— Ну и пускай тошнит, — бывало, вздыхал Отец. — У нас в Красноблоке быть технарем — единственный способ сохранить лицо и, соответственно, совесть — относительно чистой…

В конце концов, я уступил. Вскоре после этого Красноблок развалился, а Отец погиб при взрыве ПОЛЫНЕЙ. Я очутился на улице, как, впрочем, и большинство других стройбанов, так что — нечего мне жаловаться. Все хлебали по полной…

***

Мне надлежало срочно искать работу. От этого теперь напрямую зависела жизнь. Шутки кончились разом с Перекраской. Почему? Да потому, что домкомы Западного крыла свернули «рекламную акцию» по поставке к нам в казармы гуманитарной дыхсмеси, мотивировав свое решение тем, что, раз уж Красноблок исчез, то и качать, по большому счету, некуда.

К тому времени отечественные установки, мешавшие нашу паршивенькую местную дыхсмесь, которая централизованно подавалась в казармы, распределяясь в равных долях посредством кранов, торчавших из потолков, приказали долго жить. Давидовичи упразднили их в рамках борьбы с постыдной красноблочной уравниловкой. Отныне каждому стройбану предстояло самому заботиться о том, чем дышать, и что жевать. В остававшиеся от Красноблока репродукторы, по ним раньше транслировали торжественные марши, было объявлено: забудьте о халяве, товарищи, возьмитесь за голову и засучите рукава.

Первые два пожелания были исполнены нами без проволочек. Халява канула в прошлое вместе с изречениями Основоположников о равенстве и братстве, это мы уже поняли к тому времени. Ну а за головы взялись, когда появились первые шоковые терапевты. Засучить рукавов почти никто не успел. Зато у терапевтов они были заранее засучены.

Стресс — есть полезная реакция, помогающая организму выжить…

Ганс Селье, эндокринолог, директор

Международного института стресса.

III. Стройбан стройбану — ликантроп

Как я уже говорил, Перестановка стала органичным продолжением Перекраски, о чем было во всеуслышание объявлено Давидовичами. Но, перед тем, как к ней приступать, руководство наметило меры по радикальному сокращению числа прописанных в бывшем Красноблоке стройбанов. Это делалось, чтобы обуздать безработицу, свирепствовавшую в казармах из-за массового закрытия мастерских. Надо было что-то с этим делать? Разумеется, надо. Создавать новые рабочие места? Каким образом, если мы заморозили все наши стройки, прилепившись к Западному крылу на правах паршивой пристройки? Пускать проблемы на самотек было бы безответственно. Адекватным ответом вызовам, перед которыми очутилось Содружество Непродыхаемых Газенвагенов, стала Шоковая терапия.

Оперативно, как ополчение на подступах к Собору, некогда остановившее швабров Шпиля Грубого в шаге от наших главных тогдашних святынь, были сформированы бригады по оказанию скорой неотложной помощи тем стройбанам, кто нуждался в ней в самую первую очередь. В шоковые терапевты охотно брали попавших под сокращение оперативников Комитета жильцов-соглядатаев, так как они были физически развиты и закалены в аморальном плане. Их наскоро обучали приемчикам неотложной помощи, и бросали в бой, в депрессивные казармы и коридоры. Бывшие стройбаны сразу же прозвали этих решительных ребят тимуридами или тимуровцами, от имени председателя совета их отряда главного шокового терапевта СНГ Тимура Объегоркина-Голого. Зловещая была личность, доложу я вам, вспомню — вздрогну. Некоторые, счастливо пережившие то времечко стройбаны впоследствии оправдывали Голого, утверждая, будто он был по характеру добряком, просто ему спускали разнарядку из Пентхауса, где указывалось, сколько стройбанов надлежит подлечить в отчетном квартале, и он плакал, когда брал под козырек. Может и так, тут мнения сильно разнятся. Полковник, например, говорит, у Голых в роду по мужской линии всегда хватало психов, страдавших вспышками маниакальной мизантропии, зачастую перераставшей в натуральную ликантропию. Синяки, укусы и рваные раны — самое малое, что грозило тем беднягам, кто попадался Голым, когда у тех начиналось сезонное обострение. Порой, дело принимало столь серьезный оборот, что в окрестностях родового гнезда Голых пустели целые коридоры. Соседи массово бежали на другие этажи, не хотели, чтобы их растерзали. Родной дед главного шокового терапевта, даже фамилию поменял на Объегоркина, безуспешно пытаясь отделаться от ликантропической кармы. Не помогло. Ликантропия снова проявилась уже в третьем поколении, причем, в тяжелейшей форме.

