В Погарино прошли дожди, и всё вокруг ожило, ещё яростнее зазеленело. В лесу проклюнулись белые грибы, на болотах — сыроежки. Прибавилось воды в Уклейке.
В этот день ребята жгли сучья на самой дальней делянке. Вместе с ними был Святослав Иванович. Проследив за прогоревшими кострами, он с сачком и сумкой отправился в соседнюю рощу за жуками и бабочками, а также понаблюдать за птицами. Солнце клонилось к закату, и ребята ждали леспромхозовский грузовик, который отвезёт их в посёлок. Гришка Абрамов от нечего делать забрался на высокую сосну — искать гнездо ястреба. Он сам видел, как матёрый рыжий хищник нырнул с добычей в когтях в гущу ветвей.
Майя стояла под сосной и уговаривала его не трогать гнездо.
— Ты же сам видел, что он грызуна принёс, — говорила она. — Оставь гнездо в покое, слышишь?
— Я его вижу! — сообщил Гришка. — В развилке на самой верхотуре. Там четыре птенца… Вот смех: глядят на меня и клювы разевают! Думают, я им жратву принёс…
Стоявшая рядом Тоня Яшина заметила:
— Ну и отчаянный! Ничего не боится! — И в голосе её — скрытая гордость.
— Позови его вниз — может, тебя послушается, — попросила Майя.
— Гриша, слазь! — сурово прикрикнула Тоня.
— Ещё один командир нашёлся… — насмешливо прозвучало сверху.
— Как же, он послушается! — усмехнулась Тоня.
— Ты что собираешься делать? — выглядывая Гришку среди шевелящихся ветвей, обеспокоенно спросила Майя.
— Возьму одного ястребёнка и воспитаю, — ответил Гришка. — Научу его рябчиков ловить… Раньше рыцари охотились с соколами?
— То с соколами… — усмехнулся Роман. — А ястреб тебе будет полевых мышей ловить.
— А может, он тетеревятник? — не сдавался Гришка. — Ой, они щиплются!
Птенцы запищали, и в то же мгновение над сосной промелькнула одна большая тень, вторая… Сверху послышался отчаянный вопль. Посыпались сучки, заколыхались ветви, и Гришка Абрамов, по-обезьяньи цепляясь за ствол, стремительно спустился вниз. Лицо растерянное, одно ухо окровавлено.
— Ну и змей! — возмущался он. — Откуда-то сверху свалился прямо на голову. Долбанул по черепу — я думал, палкой ударили… Пощупай, какая шишка! — нагнул он голову к Роману.
Тот пощупал и усмехнулся:
— Это не ястреб. Ты со страху сам стукнулся о сук своей башкой!
— Так тебе и надо, — сказала Майя.
— Букашек разных жалеешь, а человека тебе не жалко! — упрекнула Тоня Яшина.
— Чем это он меня по уху задел? — сказал Гришка. — Наверное, когтями.
— О ветку оцарапал, — подал голос Виталька Гладильников. — Мы же видели: ястреб над самой вершиной пролетел.
— И вечно тебя несёт куда не надо… — ворчливо выговаривала Тоня. — Это надо додуматься — на такую верхотуру забраться! А если бы свалился?
— Испугался небось? — спросил Виталька. — Душа в пятки?
— Ястреба? — усмехнулся Гришка. — Да я бы ему все перья из хвоста выдрал, если бы он до меня дотронулся…
— Если бы да кабы… — поддел Виталька.
— Хочешь, опять залезу и птенца достану? — загорелся Гришка, польщённый вниманием Тони.
— А ты не подначивай! — сверкнула глазами на Витальку девочка. — Ты бы не полез.
— Что я, дурак, — усмехнулся Виталька.
На узкой лесной дороге показалась крытая брезентом машина. Еловые лапы хлестали в борта, на капоте дрожали сухие сосновые иголки. Ребята гурьбой потянулись к грузовику. Из рощи пришёл Святослав Иванович. Под мышкой— охапка нарезанных веток.
Мальчишки подкатили к грузовику две пустые железные бочки и стали их грузить. Шофёр вышел из кабины и помог. Заметив на краю делянки опалённый берёзовый чурбак с большим пупырчатым капом, шофёр заинтересованно осмотрел его и, подозвав Семёна Горшкова — тот ближе всех оказался, — попросил помочь дотащить до машины. Шофёр увлекался резьбой по дереву, а из этого капа можно выдолбить прекрасную деревянную вазу…
Забираясь последним в кузов, Роман обратил внимание, что среди ребят не видно Майи, но, подумав, что она вместе с дедом уселась в кабину, тут же забыл об этом.
