— А что, кстати, за проселок в тридцати километрах за мостом? — припомнил Сергей. — Сермяга говорил — там заброшенные лесозаготовки, но ведь он врал?

— Не врал, — хмуро ответил Лыткарев. — Там действительно лес валили. Лагерь там бывший.

Они вышли на улицу и на носках, стараясь не производить шума, побежали к дому номер 36. Сергей увидел, что «Фронтеры» перед домом уже нет. Когда они благополучно нырнули в калитку, он спросил об этом Лыткарева.

— По официальной информации, вы уехали, — сообщил он, — хотя вряд ли хоть кто-то в городе в это верит. На самом деле ночью вашу машину отбуксировали лошадьми. Сейчас она, должно быть, уже на дне озера.

Сергею представилась эта картина: в черной ледяной глубине — вросшие в ил ржавеющие остовы машин, сошедших с конвейера в разные десятилетия и в разных странах; подводное кладбище, могильные памятники всем, кто приезжал в Игнатьев за последние 40 лет…

— Ждите здесь, — продолжал Лыткарев, — сейчас я привезу велосипед и захвачу еду вам в дорогу.

— А… она не помешает? — спросил Сергей. Он бессознательно поддался древнему суеверию, запрещающему произносить имя упыря, чтобы не привлечь его.

— Она спит. И я запер ее так же, как вы меня накануне, — невесело усмехнулся он.

— А окно?

— Стекло еще не поменяли, она не полезет через осколки. Она и так уже вчера порезала ноги. У них ведь раны сами не заживают.

— Тоже нужен донор? — догадался Коржухин.

— Да, хотя, если рана не слишком серьезна, для донора это не смертельно — он просто будет долго болеть. Но все равно, нужна милость верхушки… Ладно, не будем терять времени.

Он вошел в дом, а Сергей и Петька остались снаружи.

— Их ведь не посадят? — спросил мальчишка. — Моих родителей?

— Не должны, — ответил Сергей. — Они же сами никого не убили.

Он попытался представить, как же может выглядеть судебный процесс над игнатьевской верхушкой. Ведь юридически они мертвы и, следовательно, неподсудны. Может, их уничтожат прямо здесь, без суда и следствия, пользуясь тем, что юридически это, опять-таки, не убийство? Или специально ради них внесут изменения в закон? В Америке бы, наверное, раскопали прецеденты времен средневековых процессов над ведьмами… А правозащитники бы устраивали демонстрации в их защиту. «Бред, — решительно подумал Сергей. — Какой все-таки бред. Все бы отдал, чтобы сейчас проснуться.»

Из дома вышел Николай Кондратьевич, свозя велосипед по ступенькам крыльца. К раме возле руля была привязана сумка со снедью.

— Там водочная бутылка, но вы не думайте, в ней вода, — предупредил Лыткарев. — Просто другой тары не нашлось.

Сергей с сомнением провел рукой по растрескавшейся коже седла.

— Конечно, дареному коню и все такое, но вы уверены, что он исправен? Когда я лазил в кладовку, вид у него был не ахти…

— Во времена моей юности вещи делали прочными и надежными, — ответил Лыткарев с некоторой все-таки обидой в голосе. — Я смазал его и накачал шины, так что все будет нормально.

Они вышли на улицу.

— Ну… — начал Николай Кондратьевич, протягивая руку Сергею.

И в этот момент ночную тишину вспорол треск мотоцикла.

— А, ч-черт! — Лыткарев сорвал с плеча ружье. — Ваш побег заметили.

— Может, это не сюда? — с робкой надеждой предположил Сергей.

— Куда же еще… Другой дороги из города нет.

Быстро приближавшийся рев мотора был лучшим доказательством его слов. Сергей, ухватив за руль велосипед, рванулся к калитке, но Лыткарев сквозь зубы бросил: «Поздно, он нас уже видит». Самого мотоцикла, однако, видно не было — не зажигая фары, он несся по улице Ленина, словно призрак. «… коммунизма», — мысленно добавил Сергей, хотя ситуация к шуткам не располагала. Тот, кто сидел за рулем, не испытывал особой нужды в свете. Николай Кондратьевич без особой уверенности пытался прицелиться на звук.

— Петька, фонарь! — крикнул Сергей, протягивая руку.

Но Петька сам вскинул руку с фонарем и нажал на рычажок. Луч света мазнул по коляске близкого уже мотоцикла (в ней сидел сержант, которого Сергей уже видел в милиции), а затем выхватил из темноты руль и неестественно бледное лицо Сермяги.