Объявив устаревшие лозунги про равенство и братство дырявой ширмой, за которой насквозь прогнивший жильцененавистнический красноблочный Домострой скрывал свое полное моральные банкротство, Тимур Объегоркин-Голый провозгласил, что отныне и навеки вечные:

СТРОЙБАН СТРОЙБАНУ — ЛИКАНТРОП

В соответствии с этим мессиджем его подопечные из отряда тимуровцев начали шнырять по всему Содружеству Непросыхаемых Газенвагенов, тыча мощными электрошокерами в тех, у кого не было сил от них сбежать. Доходяг в отсеках хватало. У нас давно кончились запасы припасенного агрессивными военруками провианта, воздух был на исходе, и многие стройбаны еле ползали, как сонные мухи, готовые впасть в долгую зимнюю спячку. Они становились легкой добычей для тимуровцев, после оказания неотложной помощи, спячка становилась вечностью. Жертв было так много, что шоковые терапевты валились с ног. Но оно того стоило. Им платили сдельно.

Поначалу стало только хуже. Жизнь в казармах, и при Домострое весьма условно соответствовавшая этому понятию, превратилась в ад. Кроме опасности схлопотать удар током из-за угла, дышать сделалось совершенно нечем. Пряно-горьковатый смрад паленого мяса стоял буквально повсюду, некоторых, еще державшихся на ногах стройбанов, мутило. Они падали на колени. Тимуровцы только того и ждали. Тотчас набрасывались со всех сторон. Сыпались искры, вопли быстро обрывались, лишь изредка переходя в хрипы. Шутка ли дело, получить разряд в несколько тысяч вольт!

Тимур Объегоркин-Голый, часто появляясь в Криво-говорящих зеркалах, выступал с обнадеживающими заявлениями, обещая, все скоро наладится, только надо еще самую чуточку перетерпеть.

— Шоковая терапия пошла нам на пользу! — распинался Голый перед камерами. — Она заставила бывших стройбанов взбодриться, заново почувствовать вкус жизни. Это оздоровление, господа. Моя методика работает. Довольно с нас убогого Красноблочного Общака, угнетавшего в порабощенных жильцах индивидуальность наравне с духом свободного предпринимательства, выражающемся в нестерпимой жажде дышать за троих, а то и десятерых!

Еще одним популярным лозунгом того периода стало его изречение:

ШАРЕ — НЕТ!

КАЖДОМУ ЖИЛЬЦУ — ПО ИНДИВИДУАЛЬНОМУ ЗАГУБНИКУ!

— И, я вам торжественную клятву тимуровца даю, судари мои с сударушками: мы не свернем с намеченного пути, пока поголовно не превратимся в ликантропов до самого последнего стройбана! — потрясал холеными кулачками Голый, а его потная круглая физиономия лучилась непреклонной решимостью. Глядя в его гнусную харю скопца, я нисколько не сомневался, сам главный шоковый терапевт давно уже прошел все стадии перевоплощения в оборотня.

Поразительный нюанс. На первых порах, изнывавшие от жесточайшей гипоксии стройбаны, не пропускали ни одного публичного спича этого злобного евнуха, жадно глотая каждое слово, сыпавшееся из пухлого рта оратора. Если это был самогипноз, он имел устойчивый перверсивный привкус. Это было нечто вроде коллективной «сексуальной девиации», когда участники группового садомазохистского сеанса с элементами аутоасфиксиофилии, получают утонченное удовольствие по обе стороны экрана. Впрочем, вряд ли сам Тимур Объегоркин-Голый страдал от духоты…

Справедливости ради скажу: одновременно с введением неотложной помощи ослабшим стройбанам, шоковые терапевты организовали адресную поддержку малодышащих, которых тоже развелось немало. Помощь заключалась в том, что их поддерживали под руки по пути к Балластным шахтам, чтобы не спотыкались и не ошиблись, ненароком, адресом. Мера назрела давно, многие малодышащие почти не передвигались своим ходом, и народным дружинникам по охране общественного порядка, широко привлекавшимся к этой миссии, зачастую приходилось тащить малодышащих на собственном горбу. Кстати, примерно в это время из словосочетания народный дружинник исчезло прилагательное, его признали чересчур домостроевским. Чуть позже дружинников переименовали в насиловиков…