***
— Похоже, мы в тисках обстоятельств, товарищи гипертоники, гм, — еле шевеля пухлыми губами, констатировал тогдашний генеральный секретарь Геронтобюро на внеочередном пленуме, экстренно созванном в палате для престарелых жильцов. Коллегиальное руководство обосновалось там ради маскировки. В случае внезапного нападения пожарных Гуантанамамы это было самое безопасное местечко в Красноблоке. Там-то членов Геронтобюро никто не додумался бы искать…
— Правильно я говорю или нет, маразматики мои дорогие? — справился генсек и надсадно закашлялся, рискуя справить нужду в памперс. Из-за конспирации ему приходилось строить из себя выжившего из ума старикана, изнемогающего от целого букета неизлечимых болячек, внешним проявлением которых считался гипертрихоз, то есть, избыточные волосяные покровы на лице. Тяжелые накладные брови, в три пальца толщиной, клеившиеся опытными гримерами перед выходом на люди, чтобы никто не усомнился в диагнозе, приносили генсеку неисчислимые страдания.
— Правильно или нет, спрашиваю, гм? — повторил он с нажимом, делая знак коллегам включить слуховые аппараты
— Как всегда, в самую точку попал, незаменимый ты наш Леонид Ильич, — противным писклявым голоском кастрата со стажем поддакнул главный идеолог Красноблока по фамилии Сусло. Согласно легенде прикрытия, придуманной им для самого себя на всякий пожарный случай, идеолог просидел в Домкоме так долго, что застал самого Отца и Учителя стройбанов, легендарного В.В., который, кстати, высоко ценил заслуги Суслы в деле организации массовых репрессий. Проверить этого, правда, никто не мог, репрессии были столь масштабными, что мало кто уцелел, за исключением самого Отца В.В., да и тот протянул недолго. Зато ни у кого из членов Геронтобюро не вызывал сомнений сволочной характер главного идеолога. Чтобы поддерживать имидж дряхлого, похожего на высохшую воблу скопца с морщинистым лицом желтушного оттенка, Сусле доводилось месяцами сидеть на жесткой диете. Неизбывное чувство голода терзало его днем и ночью, отчего идеолог, без всякого притворства, был до тошноты сварлив, необычайно мелочен и маниакально кровожаден. В качестве дополнительной нагрузки по линии профкома Сусле вменялось в обязанности служить секретарю Геронтобюро мрачной тенью, вечно плетущей козни и нашептывающей патрону на ухо всякие гадости про товарищей. Считалось, без тени авторитет у генсека будет не тот, вот Суслу и прикрепили. Вынужденный повсюду таскаться за шефом в инвалидной коляске на жестких рессорах, Сусло нажил устрашающих размеров геморрой, отчего окончательно обозлился на весь Дом.
— Какие у кого будут предложения, товарищи, гм? — промочив горло минералкой, спросил генсек и несколько раз смачно причмокнул губами. — Или кто-то из вас не согласен, что у Альцгеймера, Гуантанамать его за ногу, все козыри на руках?
— У какого Альцгеймера, Леонид Ильич? — чуть склонил трясущуюся голову набок главбух Красноблока. Его звали Косухой, он страдал от выпадения памяти и Паркинсона, вследствие чего ровным счетом ничего не помнил и вибрировал, когда ему на это пеняли.
— Тот, гм, о котором ты сам мне вчера талдычил, что у него, кроме козырной масти, припасено, гм, по тузу в каждом рукаве, — терпеливо, но со страдальческой миной, напомнил генсек и шумно высморкался.
— Не могу знать, — пробормотал Косуха и попытался промокнуть уголок трясущейся губы слюнявчиком, но, разумеется, вместо рта попал в нос.
— Как это, ты не помнишь? — молвил генсек с вялым упреком. — Я тебе о том Альцгеймере докладываю, который грозится мою дорогую Экономную Экономику своею Альцгеймерономикой мотовской на хрен натянуть и слить в унитаз…
— Каков наглец, — пробормотал Косуха и завибрировал.
— Без тебя в курсе, — откликнулся генсек язвительно. — Что будем делать, товарищи? Какие настроения в народе, товарищ, гм, Андроид?
