Командиры подразделений осторожно выбрались из сугробов и подползли к полковнику. Стэн проинструктировал их в последний раз. Ему понравилось, что оба профессионала даже глазом не моргнули, получив приказ о тяжелом восхождении. Правда, Ффиллипс заикнулась о дополнительной оплате, но Стэн оборвал ее на полуслове:

– Нужно ударить по самому уязвимому месту. Главная цель – часовня. Атакуем ее и уничтожаем. Ффиллипс, ваша группа берет на себя храм. Восбер – бараки; сейчас они должны быть пусты. Взорвите их к чертовой бабушке, чтобы отвлечь внимание дженнов. Если встретите на своем пути офицера из преподавательского состава – убейте. – Стэн сделал паузу, подчеркивая значимость последних слов. – Но кадетов без надобности не трогайте.

Восбер брякнул что-то насчет того, что змееныши вырастают и превращаются в...

– Они – дети, – напомнил Стэн. – И, когда война закончится, я предпочел бы иметь дело с дипломатами, а не с разгневанными родителями кадетов, их братьями и сестрами, обуреваемыми жаждой мести.

Восбер и Ффиллипс, высоко профессиональные военные специалисты, вспомнив о войнах, в которых они одержали победу и о тех, в которых потерпели поражение, согласились с доводами Стэна.

Кадетов, за исключением некоторых, самых рьяных таламейновцев, нельзя было считать достойными противниками.

Стэн услышал, как кто-то переминался с ноги на ногу у него за спиной.

Ну, конечно же, это был Киршейн. В руках великан держал сумку Стэна со снаряжением для восхождения. Стэн вздохнул.

– Ладно, можешь идти со мной. И все-таки ему стало легче на душе, когда он подполз к подножию отвесной скалы.

Это был храм горящих факелов. Высокие золотые подставки отбрасывали длинные тени. Эхо подхватывало голоса юных дженнов, нараспев восхвалявших славные военные подвиги минувших поколений. Торжественная процессия из тысячи кадетов медленно продвигалась через храм. На мальчишках была черная форма с белой окантовкой.

Во главе процессии шел цветущий охранник, несший в руках две тяжелые золотые статуи. Одна из них изображала Таламейна, другая Ингильда, человека, которого дженны называли Истинным Пророком. Матиас и его отец назвали бы его какими угодно другими словами, но только не этими. Истинного, а тем более Пророка, среди дженнов не было. Торжественное шествие посвящалось памяти «Невинных Жертв», коими являлись воины отряда Семмера. В историю Волчьего созвездия это событие вошло как акт мести небольшой шайки дженнов. Они напали на одну из маленьких лун Санктуса, народ которой в будущем мог оказать большое влияние на ход политических событий, и перерезали всех ее жителей. Схваченные, дженны стали с ужасом ждать неизбежного наказания на Санктусе. После вынесения приговора в живых не осталось ни одного головореза. Этой позорной, кровавой страницей истории дженны страшно гордились.

Процессия медленно продвигалась по храму мимо огромных статуй воинов и флагов множества покоренных и уничтоженных ими планет. Массивные металлические двери закрылись за последним рядом покинувших храм мужчин. Кадеты медленно промаршировали по коридору, такому просторному, что даже в самые жаркие летние месяцы стены его оставались сырыми и холодными, впрочем, как и стены не менее громадной столовой.

Войдя в столовую, цветущий охранник чеканным шагом подошел к главному пределу, где находилась широченная сцена и подиум, за которым стояли в ожидании почетные гости в черной форме и преподаватели военной школы.

Кадеты замахали черно-белыми лентами и стали расходиться по пределу, уставленному обеденными столами, накрытыми на тысячу персон. Этим юношам вскоре предстояло вступить в армию дженнов.

Когда румяный охранник подошел к сцене, генерал Кхо-реа и преподавательский состав в количестве ста человек встали. За их спинами с потолка со свистом опустилось знамя черного цвета с вышитым золотым факелом. Знамя было шириной в двадцать метров.

Генерал Кхореа поднял руку:

– Сикбет!

Цветущий охранник отвесил глубокий поклон, развернулся, торжественно промаршировал обратно в часовню, поставил на место статуи и тихо вернулся в зал, чтобы отпраздновать столь знаменательное событие.

