- Вы, должно быть, были в городе? - спросил я.
Он кивнул, не понимая, в чем смысл вопроса.
- У вас могли срезать кошелек прямо на улице, но скорее всего, это произошло в районе рынка.
- Проклятье, ведь вокруг меня никого не было. - Покачав головой, он вздохнул. - Ладно, там было-то всего два десятка дукатов или около того.
- Вам следует быть осторожнее, когда едете по улицам Рима.
- Учту. - Он одернул камзол и вопросительно посмотрел на меня. - Я тебя не ушиб?
- Нет, я в порядке.
- Хорошо. - Помолчав, он снова улыбнулся. - Чей ты слуга?
А вот этого я ему говорить не собирался.
- Я не слуга, ваше сиятельство.
- Ну, ты не слишком похож на монаха, для архиепископа молод, для послушника староват... Я бы сказал, что ты дьякон или младший секретарь канцелярии.
- Меня зовут Андреа, - поспешно сказал я.
- Ладно, это уже кое-что. - Он рассмеялся. - Меня мало интересуют твои секреты, Андреа. А меня зовут Джованни. Знаешь, я уже почти отвык от этого имени. В Испании меня называют Хуаном Арагонским, но мне больше нравится Джованни. Я люблю Италию, здесь я родился и вырос. В Риме самые красивые девушки... Как ты думаешь?
- Мне трудно об этом судить, ваше сиятельство.
Он опять улыбнулся своей обворожительной улыбкой и хлопнул меня по плечу.
- Наверное, ты еще маловат для девушек, хотя, глядя на тебя, трудно в это поверить.
Я поклонился, избегая смотреть ему в глаза.
- Вижу, я тебя смутил, - сказал он. - Как это необычно. Вот уж не думал, что во дворце моего отца кто-то еще способен смущаться!
Его пальцы коснулись моей щеки, и я весь затрепетал. Это не было лаской, но, несомненно, это было больше, чем просто прикосновение. Я вдруг представил себе вместо пальцев его мягкие губы... и внезапное желание вспыхнуло в моем теле.
- Джованни... - я прошептал его имя, не смея поднять глаз. Он был так близко, что я мог чувствовать его дыхание на своем лице.
- О, прости. - Он отстранился, почти удивленно глядя на меня. - У меня и в мыслях не было...
Зато у меня было, подумал я, надеясь, что он не заметит моего возбуждения.
- К чертям кошелек, - сказал он нарочито громко. - Раз мы оба в порядке, на том и разойдемся.
Я не смог скрыть улыбку и снова легко поклонился. Он пошел к себе, а я, проследив за ним до дверей, направился в апартаменты Чезаре.
Кардинал сидел за столом и писал при свете свечи в серебряном подсвечнике. В камине уютно потрескивали дрова, временами шипя и рассыпая алые искры. С кровати под пологом доносился тихий девичий смех, и я понял, что Чезаре не один.
Он жестом указал мне на кресло напротив и продолжал писать. Наконец, отложив перо, он вполголоса спросил:
- Ты следил за Джованни?
Я кивнул.
- Ну и в каком борделе ты его оставил на ночь?
- Он вернулся во дворец, монсеньор.
Чезаре хмыкнул.
- Должно быть, мой братец обессилел от распутства и вина.
- Мне трудно об этом судить, но он не выглядел особенно пьяным. Он ездил к какой-то знатной даме на Эсквилине и провел у нее почти весь день... - Я подробно описал ему дом, где был Джованни, и заметил, что дама была, несомненно, старше его. Чезаре рассмеялся.
- Не гадай, что Джованни нашел в богатой стареющей куртизанке. Я удивлен, почему ты не поинтересовался у любого прохожего, как ее зовут. Тебе ответили бы сразу, ведь монну Ваноццу знает весь Рим. Как всякий почтительный сын, Джованни всего лишь навестил свою горячо любимую матушку. У нас действительно чудесная мать, Андреа, мне тоже нравится ее общество. Должно быть, и Джованни еще вспоминает, как мы были детьми и играли у ее ног...
Я был раздосадован собственным промахом, но в глубине души радовался, что герцог оказался заботливым сыном, а не любовником почтенной римской матроны. Чезаре внимательно посмотрел на меня.
- У тебя такой вид, словно ты нашел ценную пропажу.
- Наверное, я устал. Мне уйти к себе, или...