— Стройбаны ропщут, — доложил, чуть привстав на великолепных, заказанных в Пентхаусе протезах, обер-соглядатай Красноблока. — Кто-то пустил провокационный слушок, что потребительская корзина рядового стройбана против той, что обещал обывателям Альцгеймер, по объему не дотягивает даже до уровня сумки от противогаза, полагающейся к ношению по Уставу…
— Клевета, — по-змеиному зашипел Сусло и закатил холодные рыбьи глаза под лоб. — Распустились. Раньше, при Отце и Учителе, незабвенном нашем В.В., за такие клеветнические речи в Заколоченную лоджию высылали…
— Еще по отекам перешептываются, что наш усредненный доход на душу населения… — продолжил обер-соглядатай, нервно поправив массивные очки в солидной роговой оправе, придававшие его грозному облику еще больше солидности.
— Ересь! — звонким фальцетом перебил Сусло. — Наш среднестатистический стройбан — атеист до мозга костей! У него нет и даже теоретически не может быть души! Инсинуации! Распустил ты стройбанов, Юрий Владимирович, совсем они у тебя потеряли…
— Надо бы дисциплину подтянуть, — нахмурился генсек. — Слыхал, товарищ Андроид, о чем тебе партия гутарит? Раз дисциплина хромает, сформируй из хромцов колонны, и на субботник в Заколоченную лоджию, снег, гм, разгребать. Остальных кто станет отлынивать — к зубному…
— Правильно, — главный идеолог Сусло захлопал в полупрозрачные ладоши. — Надо срочно порядок навести. А то, разболтались стройбаны совсем, Отца не чтят…
— Старые победитовые сверла давно затупились… — вздохнул Андроид, снимая очки.
— Новые завези, — свел свои внушительные брови генсек. — Мне тебя арифметике учить?!
— Инвалюты нет, — горестно покачал головой обер-соглядатай. — Пентхаус наш газ бойкотирует.
— Гады, — скрипнул зубными протезами импортного производства главбух Косуха. — Я вам об этом печальном факте, кажется, докладывал, Леонид Ильич…
— К тому же, моих самых отборных дантистов исключили из Ассоциации стоматологов, — закончил мысль обер-соглядатай. — Нам больше не отпускают сверла. Эмбарго…
— Это империалистический сговор! — пискнул Сусло.
— С Заколоченной лоджией тоже проблемы, — добавил обер-соглядатай мрачно. — Прогрессивная общественность требует, чтобы мы заколотили ее гвоздями.
— Это неслыханно! — задохнулся главный идеолог. — Какое беспардонное вмешательство во внутренние дела! Где же нам полоскать свое грязное белье?!
— Пока ультиматума не выполним, дырки от бублика не получим, не то, что клонированных куриных окорочков, — подвел невеселые итоги обер-соглядатай.
— Без Лоджии и дантистов — пропадем, — протянул генсек. Лицо его стало совсем потерянным. Инвалиды потупились.
— Без Лоджии попробуем обойтись, — энергично протерев линзы батистовым платком с вензелями, обер-соглядатай решительно вернул их на переносицу.
— Чем же ты ее заменишь, товарищ Андроид? — в слезящихся глазах генсека затеплилась робкая надежда.
— Буду ставить провинившихся в угол…
— И все?! — ахнул Сусло. — Ты в своем уме, товарищ Андроид. Мы тебя на кровавую Гэбню поставили, а не в яслях, сопливые носы утирать!
— Это будет не простой угол, а пятый, — с достоинством отвечал Андроид, внимательно изучая свои холеные ногти. — Его сначала понадобится найти. Поиски будут долгими и крайне болезненными, это я вам гарантирую, товарищи геронтократы.
— Вот это славненько! — воспрянул духом идеолог Сусло, и старцы оживленно зашептались.
— Не пойдет, — осадил их главбух Косуха.
— Это еще почему?!
— Оборудование пятых углов в казармах ляжет на наше народное хозяйство непосильным бременем. А оно и так — на ладан дышит…
В комнате для престарелых жильцов повисла зловещая тишина, прерывавшаяся хриплым астматическим дыханием старцев.
— А давайте радикально сократим число едоков? — подал раскатистый командирский басок верховный главнокомандующий кликой Агрессивных военруков. Как профессиональный военврал высочайшего ранга, он всегда был настроен весьма решительно и нередко колотил по столу для совещаний клюкой, на которую опирался при ходьбе.
— Каким это образом, товарищ Устим? — генсек с трудом приподнял натруженную левую бровь. Слишком массивная, она еле держалась на клею. — Скоро отпадет, — думал генсек с тревогой.
