- У нее все точно так же, как у любой другой девушки. - Он засмеялся, захватив в кулак густые локоны Теодорины и намотав их на руку. - Я хочу получить ее.

  - Нет! - Теодорина разрыдалась, и он, отогнув назад ее голову, принялся целовать ее шею, грудь и живот, а потом, нажав коленом, бесцеремонно раздвинул ей ноги и быстро овладел ею. Девушка закричала, все еще сопротивляясь, но я видел, что Чезаре лишь больше распаляется от ее криков. Он задвигался мощными толчками, вонзаясь с такой силой, что она содрогалась под ним, уже не отбиваясь, а только стараясь не показать своей боли и унижения. Наконец он вцепился в ее бедра с диким рычанием, по его телу прошла сладострастная судорога, и Теодорина вскинулась, пытаясь освободиться. Задыхаясь, он выскользнул из нее, и я заметил беловатую струйку, стекающую из ее лона на простыни.

  - Ты просто огонь, - прошептал он. - Самая неукротимая из амазонок, самая упрямая из римских шлюх... Тебе действительно не нравятся мужчины?

  Она вытерла слезы.

  - Ты сын сатаны, Чезаре. Не смей больше прикасаться ко мне.

  Лукреция обняла ее и поцеловала в губы.

  - Моя девочка... Приляг, я сделаю так, чтобы ты забыла о грубости моего брата.

  - Лукреция, твоя подружка оскорбила и меня, и нашего святейшего отца, - заметил Чезаре. - Конечно, он далеко не ангел, но сатана в тиаре...?

  - Заткнись, Чезаре. Ты получил удовольствие, почему бы тебе не быть просто благодарным?

  Она легла рядом с Теодориной и, заботливо стерев следы слез с ее лица, стала с нежностью целовать девушку в шею и ласкать ее грудь. Затем она опустилась ниже, проводя языком по гладкому животу и осторожно раздвигая ей ноги. Я завороженно смотрел, как Лукреция дарит своей подруге ласки, которые я считал неуместными между двумя женщинами... Теодорина уже стонала, поглаживая ее плечи и зарываясь пальцами в золотистые волосы. Чезаре обнял меня, его пальцы слегка сжали мой мужской орган, заставив меня затрепетать от вновь пробуждающегося желания. Я повернулся и поцеловал его. Теодорина с усмешкой посмотрела на нас, а затем откинулась назад, широко разведя ноги, между которыми устроилась Лукреция. По ее телу волнами пробегала крупная дрожь, она вскрикивала, изгибаясь, и вдруг экстаз сотряс ее мощной агонией. С протяжным стоном она забилась в сладостных конвульсиях, и Лукреция, приподнявшись, сплелась с ней в тесном объятии. Я застонал, повинуясь быстрым ласкам Чезаре, а затем он рывком поставил меня на четвереньки и нетерпеливо стал тереться головкой члена о мои ягодицы. Подавшись ему навстречу, я почувствовал, как он вошел в меня, и вскрикнул, прикусив губу от смеси боли и удовольствия.

  - Черт возьми, - прорычал он, - я думал, что уже насытился... Но ты, твое тело... О боже, Андреа!

  Он задвигался, яростно пронзая меня и возбуждаясь все больше. Я повторял его имя, торопливо теребя собственный член, не в силах противиться подступающему восторгу, и наконец почувствовал, что дольше не выдержу. С долгим мучительным стоном я излился, и почти тотчас же кончил Чезаре. Упав на постель, он притянул меня к себе и стал целовать, взяв в ладони мое пылающее лицо.

  - Твой брат настоящее животное, - презрительно сказала Теодорина, откинув со лба прядь влажных от пота волос. - Ему, кажется, безразлично, мужчина перед ним или женщина...

  - Это Андреа, его мальчик, - пожала плечами Лукреция. - Насколько мне известно, он не питает пристрастия к другим мужчинам. Мне нравится смотреть, как они занимаются любовью... Обними меня, дорогая, я хочу спать.

  - Может быть, нам лучше пойти ко мне? - Я вопросительно посмотрел на Чезаре. - В твоей постели вчетвером будет тесновато.

  - Вот уж не думал, что воспользуюсь твоим гостеприимством, - усмехнулся он. - Что ж, порадуем малютку Теодорину, не то утром я мог бы повторить то, что сделал сейчас.

