Ну и чушь, не правда ли? По словам Полковника, до приезда наших, на первенстве, причем, с грандиозным отрывом, лидировала знаменитая швабрская «Bundes-Maschine», игравшая по схеме блицкриг, разработанной опытнейшим шефом команды Людвигом фон Клейстером, любимым учеником прославленного форварда фон Йода. Но наши, не убоявшись, разделали фаворитов под орех, заколотив им столько шайб в их считавшиеся «сухими» Бранденбургские ворота, что швабры безоговорочно капитулировали, побросав клюшки на лед. Не дожидаясь, пока состоится торжественная церемония вручения наград, позже в итоге их таки зажилили мазерфакелы, сборная Тихонова погрузилась в стратегические лифты эшелонного типа и скрытно отбыла в Подвал, где ей предстояло сыграть еще парочку весьма ответственных матчей. Открытое первенство Подвала оспаривали пожарные расчеты Пентхауса и уже знакомые мне по предыдущей истории Полковника свирепые катаны с клюшками, переделанными из самурайских мечей. Не знаю, как мазерфакелы с наглосаксами забрались в такую даль, кто их туда вообще говоря, позвал? Сомневаюсь, будто то были хозяева чемпионата — чайники, которые даже из подгруппы не вышли, что, впрочем, логично, у них в ту пору не было ни хоккейной школы, ни льда для тренировки юниоров. Чего не скажешь о катанах, игравших агрессивно даже в меньшинстве, и легко вышибавших верзил наглосаксов с арены силовыми приемами, даром, что ты были гораздо больше. Однако, стоило нашим богатырям выйти на лед, и катаны скатились на самое дно турнирной таблицы.
— Ты понял, да?! — раскричался Полковник. — Наши устроили узкоглазым Халкин гол!
— Халкин гол? — не понял я.
— Столько шайб их хваленому голкиперу Халку в десятку закатали, причем, в дополнительное время, что у него морда из желтушной — ядовито зеленой сделалась…
— Подождите, подождите, — перебил я. — А как же пончиковые автоматы, о которых вы мне раньше рассказывали?
— Одно другому — не помеха, — ничуть не смутился Полковник. — Автоматы мазерфакелы попозже подвезли, когда и коню стало ясно, что золото наше. Передернули, суки хитрожопые. Рванули после второго тайма сверхмощную петарду. Аккурат под скамейкой запасных у катан. И на наших — пальцем, мол, глядите, какое неспортивное поведение. В результате сборную Тихонова дисквалифицировали и из Подвала выслали. Золото, понятно, мазерфакелы забрали себе…
Повторяю, я бы не стал без оглядки верить этой истории. Уж слишком фантастично она звучит. К тому же, не объясняет, каким образом катаны съехали из Подвала. Разговорчики о том, что пожарные, дескать, обкатав катан, подсобили им с трудоустройством в суши-барах Западного крыла в обмен на клюшки, не в счет. Ну, помогли они катанам с работой, и что? Это же не объясняет, как они забрались так высоко. Еще невероятнее гипотеза о том, что Мансарда катан, в качестве конфетки от Тайного Домкома, была поднята наверх посредством мощных лебедок, как кабина большущего грузового лифта. Весьма сомнительно, будто такое возможно. Опять же, никто никогда не называл конкретных имен, ограничиваясь туманными намеками на мифических сиамских хитрецов, тасующих отсеки, как карты из игральной колоды, с помощью специального пульта. Дескать, они же в Перекраску опустили Красноблок, пока мы баловались с малярными кистями. А завтра, будь их воля, опустят Пентхаус, вернув Подвалу его Поднебесный статус…
— Глупости, — помнится, отмахнулась Рита, едва услышала эту версию. — Тут все дело — в нумерологии…
— В нумерологии? — удивился я. А она, весьма довольная собой, поведала мне об этой странной, непризнанной официальными учеными науке, изучающей трансцедентальные связи между нумерацией этажей и образом жизни их обитателей. Правда, я почти ничего не понял. Рита же, с загадочной улыбкой, дала понять, что я такой не один, нумерология не для дилетантов, поскольку даже гуру, ныряющие туда с головой, бывает, повреждаются из-за каббалистической гематрии, нечаянно столкнувшись с потаенными смыслами. Я поверил Рите на слово и решил не нырять…
Образ жизни, обусловленный особенностям экономической системы, превращается в основополагающий фактор, определяющий характер человека, ибо властная потребность самосохранения вынуждает его принять условия, в которых ему приходится жить.
Эрих Фромм, «Бегство от свободы»
VIII. Кур1нь
— Шайбу! Шайбу! — неожиданно доносится до меня. Крики летят из-за прочной, обитой новеньким белым дерматином двери, ведущей в небольшой аппендикс. За ней всего три или четыре квартиры, точно уже не скажу. Раньше бронедвери не было, а внутри, в самом дальнем конце коридора, располагался тот самый сортир, где после Перекраски заперлись Давидовичи, когда пилили лицевой счет Красноблока, докладывая о ходе распила в Пентхаус. Никаких памятных табличек, которые бы сообщали прохожим об этом знаменательном событии, не видать. Говорят, новый управдом Аппендикса, уважительно прозванный жильцами Бацькой, велел заколотить толчок досками сразу после того, как собственными руками утопил в нем подвернувшегося ему Давидовича, поклявшись повторить экзекуцию в отношении остальных двоих. Гнев, охвативший Бацьку, можно понять. По случаю окончания Перекраски всем троим Давидовичам посчастливилось поручкаться с самыми важными управдомами Западного крыла, Рональдом Альцгеймером и Маргарет Тучей. А те, пока наблюдали, затаив дыхание, как стройбаны собственными руками крушат ССанКордон, только и делали, что лихорадочно потирали ладони. Чесотка оказалась заразной, стоило Давидовичам обменяться рукопожатиями с лидерами Пентхауса, и их руки так нестерпимо зачесались, что они, не помня себя, ринулись к кладовкам с неприкосновенными запасами, копившимися агрессивными военруками на черный день, сбили кирпичами замки, и он настал.