Он с улыбкой потянулся ко мне и положил руку на мое колено.
- Не уходи. Моя постель занята, но и для нас с тобой там найдется местечко.
- У тебя Лукреция?
- Да, и Теодорина. Думаю, они вполне обошлись бы без меня.
Я вздохнул, и Чезаре, поднявшись, потянул меня за собой к ложу. Он обнял меня за талию и поцеловал в висок, и я бесстыдно накрыл рукой его пах. Мне хотелось близости, потому что мысли о Джованни все еще волновали меня; я надеялся забыться в объятиях моего господина.
Лукреция лежала на спине, закрыв глаза, и темноволосая красавица Теодорина нежно сосала ее грудь, лаская пальцами собственное лоно. Я замер, наблюдая за этим зрелищем, не в силах вымолвить ни слова. Девушки были так прекрасны, что я почувствовал острое желание и смущенно отступил назад, натолкнувшись на Чезаре.
- Тебе нравится? - прошептал он, слегка укусив меня за ухо. - Это завораживает...
Лукреция выгнулась и тихо застонала, когда рука Теодорины мягко скользнула между ее бедер.
Чезаре стал раздевать меня, потом поцеловал в губы и подтолкнул к ложу.
- Монна Лукреция, - пробормотал я. Девушка открыла синие влажные глаза и улыбнулась.
- Андреа, иди ко мне.
Ее пальчики коснулись моего напряженного члена, и я, склонившись, начал целовать ее, задыхаясь от возбуждения.
- Ты предпочитаешь мне моего брата, - с упреком сказала она. - Все, что ты делаешь со мной, только игра, перед тем как ты отдаешься ему.
- Нет, Лукреция... Если бы ты позволила мне...
- Хорошо. Теодорина, - она зарылась пальцами в волосы своей подруги, - я хочу, чтобы Андреа сменил тебя.
- Что ж, я посмотрю, сумеет ли этот мальчик доставить тебе удовольствие, моя дорогая.
Я опустился на Лукрецию сверху, чувствуя жар ее плоти, раскрывающейся мне навстречу, и коснулся языком ее соска. Мой член вошел в нее медленно и глубоко, и она застонала, обвивая ногами мою поясницу.
- О, Андреа...
Она была восхитительна; ее шелковистый животик и мягкие груди с алыми маленькими сосками, ее сладострастные вздохи и ритмичные движения сильных бедер, заставлявшие меня вздрагивать от подступающего наслаждения... Я пронзал ее все быстрее, не желая сдаваться, пока она не кончит подо мной, потому что Теодорина наблюдала за нами с ленивым интересом, и я не хотел, чтобы она подняла меня на смех.
Чезаре, обнаженный, опустился на ложе рядом с темноволосой любовницей Лукреции.
- Приласкай меня, малышка, - попросил он, взяв ее руку, но она только рассмеялась с оттенком презрения:
- Может быть, ты сделаешь это сам?
Он опрокинул ее на спину и навалился сверху, яростно накрыв ее губы своими. Теодорина попыталась отбиваться, но Чезаре с легкостью схватил ее за руки, прижимая к постели, и она вскрикнула.
- Не смотри, - прошептала Лукреция, извиваясь подо мной. Я стал целовать ее, приближая миг последней агонии и еще пытаясь сдерживаться. Ее тело напрягалось и расслаблялось, бедра вздрагивали, с каждым стоном влажное кольцо мышц внутри нее туже охватывало мой член. Она была уже близка к концу, насаживаясь на меня все яростнее, сильнее и глубже, и когда я закричал, охваченный непереносимым экстазом, она замерла, выгибаясь напряженным телом с такой силой, что приподнялась над ложем вместе со мной, а затем забилась в отчаянной судороге наслаждения, принимая в себя мое семя.
Я растерянно смотрел на ее запрокинутое пылающее лицо, на полуоткрытые губы, с которых еще слетали тихие вскрики, и клял себя за то, что утратил контроль над собственными чувствами, позволив себе кончить в ее лоно. Оглянувшись на Чезаре, я увидел, что он все еще борется с Теодориной, покусывая ее грудь. Девушка извивалась, сжимая бедра, но он настойчиво вталкивал между ее ног колено, пытаясь овладеть ею.
- Оставь ее, Чезаре, - сказала Лукреция, приподнявшись на локте. - Бедная девочка не выносит мужчин.