Когда манаби был склонен согласиться, Махони мысленно прошелся по второй части плана Стэна. Он не стал объяснять, почему на встрече отсутствует Стэн. И хранил молчание не из-за недоверия, а руководствуясь старинным непререкаемым правилом корпуса "Меркурий": "Знать только необходимое". Кроме того. Махони не был уверен, что сэр Эку согласится с ними, знай он о миссии Стэна. Если Стэн и на сей раз проиграет, шансов не будет никаких, а независимый трибунал станет пустым звуком.

– И последний вопрос, – промолвил сэр Эку. – Какова юридическая основа этого трибунала? Что делать, если мы не сможем найти подходящие законы?

– Ничего, – сказал Махони. – Стэн знал, что вы спросите об этом. И попросил передать вам, что и понятия не имеет, что тогда делать. В нашей команде нет имперских ученых-юристов.

– В самом деле, нет, – согласился сэр Эку. – Мои трудности сейчас в том, что я не могу представить себе обстоятельств, в которых Император позволил бы такому случиться. Он никому бы не разрешил править таким образом. И трудность в том, что Совет правит именем Императора. С теми же самыми законами.

– Ну, не знаю, – сказал Махони. – Наша Империя так стара, что нечто подобное наверняка хотя бы раз уже происходило.

– Думаю, вы правы, – кивнул сэр Эку. – Тогда все, что нам нужно... Очень хорошо. Так и сделаем.

Маршал флота Ян Махони почувствовал огромное облегчение, словно большой груз упал с души.

Они с манаби обдумали еще кое-какие детали, и настало время расходиться. На прощание сэр Эку произнес фразу, которая озадачила и сперва встревожила Махони.

– Да... Вот еще что. У меня есть просьба для вашего молодого адмирала.

– Какая?

– Передайте ему, что мне бы хотелось встретиться с ним еще раз. Независимо от результатов его миссии. И я надеюсь, что есть все-таки место, где все могут летать.

– Он поймет? – удивленно спросил Махони.

– О да... Он поймет.

Человек, который называл себя Рашидом, всматривался в объявление: "Нужен опытный повар. Работы много, плата низкая, работа тяжелая, еды навалом".

Рашид слабо улыбнулся. По крайней мере, написано честно.

Вывеска над ветхим зданием сияла разными цветами, и каждый из них до боли бросался в глаза: "ЧАЙНАЯ-СТОЛОВАЯ "Последний выхлоп". Владелец – ДИНГИСВАЙО ПЭТТИПОНГ".

Троица крепко поддавших космоплавателей вывалилась из двери соседнего бара и побрела, шатаясь, по разбитому пластиковому тротуару. Рашид вежливо улыбнулся и уступил дорогу. Один из троих виновато взглянул на него, но прошел мимо.

Его улыбка стала шире, когда донесся знакомый вой драйва Юкавы с корабля, поднимавшегося над полем прямо за изгородью. Водитель продуктовых саней был прав – космопорт полон кораблей, которые долгое время не взлетали и похоже, никогда уже не взлетят. Но транзитные корабли все же проходили.

Рашид вошел в забегаловку. Кроме десятка столов, стойки бара и очень маленького смуглого человечка, в зале ничего не было.

– Сэр Пэттипонг?

– Ты из полиции?

– Нет. Я ищу работу.

– Повар?

– Да.

– Нет. Ты не повар. Разве может быть повар, где никто не может ножом пользоваться! Слишком здорово для этой глуши повара иметь.

Рашид не отвечал.

– Где ты работал раньше?

Рашид пробормотал в ответ что-то неразборчивое. Пэттипонг кивнул.

– Может, и повар. Повар никогда не говорит, где работал. Мало ли... Жена... Дети... Выпивка... Полиция... Ладно, пошли. Посмотрим.

Владелец провел Рашида на кухню, пристально наблюдая за его реакцией.

– Да. Я все это построил для хоро-о-о-ошего повара. Книдариана. Работал тут два... Нет, почти три года. Ушел потом. Оставил меня тут с ванной на кухне.

Книдарианцы были разумными водными полипами, похожими на кораллы. Поэтому Пэттипонг и выстроил специальную кухню в виде пустовавшей теперь огромной ванны, окруженной всеми необходимыми приспособлениями.

– Нехорошо. Взять хорошего повара знаешь как трудно!