  Девушка метнула на него гневный взгляд, и он засмеялся, а затем встал, оделся и последовал за мной в мою комнату.

  В последующие дни я пытался следить за герцогом Джованни Борджиа. Я делал это по поручению Чезаре, но замечал, что имею к нему собственный интерес. Слухи о том, что Джованни ведет разгульную жизнь в Риме, оказались преувеличены. Конечно, несколько раз я видел, как к нему в покои приводят девушек в прозрачных накидках с завязанными глазами; он не был монахом и хорошо знал, что делать с женщиной. Однако он никогда не участвовал в оргиях и не посещал бордели, вопреки словам Чезаре. Его забавляли игры, танцы и пиры, при этом он был покладистым и внимательным сыном и редко впадал в гнев, за что святейший папа, должно быть, и любил его.

  Как-то раз под вечер я увидел, как Джованни, разодетый и благоухающий, спустился во двор, где слуги подвели к нему лошадь, и сел в седло. Он явно собирался прогуляться и, взяв с собой лишь двух сопровождающих, выехал за ворота. Я, почти не раздумывая, нашел оседланного коня и последовал за ним. Возможно, Джованни снова собирался навестить свою мать, а может быть, мне предстояло стать свидетелем его ночных похождений...

  Я проводил его до знакомого дворца на улице дель Пеллегрино, где он был встречен привратником и с почестями препровожден в парадную дверь. Выходит, брат приехал к сестре! Спешившись, я разглядывал освещенные окна, полускрытые листвой деревьев, и размышлял, что предпринять. Можно было дождаться его возвращения, прячась в тени, и позже попытаться проверить свои догадки насчет отношений Джованни и Лукреции, не тревожа Чезаре напрасными подозрениями. Некоторое время я постоял в нерешительности, но терзавшие меня любопытство и невольная ревность толкали меня на отчаянный поступок.

  Наконец, я вскочил в седло и направился к воротам дворца Лукреции.

  - Мне нужно видеть монну Лукрецию, - окликнул я привратника. Тот поднял факел и вгляделся в мое лицо, затем кивнул:

  - Ты, должно быть, привез послание от кардинала Валенсийского? Можешь отдать мне его, я передам госпоже.

  - У меня послание от его святейшества, и я передам его только лично монне Лукреции, - заявил я, стараясь говорить уверенно.

  - Она не велела никого впускать, однако я думаю, что для тебя будет сделано исключение.

  Так мне удалось проникнуть во дворец, однако это было ничто по сравнению с тем, что еще предстояло сделать. Стоя в отделанном мрамором вестибюле, я ждал, пока вернется слуга, ушедший с докладом, внимательно осматриваясь и прислушиваясь. Сверху, из комнат, доносились звуки цитры, затем приятный мужской голос запел эклогу, послышался смех, аплодисменты и одобрительные возгласы. Снова зазвучала музыка, но внезапно оборвалась, и через несколько мгновений на лестнице раздались торопливые легкие шаги. Лукреция, с блестящими глазами и раскрасневшимися щеками, одетая в открытое на груди платье из легкого муслина, сбежала вниз и с удивлением посмотрела на меня.

  - Андреа, в чем дело? Мне сказали, что мой отец прислал с тобой какое-то сообщение?

  Я поклонился, метнув быстрый взгляд на разглядывающего меня слугу, подошел ближе к девушке и тихо проговорил:

  - Я солгал вашему человеку, чтобы только увидеть вас, сиятельная мадонна...

  - Льстец. - Она улыбнулась, коснувшись моей руки. - К сожалению, я не могу предложить тебе остаться.

  - Почему? - спросил я, задержав ее пальцы в своих. - Я уже знаю, что у вас в гостях не Чезаре и не его святейшество папа, но я видел во дворе оседланную лошадь с богатой сбруей...

  - Тише, Андреа. Не будь таким любопытным. Есть секреты, которых я тебе не открою. Если ты придешь завтра, я дам тебе то, в чем отказала сегодня... Ты смелый, и мне это нравится.

  Как видно, она решила, что я пришел втайне от Чезаре, чтобы насладиться ее обществом.

  - Мне нет никакого дела до вашего очередного любовника, - обиженно проговорил я. - Или любовницы.

  - Вот и отлично. Тогда можешь уходить.

  - Вы намерены развлекаться с ним до утра?

  - Не переходи границ, Андреа. - Ее тон стал ледяным. - Ступай, наш разговор окончен.