– Я не собираюсь, – мрачно ответил Вульф, – тратить деньги, пока не знаю, что именно хочу за них получить. Даже если это деньги клиентов. Коль скоро есть шанс разоблачить отравителя, просто выяснив, кто покупал цианид или где его могли раздобыть известные нам личности, то это работа для мистера Кремера и его двадцати тысяч сотрудников. Несомненно, полицейские уже сделали все, на что способны, в этом направлении и во многих других, – иначе он не стал бы мне звонить, взывая о помощи. Единственный, кого я хочу увидеть утром… Кто же это? Кто придет в одиннадцать?

– Дебби. Мисс Коппел.

– Ты мог бы сначала назначить мужчинам. Ведь есть шанс, что мы раскроем дело, не дойдя до женщин. – Он уже стоял у двери в прихожую. – Спокойной ночи.

Если бы спустя тридцать три часа, в четверг, кто-нибудь захотел узнать, как обстоят дела, то мог бы удовлетворить свое любопытство, заглянув в столовую и понаблюдав за поведением Вульфа во время обеда, состоявшего из кукурузных оладий с осенним медом, сосисок и целой миски с салатом. За едой он всегда бывает экспансивен, разговорчив и добродушен, но сейчас был угрюм, хмур и раздражителен. Фриц не на шутку расстроился.

В среду Вульф занимался мисс Коппел с одиннадцати до часа, мисс Фрейзер – с двух до четырех, мисс Вэнс – с восьми тридцати вечера до одиннадцати, Натаном Траубом – с полуночи, а Талли Стронгом – в четверг, с одиннадцати утра до обеда.

Я исписал сотни страниц блокнотов, но там нет абсолютно ничего интересного.

Разумеется, пробелы были заполнены, но чем? Мы даже получили признания, но в чем?

Билл Медоуз и Натан Трауб признались в том, что часто играют на бегах.

Элинор Вэнс поведала, что ее брат занимается гальванопластикой и, насколько ей известно, часто использует материалы, содержащие цианид.

Маделин Фрейзер открыла нам, что не может поверить, будто кто-то добавил яд в одну из бутылок и ему было все равно, кому из четырех участников передачи достанется отравленный напиток.

Талли Стронг сообщил, что полиция обнаружила его отпечатки пальцев на всех четырех бутылках. Он дал этому такое объяснение: пока врач, опустившись на колени, осматривал Сирила Орчарда, он, Стронг, пришел в ужас от мысли, что с «Хай-Спотом», продукцией самого важного спонсора, что-то не так. В панике он схватил все четыре бутылки, ибо у него возникла идиотская идея спрятать их где-нибудь, но мисс Фрейзер и Трауб отняли у него бутылки и вернули на стол. Это признание выглядело особенно любопытным, поскольку подсказывало, почему исследование отпечатков пальцев на бутылках ничего не дало копам.

Дебора Коппел созналась, что хорошо разбирается в цианидах, их применении, воздействии, симптомах отравления, дозах и доступе к ним, потому что много читала о них после смерти брата, шесть лет назад.

За все время работы с этими людьми Вульф показал себя несносным всего два раза, когда расспрашивал о смерти Лоренса Коппела сначала Дебору, его сестру, а потом Маделин Фрейзер, его вдову.

То обстоятельство, что в связи с именем мисс Фрейзер снова упоминался цианистый калий, представляло собой лакомый кусочек для газет в течение последней недели. Один бульварный листок опубликовал даже статью эксперта, рассуждавшего о том, действительно ли шесть лет назад имело место самоубийство, хотя ни тогда, ни потом даже вопроса такого не возникало.

Однако Вульфа интересовало другое. Лоренс Коппел умер у себя дома, в маленьком городишке Флитвилл, штат Мичиган. Вульф желал знать, не было ли во Флитвилле или его окрестностях кого-нибудь, носившего фамилию Орчард, или имевшего родственников с такой фамилией, или сменившего свою фамилию на Орчард.

Не знаю, с чего ему пришло в голову, будто это стоящая идея, но он без конца с ней носился и сделался совершенно несносен. Вульф так долго донимал этим Маделин Фрейзер, что к четырем часам, когда наступало время дневного свидания с орхидеями, ничего не спросил у нее о скачках.