Рашид вскарабкался по лесенке в бассейн.

– Жарь пару яиц. Совсем просто, – приказал Пэттипонг.

Рашид включил плиту и поставил сковородку на огонь. Смазал сковороду рафинированным маслом из горшочка, стоявшего по соседству, выхватил – одной рукой! – два яйца из другого горшочка и неуловимым движением разбил их на сковородку, отбросив скорлупки.

Пэттипонг невольно одобрительно кивнул.

Рашид убавил огонь и подождал, пока яйца на сковородке зашипят. Хозяин пристально следил за его руками. В нужный момент Рашид резко взмахнул сковородкой. Яйца плавно перевернулись незажаренной стороной вниз.

Пэттипонг улыбнулся.

– Ты повар! Никто так правильно теперь не умеет!

– Желаете что-нибудь, кроме яиц?

– Нет. И яиц не хочу. Терпеть не могу яйца. От яиц я постоянно... – Он неопределенно похлопал руками по заднице. – Все их любят. А я только подаю. Все, у тебя есть работа. Ты теперь повар.

Рашид оглядел грязноватую кухню.

– Готовить потом. Завтрак через час. Чистить сперва. – Он, казалось уже перенял обороты речи Пэттипонга.

Пэттипонг задумался, затем тряхнул головой.

– Теперь чистить. Готовить потом. Я помогу.

Так зародилась легенда о "яйцах по-пэттипонгски".

Пэттипонг назвал это блюдо в меню яйцами по-императорски. По какой-то причине название взволновало Рашида. Он мягко возразил. Пэттипонг приказал ему возвращаться на кухню.

– "Императорские"... хорошее название... Таиланд... Император... Императорские слоны...

Началось все со скуки. На завтрак посетителей почти не было, а до обеда оставалось несколько часов. Рашиду не настолько хотелось спать, чтобы возвращаться в крошечную комнатушку для отдыха, к выпивке его не тянуло, гулять тоже было лень. И тогда он стал заниматься выпечкой.

Рашид к выпечке относился примерно так же, как Пэттипонг к яйцам. Чертовски непредсказуемая штука! Никогда точно не сообразишь, какие ингредиенты нужно изменить, чтобы приспособиться к температуре, влажности и атмосферному давлению, и почему вдруг караваи получаются пресными и безвкусными.

Но во всем бывают исключения; так получилось и на этот раз.

Еще за неделю или около того он замесил тесто – теплая вода, мука, немного сахару и дрожжей – и оставил подходить в неметаллической посуде.

Это было основой того, что называлось английскими булочками. Делать их совсем несложно. Примерно на каждые восемь булочек доводишь чашку молока до кипения, добавляешь щепотку соли, чайную ложку сахара и две чашки бисквитной муки. Взбив все это как следует, Рашид дожидался, пока объем не увеличится вдвое, потом добавлял еще одну чашку муки и позволял тесту снова подняться.

Открытые с обоих концов цилиндры наполнялись тестом примерно до половины. Рашид предпочитал не упоминать, что эти короткие цилиндры были использованными консервными банками с едой для домашних животных; даже в этой дикой глуши кто-то мог бы брезгливо скривиться.

Он смазывал маслом нагретый противень и ставил на него цилиндры. Как только тесто в открытом конце цилиндра подрумянивалось, переворачивал цилиндры и, когда тесто поджаривалось с другого конца, вынимал формы из печи, обжигая при этом пальцы.

Рашид еще добавлял масла и ждал, пока булочки почти почернеют, прежде чем выложить их на стеллаж и остудить.

Следующим его изобретением была прекрасная копченая ветчина, нарезанная тоненькими ломтиками и вымоченная в винно-масляном соусе.

– Самое лучшее – это ветчина с Земли. Из Вирджинии. Или из Кэрри.

Пэттипонг изумленно выпучил глаза.

– Вот уж не знал, что ты и на Земле бывал!

Рашид запнулся.

– А я... собственно, и не был. Просто так думаю.

Потом вдруг сам выпучил глаза.

– Как же так, Дингисвайо? Ты сейчас говорил...

– Нормально, да? Случайно сорвалось. Столько тут трудностей. Как с яйцами. Обстановка сложная. Кроме того... меньше говоришь, люди думают, ты не понимаешь. Сами говорят больше.