Я принялся одеваться, и он весело наблюдал за мной. Потом мы вместе позавтракали и отправились в покои его святейшества. Чезаре долго беседовал с папой, младшим братом Хофре и его женой. Вскоре они должны были расстаться: папа переезжал под защиту толстых стен замка Святого Ангела, Хофре с Санчией возвращались в Неаполь вместе с покидавшими Рим войсками герцога Калабрийского, а Чезаре с несколькими кардиналами оставался в Ватикане - встречать французов и их короля. Его святейшество, по обыкновению спокойный, утешал приунывшего Хофре, советуя сыну в случае опасности бежать на Сицилию, а то и дальше - в Испанию.

  - Сейчас мы просто должны выиграть время, - говорил он. - Я уже принял некоторые меры, и помощь может придти с совершенно неожиданной стороны... Положитесь на меня, я найду способ отправить французов обратно.

  Через три дня остатки неаполитанских отрядов выступили из Рима на юг, а буквально через пару часов в тот же день с севера через ворота дель Пополо в город вошел авангард французской армии.

  Стоя на балконе папских апартаментов рядом с Чезаре, я потрясенно смотрел на марширующие отряды пехоты и конных латников, что как лавина текли по улицам Рима, приближаясь к Ватикану. Кардинал был мрачен; стиснув пальцами каменный парапет, он с яростно сжатыми губами наблюдал за торжественным маршем неприятельского войска. Холодный декабрьский ветер трепал его волосы, забирался под плащ, но он, казалось, не чувствовал непогоды.

  - Смотри внимательно, Андреа, - процедил он, когда на площади перед базиликой Святого Петра появились, наконец, знамена короля Карла VIII, расшитые лилиями и львами. - Эскорт французского короля. Теперь мы должны улыбаться и быть вежливыми, потому что любая ошибка может стоить трона моему отцу. Нас ждет множество дел, малыш, главным из которых будет поскорее спровадить эти полчища дальше на юг.

  Я смотрел на нескончаемый закованный в латы поток, конец которого еще только вползал в городские ворота и не был виден с того места, где мы стояли, и сознавал, что такое количество солдат вполне способно опустошить Рим в считанные дни.

  Карл поселился в новом дворце Венеции. Этот невысокий и некрасивый человечек отличался непомерными амбициями и острым умом; окруженный подхалимами и советниками, он не слишком прислушивался к дешевой лести и всегда поступал так, как считал более выгодным для себя. Начались переговоры короля с его святейшеством, похожие одновременно на торг и на запутанную игру, где каждый надеялся диктовать собственные условия. Я не слишком хорошо ориентировался в политике правящих домов, знал лишь, что Карл обещал почитать папу Александра владыкой христианского мира и как можно скорее покинуть Рим, если папа, со своей стороны, признает его правителем Неаполя и выдаст ему турецкого принца Джемаля, чтобы в дальнейшем Франция могла организовать поход на Стамбул. Сторонники Джемаля в Турции могли бы поддержать французов и сбросить с трона его брата-узурпатора. Чезаре втайне посмеивался, называя Карла мечтателем и говоря, что папа приготовил для него немало сюрпризов. Я был уверен, что его святейшество легко переиграет молодого французского короля, недаром ведь он сумел добиться апостольского трона!

  Рыцари и солдаты французской армии между тем расквартировались в городе, потеснив жителей, и случилось то, чего и опасался Чезаре: начались грабежи, погромы и беспредел. Французы брали все, что хотели, и жестоко подавляли любое сопротивление, пуская в ход оружие. Ежедневно кардиналы Колонна, Савелли и Диониджи, пытавшиеся сохранять в Риме хотя бы видимость порядка, жаловались Карлу, чтобы он принял меры, но бесчинства продолжались.

  Наконец, спустя три недели, Чезаре объявил, что Карл принял решение уйти из Рима. Мы ужинали в его комнате поздним вечером; кардинал был немногословен и хмур, и я спросил, в чем дело.

  - Послезавтра французы выступают в Неаполь.

  - Неужели переговоры закончились?

  - Ну, скажем, пока стороны пришли к соглашению.

  - У тебя такой вид, словно папа уступил все свои позиции.

  - Так оно и есть. - Он налил себе вина и мрачно стал крутить бокал в руках.