Кроме бесед с пятью кандидатами в тот день, ночь и утро произошли и другие события. Мы с Вульфом обсуждали многочисленные способы, которыми решительный и умный субъект способен раздобыть цианид, а также получить доступ к бутылкам в холодильнике студии радиовещания. Говорили мы и том, стоит ли пытаться выудить у инспектора Кремера или сержанта Пэрли Стеббинса какие-то сведения об отпечатках пальцев. Все эти рассуждения дали нам не больше, чем собеседования.

Дважды напоминал о себе по телефону Кремер, звонил Лон Коэн и кое-кто еще. Кроме того, нам обещал нанести визит профессор Ф. О. Саварезе.

Требовалось также организовать встречу с Нэнсили Шепард, но тут возникла заминка. Мы знали о ней все: ей шестнадцать лет; она живет с родителями на Уиксли-авеню, 829, в Бронксе; у нее белокурые волосы и серые глаза; отец ее работает на складе. Телефона Шепарды не имели, так что в четыре часа в среду, когда отбыла мисс Фрейзер, а Вульф поднялся в оранжерею, я вывел из гаража машину и отправился в Бронкс.

Многоквартирный дом под номером 829 на Уиксли-авеню принадлежал к числу тех, где люди живут не потому, что им так хочется, а потому, что другого позволить они себе не могут. Дому следовало себя стыдиться, и, вероятно, так и было.

Я нажал кнопку, рядом с табличкой «Шепард», но щелчка, с каким открывается замок, не последовало, так что я отправился в подвальный этаж на поиски уборщика. Он вполне гармонировал со зданием.

Уборщик сказал, что я поздновато спохватился и зря звоню Шепардам. Они три дня как уехали. Нет, не вся семья, только миссис Шепард и девочка. Он не знает, куда они уехали, и никто здесь не знает. Кое-кто думает, что они смылись, а другие считают, что их замели копы. Лично он полагает, что они мертвы. Нет, мистер Шепард жив. Он каждый день возвращается с работы вскоре после пяти, а уходит каждое утро в половине седьмого.

Я взглянул на свои часы: без десяти пять. Я предложил уборщику доллар за то, чтобы он поболтался неподалеку от входа и дал мне знать, когда появится Шепард. Его взгляд подсказал мне, что я зря потратил по крайней мере полдоллара из денег клиентов.

Ждать пришлось недолго. Когда я увидел Шепарда, то понял, что зря оторвал уборщика от работы: расстояние от бровей до волос у отца семейства было таким же, как до подбородка, – этого хватило бы для беглого описания. Кто бы ни спроектировал это лицо, он начисто утратил чувство пропорции. Когда Шепард собирался войти в вестибюль, я возник перед ним и осведомился:

– Мистер Шепард?

– Убирайся! – рявкнул он.

– Моя фамилия Гудвин, и я работаю на мисс Маделин Фрейзер. Как я понимаю, ваши жена и дочь…

– Убирайся!

– Но я только хочу…

– Убирайся!

Он не дотронулся до меня и не оттолкнул плечом, так что непонятно, каким образом ему удалось пройти в вестибюль, не соприкоснувшись со мной. Однако он это проделал и вставил ключ в замочную скважину.

Конечно, у меня имелась дюжина вариантов, начиная с того, чтобы схватить его за ворот, и кончая тем, чтобы дать ему в челюсть. Однако таким образом я выпустил бы пар, но ничего не добился бы. Стало ясно, что пока папаша в сознании, он и не подумает сказать мне, где Нэнсили, а будучи без сознания, не сможет этого сделать. Я сдался.

Вернувшись на Тридцать пятую улицу, я оставил автомобиль у обочины, направился в кабинет и набрал номер Маделин Фрейзер. Ответила Дебора Коппел, и я спросил у нее:

– Вы в курсе, что Нэнсили уехала? Со своей матерью?

Да, сказала она.

– Вы об этом не упомянули, когда были у нас сегодня утром. И мисс Фрейзер тоже.

– Не было причин упоминать об этом, правда? Нас не спрашивали.

– Вас спросили о Нэнсили, вас обеих.

– Но не о том, не уехала ли она и где находится.

– Тогда могу ли я спросить вас сейчас? Где она?

– Я не знаю.

– А мисс Фрейзер?

– Нет. Никто из нас не знает.

– Откуда вы узнали, что она уехала?

– Она позвонила мисс Фрейзер и сказала, что уезжает.