Генерал Суитан Кхореа презирал показуху. Кроме вышитых серебром погон и небольшого серебряного сердца на левом рукаве, на его мундире не было никаких знаков отличия, подтверждающих, что он является главнокомандующим армии дженнисаров. В своих молитвах он часто нараспев восхвалял имя Таламейна: «О, человек, смири гордыню, но преклонись перед славой Таламейна, ибо только она не может быть осмеяна».

Кхореа был твердо убежден в том, что даже в условиях жестокой теократической диктатуры самый последний крестьянин может подняться на вершину власти. По его мнению, все, что для этого требовалось, обладать определенными способностями. В случае самого Кхореа этими способностями были беззаветная преданность идеалам веры Таламейна; физическая выносливость; постоянные сомнения в собственной безопасности; полная беспринципность и жестокость. Первое повышение по службе и звание младшего офицера он получил после некоторого случая. Корабль дженнов остановил маленькое судно. Возможно, это был заблудившийся торговый корабль, но скорее всего, его экипаж занимался контрабандой. Начальник Кхореи намеревался убить всех находившихся на борту судна, чтобы преподать подчиненным наглядный урок. Но до того, как он успел отдать приказ, учебное подразделение Кхореи перерезало весь экипаж, а затем. во избежание наказания за мародерство, взорвало злосчастную посудину.

Фанатизм вроде этого всегда поощрялся у дженнов. Началось стремительное восхождение Кхореи по служебной лестнице: с незначительной должности младшего офицера его перевели в начальники сторожевой заставы, находящейся в непосредственной близости от «границы», за которой простирались звездные владения Ингильда. Вероятно, такое повышение было обусловлено надеждой, что Кхореа станет легендой, лучше всего, посмертно. Но, как говорится, дуракам всегда везет. Несмотря на многочисленные попытки дженновских врагов убить Кхореа, он выжил, хотя тело его было сплошь покрыто шрамами, будто старательная модистка тренировалась на его шкуре вышивать ажурной строчкой.

Поднимаясь по служебной лестнице, Кхореа сколотил отряд из молодых офицеров, таких же фанатичных и честолюбивых, как и он сам. Как-то раз, вечером, Кхореа пришел к бывшему генералу дженнов, и тот признался ему, что пытается побороть в себе страсть, которой он воспылал к собственному ординарцу. Не дав генералу закончить речь до конца, Кхореа проткнул его грудь саблей.

Представ после этого инцидента перед военно-полевым судом, Кхореа вел себя совершенно хладнокровно, завоевав тем самым большую симпатию со стороны офицеров, сидящих в зале суда. Кхорею могли либо наказать, что возвело бы его в ранг великомученика в глазах окружающих, либо благословить и... «И разве есть более достойная кандидатура на пост главнокомандующего армией дженнисаров?»

Ответ был однозначным. Кхореа вернулся в зал суда не только для того, чтобы найти свою саблю, обращенную эфесом к нему (наконечник означал бы смертную казнь), но и для получения генеральских погон.

Священник елейным голосом заканчивал традиционное чтение поминальной молитвы по «невинно убиенным» воинам Семмера, чьи подвиги записаны в Книге Мертвых. Кадеты слушали его, затаив дыхание. Наконец священник закончил обряд и захлопнул старинную книгу в черном кожаном переплете. В зале воцарилась полная тишина.

Кхореа сделал шаг вперед и высоко поднял вверх золотую чашу. Тысяча кадетов, как один, подошли к столам и взяли в руки точно такие же чаши.

– За мужественного Семмера! – громким голосом произнес тост генерал.

– За невинно убиенных! – грянул в ответ хор кадетов.

Жидкость в чашах загорелась, словно зажглось множество маленьких факелов. Кхореа, а за ним и кадеты влили в свои глотки пылающий алкогольный напиток.

Стэн откинул голову назад, глядя на отвесную ледяную скалу, возвышавшуюся, словно мощная крепостная стена. Восхождение по ней было настоящим безумием, но начинать нападение на дженнов следовало с самого уязвимого места. Взглянув на Алекса, Стэн пожал плечами, словно хотел сказать: «Я и не надеялся, что будет легко». Алекс подставил руку. Стэн встал на нее, и тяжеловес поднял своего командира. Свободной рукой Стэн нащупал трещину во льду, вбил в нее первый костыль, поставил на него одну ногу, Зацепился за небольшой выступ шипами ботинка другой ноги и начал восхождение.