  Я встал и подошел к нему, наклонился, коснулся губами небритой щеки.

  - Расскажи.

  Он с сомнением посмотрел на меня, затем обнял и усадил к себе на колени.

  - Особенно нечего рассказывать. Отец очень расстроен беспорядками в городе, так что был вынужден пойти на уступки. Он передает Джемаля Карлу на полгода, так что нашему турецкому другу предстоит посмотреть Неаполь, прежде чем отправиться на родину... если, конечно, Карл до той поры успеет предпринять свой поход против султана. Что касается коронации самого Карла, то тут его святейшество пообещал направить в Неаполь кардинала, уполномоченного для этой цели. Кардинал тоже уедет с французской армией, но должен будет вернуться, исполнив свою миссию.

  - Вот как, - протянул я. - Значит, папа дал добро на захват Неаполя французами?

  - Тебя это удивляет?

  - Я понимаю, у него не было выбора. Знаешь, французы напоминают мне крыс... У них нет ничего святого, они настоящие животные, хватающие все, что им нравится. Это омерзительно.

  Чезаре рассмеялся, но его смех был печальным.

  - Поцелуй меня, мой ангел.

  Я коснулся губами его губ, и он обнял меня, властно прижимая к себе. В его жестах была какая-то недосказанная тревожность, я обеспокоенно отстранился, вглядываясь в его лицо.

  - Не все так гладко, как тебе хотелось бы, верно? - спросил я, и он, подумав, кивнул.

  - Мне тоже перепало от всей этой кутерьмы. - Его глаза вспыхнули и погасли, прикрытые длинными густыми ресницами. - Я ждал, что ты спросишь, кого из кардиналов его святейшество уполномочил сопровождать Карла в Неаполь...

  - Чезаре!

  - Не скрою, эта мысль принадлежала не отцу, и уж конечно, не мне самому. Французский король не дурак, он выбрал себе заложника, способного гарантировать исполнение обязательств папы.

  Я задрожал. Выходит, Чезаре предстояло покинуть Рим и провести несколько дней, а то и недель, среди этих варваров!

  - Никколо соберет вещи в дорогу, - сказал кардинал, поглаживая мою грудь. - Но это еще успеется. А пока я хочу побыть наедине с тобой, мой ненаглядный. В последние дни нам редко выпадала такая возможность...

  Мы пили вино и целовались, а потом он отнес меня в постель.

  Меня всегда удивляла его нежность. Я отлично знал, что он умеет быть жестоким, даже излишне жестоким, что вид крови не пугает его, как обычных людей, но приводит в странное возбуждение, а возможность убивать он ценит так же высоко, как свободу... Но со мной он был неизменно ласков. Пока я раздевал его, он лежал с закрытыми глазами, а затем, притянув меня к себе, стал требовательно целовать в губы, в шею, в грудь, одновременно ощупывая мой член через штаны. Он словно играл со мной, не спеша, но давая понять, что игра не будет слишком долгой. Я замирал, мучительно вздрагивая от его прикосновений, от влажного жара его губ, шепчущих мне в ухо страстные обещания. Он так хорошо знал, что мне нужно...

  Склонившись ниже, я с нежностью провел языком по крепкому стержню его члена от основания до самой головки и стал ласкать его ртом, вбирая в себя как можно глубже. Чезаре положил руку мне на голову, слегка направляя меня, и застонал. Некоторое время я продолжал свое занятие, а затем он сжал ладонями мои ягодицы, и тогда я уселся на него верхом, с улыбкой глядя на его запрокинутое лицо.

  Я сам направил его в себя, чувствуя, как он уверенно и осторожно проникает внутрь, и по привычке замер на миг в ожидании боли, но ощущал лишь неистовое желание. Меня пьянила возможность управлять наслаждением Чезаре, я задвигался, приподнимаясь и опускаясь, заставляя его следовать плавному ритму, пронзать меня все глубже и быстрее. Это было чудесно - что-то внутри меня сладко отзывалось на каждое движение, я чувствовал неотвратимое приближение конца, и стоны Чезаре становились все отрывистее. Наконец он до боли стиснул мои бедра, и его тихий вздох и мягкая судорога, всколыхнувшая его тело, сказали мне, что он насытился любовью. Его семя наполнило меня, и я вскрикнул, правой рукой быстро лаская собственный напряженный орган.