я могу неплохо заработать. Ведь своего университета нет ни в принадлежащем Польше Задвинском герцогстве, ни в герцогстве Курляндском. Во всей Риге живут только четыре врача, потому что ехать обучаться медицине в Германию или Италию очень дорого.

Отхлебнув бальзама, доктор продолжил:

– Еще недавно нас было трое, но молодой Базилий Плиний, сын ректора Домской школы, сумел выпросить у Никлауса Экка деньги на обучение в германском городе Виттенберге.

– И как ему понравилась Германия?

– Ох, судя по его словам, тамошние немцы отличаются от рижан тем, что совсем не умеют пить. Когда Базилий залпом выпил кубок водки, виттенбержцы были весьма удивлены. Они даже стали говорить о человеке, способном много выпить и не захмелеть, что он использует лифляндский способ пития.

Прервав свой рассказ, лекарь взял графин и налил себе и гостю шнапса.

«Говорит о кубках, а наливает по рюмочке», – с иронией подумал разведчик. Впрочем, ему это сегодня было только на руку, ведь ранее он уже посетил погреб рижского магистрата.

Доктор смешал шнапс с бальзамом. Гость последовал его примеру. Хильшениус, как и подобает врачу, выразил заботу о физическом состоянии своего посетителя:

– Ваше здоровье!

Тимофей выпил и подумал: «Чего только не выдумают немцы! И впрямь хорош напиток».

Впрочем, качество алкогольного напитка не отвлекало Тимофея от вопроса: для чего после предложения переехать в Москву хозяин дома заговорил о каком-то своем коллеге Плинии и о выпивке? Но разведчик не смог вернуться к нужной теме, ибо врач продолжил:

– Университет, где учился Базилий, один из лучших. Но ведь верно говорят: в гостях хорошо, а дома лучше. Недаром в Виттенберге Плиний написал пылкую поэму о Риге. О, это такое признание в любви нашему городу!

Доктор встал, взял с полки книгу и начал читать, сразу же переводя с латыни на понятный Тимофею немецкий:

А как он описывает наш богатый торг, рижское многолюдие! Что касается рижанок, то, по уверению Базилия, сами боги не нашли бы ни малейшего изъяна в их красоте неземной.

Выходец подумал о белокурой красавице Марии и признал:

– Многие рижанки и в зрелые годы сохраняют свою красоту.

Хильшениус улыбнулся и неожиданно заговорил совсем о другом:

– Двести рублей, конечно, очень большие деньги, но стоит ли мне из-за них уезжать на чужбину из такого прекрасного города?

Ответ последовал мгновенно:

– Московский царь готов не только платить вам двести серебряных рублей в год. Вы будете жить словно князь! Каждый день вам будут присылать блюдо с царского стола и полторы кварты водки. Ежегодно в ваш дом станут привозить четыре бочки хмельного меда и столько же бочек пива… Зимой вам привезут шестьдесят возов дров – таким количеством не дом, а дворец можно отапливать беспрерывно! У вас будет большой дом с садом, где вы сможете гулять и разводить цветы прямо у крыльца. Воздух в Москве, в отличие от Риги, где люди живут скученно, весьма свеж, сам же город огромен, и в нем много всяких диковин. Кроме платы в двести рублей в год, вам помесячно будут платить по двенадцать талеров, выделят пять добрых коней, не пожалеют бархата и парчи для того, чтобы у вас были красивые кафтаны. Ездить вы будете в собственной карете, а под Москвой вам станет принадлежать поместье.

Доктор Хильшениус был сражен. В Риге он жил неплохо, но о таком великолепии не мог и мечтать не только он сам, но и рижские бургомистры. Врач удивился:

– Не обманываете ли вы меня!? Зачем царю платить столько простому лекарю?!