Нет, никому я не пожелаю сидеть одному посреди отсыревшего дома и смотреть, как тёмным пятном расплывается на потолке сырость, и знать, что ты отрезан дождём от всего мира. И не выйти, и не уехать. И что делать — не знаешь. В окно не видно соседнего дома, не видно и земли. Можно даже забыть, что земля здесь красная. Она потому и красная, что наполовину — из глины.

Хотя есть на этот счёт и другие мнения. Один раз мы спросили у незнакомой девочки: «Как ты думаешь, почему здесь земля красная?» Не думая ни минуты, она сказала: «Это от танца. В Индии танцуют, покрасив ладони, ступни и пальцы в красный цвет, и надевают красную одежду, окрашенную соком травы сафлор. Во время танца осыпается красная краска, и за много веков её втоптали в землю. Я думаю, так».

Первый танец на свете станцевал в первый раз сам бог Шива. Недаром ему поставили храм в городе Чидамбараме.

Вы слышали про город Чидамбарам? Нет? Тогда поезжайте, он неподалёку. Если ехать налево от нашего города, приедешь в Мамаллапурам. Если ехать направо, — в Чидамбарам.

История десятая

КОГО МЫ УВИДЕЛИ В ЧИДАМБАРАМЕ

Мы поехали в Чидамбарам. Храм увидели издалека, потому что ворота храма, как горы, их далеко видно.

А дорога к великому храму усыпана лепестками жасмина. Увядая на солнце, они пахнут ещё сильнее. Дождя ещё не было и в помине, и от жары попряталось всё живое.

Мы оставили туфли под воротами храма (таков обычай Индии) и пошли босыми ногами по раскалённым плитам.

И сразу же нас обступили со всех сторон сотни богов из камня.

На воротах и стенах, на крышах и в нишах — повсюду боги (в образе слона, обезьяны, многоголовой кобры) и верховые животные богов: быки, фазаны, мыши. Танцовщицы, взметнувшие руки в пляске, и музыканты — и всё это из камня. А главный над всеми — танцующий бог Шива. Храм юга велик, как целый город.

Мы обошли его весь, все дворы и постройки, тысячеколонные залы и галереи и священный пруд. От жары попряталось всё живое. Кругом не было ни души.

Летучие мыши спали в углу под навесом. Запах старого масла и жасмина стоял в молельнях.

Посреди большого двора лежал каменный бык. Он лежал, нагнув голову и подвернув одно копыто. Круги масла чернели у него перед мордой на светлом камне. Он был похож на белого быка Брахми, только Брахми — живой, а этот — каменный. И потому неподвижен, как камень. Мы остановились посмотреть на него. И вдруг, нежданно-негаданно что-то взметнулось в воздухе, что-то мелькнуло перед глазами. На спине у быка, у нас перед носом, очутился живой мальчишка.

Он был, без сомнения, живой, потому что смеялся, глаза у него блестели и даже один из зубов рос немножко криво, чего у богов никогда не бывает. Не скрою: мы вэдрогнули.

— Кто ты такой? — спросил Устин Устиныч.

— Я? Бог Шива, владыка танца.

Он посмотрел на нас. Но мы устояли на месте.

— Так, — сказал только Устин Устиныч. — Богов не бывает.

— Я — махараджа, — сказал мальчишка. — У меня дворец в тысячу комнат. И в каждой из них прохлада. Я ем каждый день. Я ем, сколько я захочу. Павлины ходят в моем саду. Вода журчит, омывая цветы и тропинки. Я всесилен…

— Так, — сказал Устин Устиныч. — Махараджей нет в свободной Индии.

— Я великий артист, — сказал мальчишка.

— Где ты живешь?

— Везде.

— А откуда ты взялся?

— Всплыл со дна океана. Я всплыл вместе с самыми ценными ценностями земли. Сначала, как известно, всплыла корова, за ней — первая книга. А за ними — я.

— Врешь, — сказал Устин Устиныч.

Мальчишка засмеялся:

— Меня вылепила богиня Парвати. Из глины, пены и остатков душистого мыла, которые она соскребла со стенок своей ванны. Она вложила мне в губы флейту и, дунув в неё, вдохнула в меня жизнь. С тех пор в ушах у меня всегда звучит музыка…

— Повтори ещё раз, — сказал Устин Устиныч.