— В голову! — крикнул Коржухин, вспомнив, что в ужастиках зомби убивали именно так. Его крик слился с другим — «Бросай оружие!»; это кричал напарник Сермяги.

Практически в ту же секунду громыхнул выстрел. Правый глаз Сермяги превратился в черно-багровую дыру диаметром с днище стакана; его голову мотнуло назад.

— Ах ты сука! — взревел Сермяга, продолжая держать руль левой рукой, а правой полез за пистолетом. Но прежде, чем он успел навести оружие, во тьме сверкнул другой выстрел — это стрелял второй сержант. Пуля свистнула над правым плечом державшего фонарик Петьки. Мотоцикл был уже метрах в семи.

Лыткарев перевел прицел ниже и выпалил из второго ствола. В тот же миг громыхнул взрыв: пуля угодила в бензобак. В ослепительной вспышке пламени брызнули в стороны раскаленные куски железа; тело Сермяги, разорванное надвое, подбросило вверх и швырнуло, объятое пламенем, на асфальт. Мотоцикл завалился на правый бок, проскрежетал по инерции коляской по асфальту и остановился напротив калитки дома номер 35 на другой стороне улицы, продолжая гореть. Ручейки пылающего масла, словно щупальца, потянулись к деревянному забору.

— С семнадцати лет ружья в руках не держал, — качнул головой Лыткарев. Он переломил двустволку, сунул руку в карман и вогнал в стволы два новых патрона. Мера была своевременной, ибо вдали уже слышался стук копыт.

— Раз пули их не берут, бейте по лошадям, — посоветовал Сергей.

— Пешком им велосипед не догнать. Да, но как же вы? — сообразил он.

— Обо мне не беспокойтесь, — мрачно произнес Лыткарев классическую фразу и повернулся к мальчишке: — Петя, а ты беги отсюда сейчас же. Ты же видишь, это уже не игрушки.

— Вот еще, — фыркнул Петька. — Я вам нужен. Если что, вы скажете, что взяли меня в заложники.

Сергей сомневался, что это поможет, однако перекинул ногу через раму. В этот момент он, однако, понял, что стук копыт приближается не из центра, а, наоборот, с окраины. Петька и Николай Кондратьевич тоже это поняли и развернулись в ту сторону. В багровых отсветах пламени фигура всадника казалась воистину апокалипсическим зрелищем. Всадник крикнул: «Сдавайся, контра!», а затем выстрелил, и пуля прошла над головой Лыткарева. «Может быть, они специально не бьют прицельно? — подумал Сергей. — Потому что им нужны живые доноры.» Лыткарев выстрелил, и лошадь с коротким предсмертным ржанием кувырнулась через голову, вмазывая седока в асфальт.

Однако тот выбрался из-под лошадиной туши. Его череп был раскроен, и из трещины вытекала бурая жижа, но он встал и поднял пистолет.

Сергей, презирая себя, дрожащей рукой перекрестил монстра.

— Дурак, — сказал тот. — Бога нет.

Лыткарев выстрелил опять, и оружие врага отлетело в траву вместе с двумя пальцами. Мертвец нагнулся, чтобы подобрать пистолет другой рукой. Лыткарев быстро перезарядил ружье и выстрелил снова, сразу их двух стволов. Отстреленная по локоть левая рука мертвяка повисла на сухожилиях, но он, наклонив голову, побежал вперед. Лыткарев снова выпалил дуплетом. Нога мертвяка подломилась, и он упал на асфальт, но продолжал двигаться ползком. Тогда Лыткарев вогнал еще две пули в уже разбитый череп, и тот разлетелся на куски. Безголовое тело конвульсивно дергалось, словно по нему пропускали ток, но уже не пыталось ползти.

Лыткарев отер пот со лба, а потом полез в карман за новыми патронами. Тут Сергей заметил краем глаза какое-то движение, повернулся и вскрикнул.

Сержант, напарник Сермяги, охваченный пламенем, поднимался на ноги. Огонь яростно пожирал его проспиртованную плоть, и Сергей отчетливо видел черную бугристую корку на месте лица и волос, однако это не помешало мертвяку навести револьвер — похоже, это был «наган», служивший своему хозяину еще с тридцатых — на Николая Кондратьевича, который уже никак не успевал зарядить ружье.