Большой грузовик, раскачиваясь и громыхая на неровной дороге, покатил по лесу. На брезент посыпались сучки, иголки, толстая ветка с размаху шлёпнула по борту.
Девочки негромко затянули: «Пусть всегда будет солнце-е».
23. Тревога в посёлке
На вырубке стало тихо. Медленно выпрямилась согнутая машиной молодая ёлка. С негромким клёкотом спланировал в гнездо на сосне золотой в солнечном луче ястреб. Птенцы встретили его радостным писком. Родители никогда не прилетают без угощения. У гомонились в гнезде птенцы. Ястреб снова взмыл в закатное небо. Сделав круг над вырубкой, не спеша полетел на вечернюю охоту. Лишь улетел ястреб, появился дятел. Он прилепился к другой сосне чуть пониже дупла и тоже стал кормить своих прожорливых птенцов. Птенцы по очереди высовывали из чёрной дыры широко раскрытые клювы и громко пищали. Так и жили по соседству два семейства: дятел и ястреб. Дружбы они не водили, но и жить друг другу не мешали.
На толстой берёзе пощёлкивала отодравшаяся белая берёста. Сонный, недовольный ёж выкатился из-за куста вереска и, пофыркивая, потрусил к влажному пепелищу. У края остановился, понюхал гарь, раздражённо хрюкнул и побежал по усыпанному иголками и сучками мху дальше. Неподалёку громко застрекотали сороки. Они заметили лисицу и сообщали об этой новости всему лесу.
Тихо на вырубке. Замолчали птицы. Дятел улетел за очередной порцией корма. А хлеб у дятла трудный: чтобы достать вкусного древесного червячка, ему нужно продолбить в дереве дырку, но дерево от этого не страдает, наоборот, вылечивается. Ведь желтоватый на вид безобидный червячок способен погубить всё дерево.
О том, что здесь были ребята, напоминали пепелища от костров и обрывки газет, в них были завёрнуты бутерброды.
И ещё одно: на опушке под толстой сосной сиротливо лежала красная шерстяная кофточка.
Эта кофточка принадлежала Майе.
Вечером обеспокоенный профессор пришёл к Басмановым. Уже давно бы пора быть внучке дома, а её всё нет. Мать Романа месила на кухне в квашне сдобное тесто для пирогов. Полные руки до локтей в белом клейком тесте. Выслушав профессора, она тотчас разбудила Романа, — намаявшись за день, он прилёг на диване с журналом и заснул. Ничего не понимая спросонья, он смотрел на старика моргающими глазами и двигал бровями, прогоняя сон. А когда понял, в чём дело, заволновался и спросил:
— А разве она не с вами была в кабине?
— Бедная девочка! — ахнул профессор. — Она осталась в лесу!
Не слушая, что ему говорит мальчик, Храмовников, хватаясь рукой за грудь, побежал к дому директора леспромхоза. От одной мысли, что, на ночь глядя, заблудилась в лесу внучка, ему стало страшно.
Проводив взглядом почтенного профессора, который, нелепо взмахивая руками, боком трусил по улице, Роман метнулся в дом, натянул брюки, куртку, кеды — шнурки он так и не успел завязать — и бросился за калитку.
— Куда ты? — крикнула вдогонку мать, но он не ответил.
Через несколько минут он был уже у дома Пестрецовых. Перемахнув через забор и прячась в тени от яблонь, пробрался к крыльцу. Так и есть, мопед стоял на своём месте, прислонённый к ограде. Крадучись, Роман вывел его по тропинке к калитке, тихонько отодвинул щеколду и вышел на улицу. Покосившись на задёрнутые белыми занавесками окна, бегом припустил с машиной вдоль улицы. Уже за околицей завёл мопед, включил и снова выключил пока ещё не нужную фару. Когда он проезжал мимо дома бабки Пивоваровой, где жили профессор и Майя, на дорогу выкатился белый пушистый комок и с лаем припустил за ним. И тут Романа осенило: он резко затормозил и спрыгнул с мопеда. Положив его прямо на дорогу, подхватил на руки подбежавшего Гектора и, пробормотав: «Свои, свои, Гектор!» — пристроил его за пазуху, благо пёс был чуть побольше кошки.
Гектор возмутился подобной бесцеремонностью, зарычал и оцарапал живот, однако, когда мопед затрещал и помчался по лесной тропинке в глубь соснового бора, перестал ворчать и притих.