Эрл Бейтман приехал на кладбище Святой Марии в полдень. Он медленно двигался по извилистым дорожкам, разглядывая посетителей, пришедших провести выходной рядом со своими дорогими людьми.

«Сегодня здесь не слишком много народу, — заметил он, — несколько пожилых людей, супружеская пара средних лет, большая семья пришла отметить годовщину, а потом отправиться пообедать в ресторан у дороги. Типичная воскресная толпа».

Потом он повернул в старую часть кладбища Святой Троицы, припарковал машину и вышел. Оглядевшись вокруг, он начал внимательно читать надписи на могильных камнях. Несколько лет тому назад он стал снимать копии с надписей, но предполагал, что мог что-нибудь пропустить.

Он гордился тем, что за многие годы до тонкостей познал эту тему, но был уверен, что материал, полученный от изучения надгробий, пригодится для телепрограмм. Он начнет с цитаты из «Унесенных ветром», гласящей, что в земле Тары покоилось трое младенцев по имени Джеральд О'Хара-младший. О, эти надежды и мечты, высеченные на камне, полустертые, забытые, никому не нужные, но все еще хранящие грусть по любимым. Вдумайтесь — трое любимых сыновей! Именно так начнет он свою лекцию.

Конечно, он быстро перейдет от печального к светлому, рассказав про одно надгробие на кладбище Кейл Код, где фактически красуется рекламное объявление о том, что дело покойного продолжает его сын. На памятнике указан даже новый адрес.

Озираясь вогруг, Эрл нахмурился. Несмотря на приятный октябрьский день и полную удовлетворенность своим процветающим делом, он все же был расстроен и даже зол.

Как было условлено, прошлым вечером Лайам зашел к нему домой, они выпили, a потом поехали поужинать. Несмотря на то что он положил чек на три тысячи долларов рядом с бутылкой водки на баре, где его невозможно было не заметить, Лайам это проигнорировал. Он посоветовал Эрлу заняться гольфом, а не рыскать по кладбищам.

«„Рыскать“, надо же, — подумал Эрл, мрачнея. — Я ему покажу, что значит это „рыскать“».

Будь он проклят, если Лайаму удастся предостеречь от него Мэги Холлоувей еще раз. Это просто не его дело. Лайам спросил, не виделся ли он с Мэги, а когда он ответил, что с понедельника видел ее только на кладбище и, конечно, на похоронах миссис Шипли, Лайам сказал:

— Эрл, ты все со своими кладбищами. Я начинаю беспокоиться за тебя. Ты слишком увлекся.

— Он не поверил мне, когда я пытался рассказать ему про свои предчувствия, — произнес вслух Эрл. — Он никогда не относился ко мне серьезно. — Вдруг он остановился и огляделся. Вокруг никого. «Хватит думать об этом, — сказал он себе, — хотя бы теперь».

Он шел по дорожкам самой старой части кладбища, где надписи на памятниках были датированы 1600 годами. Присев возле одного почти завалившегося набок камня и сощурившись, он попытался прочесть неразборчивую надпись: «Обрученная с Роджером Самюэлем, но предназначенная Богу...» и даты рождения и смерти.

Эрл приготовил альбом для снятия кальки. Еще одной темой для его лекции по надгробиям будет юный возраст, в котором умирали в древности. Тогда не было пенициллина для лечения пневмонии, когда зимние холода вероломно проникали в легкие.

Он встал на колени, с удовольствием ощущая сквозь старые брюки мягкую землю, ее прохладную влажность. Начав осторожно переводить надпись на тонкий, почти прозрачный пергамент, он поймал себя на том, что думает о юной девушке, лежавшей под ним, о ее теле, прикрытом вечной землей. Он подсчитал, что ей едва исполнилось шестнадцать лет. Была ли она хорошенькая? «Да, очень хорошенькая, — решил он. — У нее был ореол темных кудрей, голубые, как сапфир, глаза. И она была хрупкая».

Перед ним возникло лицо Мэги.

Подъезжая к выходу с кладбища в половине второго, Эрл увидел возле обочины автомобиль с нью-йоркскими номерами, который показался ему знакомым, и узнал «вольво» Мэги Холлоувей. Что она опять тут делает? Неподалеку находилась могила Греты Шипли, но ведь Мэги не была с ней столь близка, чтобы приходить на могилу просто так. Похороны были всего лшпь позавчера.