Приступая к дележу накопленного военруками имущества, Давидовичи обещали, что процедура будет демократичной, прозрачной и на троих.
— Это Борису Николаевичу, это Леонид Макарычу, — приговаривали они, распаровывая первый комплект обмундирования, и куртка цвета хаки отошла Кур1ню. В соответствии с принятой логикой брюки достались Собору. Ну и пошло. Коснувшись этой щекотливой темы, замечу вскользь, методика, которой руководствовались Давидовичи, была не без изъяна, но такую уж разработал для них Джеффри Скунс, ведущий специалист по приватизации, специально командированный из Пентхауса, чтобы координировать этот сложный процесс. Кто думает, что он был простым, читайте нетленного «Золотого теленка».
Что дает основания предположить, будто в расчеты Скунса закралась досадная ошибка? А, помните, я уже описывал форму лейб-гусар? Им вовсе не от хорошей жизни пришлось позже шить гусарские доломаны, выкраивая средства из куцего бюджета, откуда и без того скоро стало нечего красть. Но, иного выбора не было, обмундирование-то распаровали. Все брюки достались Собору, все куртки Кур1ню, обратно не отмотаешь. Между тем, Давидовичи делили не одну амуницию, но и множество иных полезных вещей. Так, например, все гвозди стали собственностью Кур1ня, в то время как молотки увезли в Собор. Аналогичный ляп постиг тетрадки с ручками, резинки и карандаши, зубные щетки и пасту МЭРИ, гайки с болтиками, мыло и мыльницы, паяльники и припой. Педантизм, с каким Давидовичи исполняли рекомендации Скунса, порой невообразим. Добротные валенки дружинников были разделены на левые и правые, чтобы хоть как-то исправить этот фейк, позднее предлагалось ампутировать ополченцам конечности, не дожидаясь случая, послать их в бой, а по прибытии на призывные пункты. Бинокли распилили на коротенькие подзорные трубы. Впрочем, то еще что! Подсобки Возмездия на территории Кур1ня, остались без фитилей, их отписали Собору, представьте себе. Что же до Бацьки, то его, откровенно говоря, вообще прокатили. Сначала ему достались портянки, затем шнурки, а когда Давидовичи торжественно вручили Бацьке рассохшийся кожаный ремешок от командирских часов, его терпение лопнуло, и он пришел в состояние того самого неистового гнева, пребывая в котором, утопил одного из Давидовичей в резервуаре фекальной насосной. Обозвал его уцелевших собратьев жадными засранцами, каких Дом не видывал, а себя провозгласил пожизненным ответственным квартиросъемщиком Аппендикса, отгородившись от Содружества Непродыхаемых Газенвагенов бронедверью, гордо именовавшейся им Белой Вежей. Именно из-за нее рассерженные стенгазеты либерального толка немедленно окрестили Аппендикс Мятежным, а Бацьку — последним сатрапом СНГ. Чтобы соответствовать этому почетному званию, Бацьке пришлось публично насрать на мнение прессы, прилюдно подтершись наиболее критическими статьями. Держи марку, Бацька, подбадривал он себя. В довесок к бронедвери, Бацька велел законопатить все щели паклей. Демарш не остался незамеченным, после него на Бацьку ополчились все подряд. Управдомы Западного крыла обвинили его в том, что, дескать, восстанавливает ту часть красноблочного ССанКордона, что проходила по Аппендиксу в окаянные Домостроевские времена. Экологи пеняли Бацьке, что мучает своих стройбанов удушьем. Мазерфакелы подозревали его в неуважении к Маме Гуантанамаме и ее факелам, против которых он приберег незарегистрированный в установленном порядке огнетушитель. Даже у Особопутят Гелия Дупы, и у тех возникли специфические претензии к Бацьке, ему вменялось, в частности, создание пробки на Особом пути, связующем стройбанов с предначертанной им Голгофой. Наконец, самое страшное обвинение в адрес Бацьки бросили либерасты, заподозрившие его в геноциде педерастов. Это переполнило чашу терпения прогрессивной общественности, и она поставила Бацьке неутешительный диагноз — прогрессирующая агорафобия при отягчающих, иными словами, невротическая боязнь перед открытыми дверями. За амбулаторное лечение Бацьки взялись психотерапевты из ассоциации РАСПАХНУТЫЕ КВАРТИРЫ FOUNDATION, прославившейся исцелением аналогичного недуга, донимавшего Николае Чаошеску, управдома будулаек, чья болезнь была страшно запущена. Ciao, bambino, sorry, сказали врачи этому воображавшему себя графом Дракулой психу, и он тотчас вылез из гроба на свет батареи юпитеров, по яркости, он не уступал солнечному.