— Охотно. Вон там на горе (её видно с дороги) огнепоклонник развел костёр. Костёр горел, пока не спал человек. Но когда человек заснул, огонь погас. Проснувшись, человек ударил по углям. Из них вылетела искра. Это и был я.

В эту минуту Раджан показался из ворот, у которых стояла наша машина, а мальчишку как ветром сдуло. Он исчез, а мы стояли в полном недоумении. И накинулись на Раджана с вопросом:

— Кто это был такой?

— Я думаю, Намби — разносчик лимонов, — сказал Раджан. — Всё это на него похоже. Он сирота. Один на всём белом свете. Мать и отец его умерли от холеры.

А воспитал его нищий сказочник Рамачандра.

— Есть ли слово правды в том, что он наговорил нам?

— Есть, — сказал Раджан. — Что у него нет дома.

— Он сказал, что его дом — везде.

— Это одно и то же. Если нет дома, значит, дом везде.

Чтобы всё это лучше улеглось в голове, мы заехали в кофейню, ту, что помещается в бамбуковом сарае. Ничто так не прочищает голову, как чашка южноиндийского светлого пенного кофе. Нигде, ни в Африке, ни в Америке, ни в Европе, нет такого, только в Южной Индии, в штате Мадрас. Мы выпили по одной чашке, в голове у нас посветлело. А кофевар — тощий человек в белой одежде — рассказывал. Он закрыл глаза, чтобы всё лучше припомнить. И вот что мы услышали.

История одиннадцатая

РАССКАЗ КОФЕВАРА ИЗ БАМБУКОВОЙ КОФЕЙНИ

Когда мать и отец Намби умерли, он висел на ветке дерева, завёрнутый в красную тряпку и привязанный за верёвку. В Индии подвешивают детей на деревья, чтобы ветерок обдувал их и укачивал. Вымерла вся деревня. Всех убила холера. А ребёнок висел на ветке и не знал, что тоже умрёт, если его кто-нибудь не снимет. Через деревню проходил Рамачандра, бродячий сказочник, заметил узелок на дереве, развернул тряпку, достал Намби и совершил обряд, первый в жизни ребёнка: показал ему солнце. А потом завернул снова, но не повесил на дерево, а взял с собой и пошёл по дороге на юг. Следом пришли солдаты, подожгли мёртвую деревню, чтобы холера не перекинулась дальше. А к вечеру Рамачандра пришёл в другое, живое селенье.

Перед хижинами горели масляные плошки. Мужчины уже подоили коров. А женщины посмеивались, потому что дневные заботы были уже позади. И всем хотелось выслушать сказку или какую-нибудь историю. Но вместо сказки на этот раз Рамачандра принёс ребёнка и положил под священным деревом пиппал, под которым можно говорить только правду. (Упоминаю об этом на всякий случай. Вдруг очутишься под деревом пиппал и захочешь соврать что-нибудь, помни, что этого делать не стоит.)

Жители обступили ребёнка и сначала принесли ему молока, а потом уже расспросили Рамачандру, откуда он взялся. Молоко принесли в плошке с носиком, из которой поят богов. Но глиняные боги пить не умеют и обливаются с головы до ног, так что приходится их отмывать, а ребёнок выпил всё до капли и не облился. И все призадумались, размышляя о его судьбе.

— Как ты собираешься воспитывать его, Рамачандра?

— Не знаю, — сказал Рамачандра. — Я никогда никого не воспитывал. Я не хочу только, чтобы он рассуждал, как лягушка по имени Дурмати.

— Будь любезен, расскажи, как рассуждает эта лягушка.

— Хорошо, — сказал Рамачандра.

Лягушка по имени Дурмати всю жизнь жила в колодце, никогда из него не выходила и была совершенно счастлива. А другая лягушка, по имени Сарипутта, жила в море, гуляла по берегу и тоже была счастлива, пока однажды не плюхнулась в колодец.

— Здравствуй, — сказала Дурмати. — Ну, как тебе нравится у меня в колодце?

— Темно и тесно, — сказала Сарипутта, лягушка, живущая в море.

— В колодце тесно?! — воскликнула Дурмати. — Где же тогда просторно?

— В море просторно.

— Не слышала про такое, — сказала Дурмати, живущая в колодце. — Что же, по-твоему, море больше?