Притормозив, он выглянул в окно, но, заметив Мэги, идущую в его направлении, нажал на газ. Ему не хотелось, чтобы она его видела. Определенно что-то происходит. Надо об этом подумать.

Одно решение он уже принял: поскольку завтра уроков нет, он останется в Ньюпорте еще на день. И нравится Лайаму или нет, завтра он навестит Мэги Холлоувей.

Мэги быстро шла от могилы Греты Шипли, засунув руки в карманы жакета и ничего не видя перед собой.

Она была потрясена до глубины души. Она его нашла спрятанным так глубоко, что если бы не прощупала каждый дюйм земли вокруг памятника, то могла бы не заметить.

Колокольчик! Точно такой же, как на могиле Нуалы и на могилах других женщин. Как те колокольчики, которые состоятельные викторианцы устанавливали на могилах на случаи, если кого-то похоронят заживо.

Кто был здесь после похорон и положил его на могилу? И зачем?

Лайам говорил, что у Эрла есть двенадцать таких колокольчиков для наглядности во время лекций. Он еще подчеркнул, что Эрл, очевидно, любит вспоминать, как он напугал женщин в «Латам Мейнор», привязав эти колокольчики к их пальцам.

Было ли страшной шуткой Эрла положить эти самые колокольчики на могилы обитательниц «Латам Meйнор»?

Подойдя к машине, она решила, что это вполне возможно, некий извращенный способ отомстить за то, что его публично обидела дочь миссис Бейнбридж. По словам Лайама, Сара собрала колокольчики, швырнула их Эрлу, а потом практически выставила его из дома.

Месть была логичным, хотя и ужасающим объяснением. «Хорошо, что я взяла один с могилы Нуалы, подумала Мэги. — Хотелось бы собрать и остальные, особенно с могилы миссис Шипли».

Но она решила этого не делать, хотя бы в ближайшее время, намереваясь прежде убедиться, что это не что иное, как ребяческая мстительная выходка Эрла. «Потом приду сюда еще раз, — подумала она. — И вообще, пора домой, Нейл обещая заехать в два».

Подъезжая к дому, она заметила возле него две машины, а на крыльце сидели Нейл и его отец с ящиком инструментов.

Мистер Стефенс не дал ей извиниться.

— Вы не опоздали. Всего две или три минуты. Если только мой сын ничего не перепутал, что вполне возможно. Он сказал, мы должны быть здесь в два.

— Вероятно, я наделал много ошибок, — сказал Нейл, глядя в глаза Мэги.

Она проигнорировала замечание, стараясь не поддаваться на провокацию.

— Как мило, что вы пришли вместе, — искренне обрадовалась она, отперев замок и пуская их в дом.

Закрыв за собой дверь. Роберт Стефенс хорошенько ее осмотрел.

— Надо утеплить, — заметил он. — Очень скоро морской воздух похолодает, начнется сильный ветер. А пока хотел бы начать с двери на кухне, о которой говорил Нейл, потом проверим все оконные замки и посмотрим, что следует заменить. У меня есть запасные, а если не хватит, принесу еще.

Нейл стоял рядом с Мэги. Чувствуя его близость, она отступила, когда он сказал:

— Не удивляйся, Мэги. Мой дедушка после Второй мировой своими руками построил бомбоубежище на случай ядерной войны. В детстве мы с ребятами любили там играть. К тому времени люди уже поняли, что эти убежища полезны при нейтронной атаке, как зонтик в бурю. Папе достался от дедушки его особый взгляд на жизнь: «Готовься к худшему, надейся на лучшее». Вечно воображает себе невообразимое.

— Совершенно верно, — согласился Роберт Стефенс. — Но в этом самом доме десять дней назад случилось именно невообразимое.

Мэги заметила, как Нейл сморщился, и поспешно сказала:

— Я очень благодарна, что вы пришли.

— Если у вас какие-то дела, то мы не помешаем, — заметнл Роберт Стефенс, когда они шли на кухню, и, открыв свои ящик с инструментами, разложил их на столе.

— Думаю, тебе лучше остаться с нами, — забеспокоился Нейл. — Нам может что-нибудь понадобиться. Не исчезай, Мэги.